Той зимой я носила красное. Знаю, звучит шикарно, но на самом деле ничего более убогого, чем мой тощий пуховичок и ботинки из кожзама в целом городе не найти. Спасало меня только мамино наследство. Кудрявые блестящие волосы невзрачные, но правильные черты лица и правило: «Детали решают все». Каждое утро я мыла волосы водой с лимонным соком, красила ресницы дешевой тушью и декорировала убогую одежку пушистым ангорковым шарфом, который коллеги подарили, скинувшись, мне на день рождения.
Я одевалась в секонд хэндах, и без ложной скромности признаюсь, выходило у меня неплохо. Шерстяная юбка в клетку, почти как у «Барберри» не только грела, но и подчеркивала стройные лодыжки. Клеенчатая «лаковая» сумка удачно вписывалась в стиль «винтаж» и вмещала все необходимое, от пластикового ведерка из-под майонеза, в котором я носила на работу обеденную гречку, до громоздкого мобильного телефона, архаичность которого можно даже было счесть причудой интеллектуалки. За 50 рублей я нашла во «ФрикФраке» (как это точно! Клоунские фраки для несчастных фриков) бежевый шерстяной пуловер. Несколько взмахов ножницами и получилось шикарное декольте. Жаль только, использовать этот соблазнительный вырез можно лишь стырив у Нелли лифчик «вондербра» на вечерок. Обычно я просто одеваю под пуловер белую папину рубашку, перекроенную под мои узкие плечики.
Разнылась что-то, прям сиротка…
Той зимой я носила красное. Может, это меня и спасло. Февральским вечером я шла с работы пешком. Темно, слякотно, но проносящиеся по шоссе машины освещали путь и даже как будто составляли мне компанию, некоторые даже бибикали ободряюще. Я машин не боюсь, они как будто существуют отдельно от хозяев, похожи на добродушных лошадей, впряженных в городскую суету. Каждый вечер мы с ними добирались до дома, наблюдая смену времен года, переговариваясь, смеясь над особенно нелепыми хозяйками-автолюбительницами (ну разве не глупо? Курицу пустили управлять лошадью), мечтая об особенно симпатичных хозяевах-автомобилистах. Не знаю, кто из хозяев этой жизни сидел в тот вечер за рулем – трусливая курица с буквой «У» на заднем стекле или пьяный барин…
Ничего особенного рассказать об этой аварии не имею. Я шла-шла, вглядываясь в слякоть, а потом – БУМ! – резкий толчок, вспышка света, ледяная каша царапает ладони, я думаю о светлой юбке почти как у «Барберри».
Судя по всему, я потерла сознание на несколько часов. Во всяком случае, машины уже проносились редко, где-то вверху, надо мной. Пошевелиться больно. Ноги окоченели. Хорошо, что упала на спину – можно перед полным переохлаждением полюбоваться на звезды.
И беспомощного забытья меня вырвали голоса. Мужчины. Молодые мужчины. Собираю все силы, чтоб крикнуть, но горло не слушается и вырывается только жалкий всхлип. Надо мной остановились несколько сигаретных огоньков. Посовещались тихо, удивленно. Посветили мобильником. Счастье, что я вырубилась, а то бы добили. Счастье, что ходила в страшненьком пуховике. Забрали только шарф и сумку.
Следующее воспоминание – глубокой ночью, в самый темный час. Дымчатую плотно-серую тьму прорезают лучи фар и веселый гогот. Струйка журчит. Еще одна. Черт с ним, пусть делают что хотят, но я хоть попытаю счастья.
- Ы-ыыы… - это только у меня в голове. Горло не случается. Никакого звука.
- Слышь, Шурик! Че там красное? Чемодан кто-то выбросил.
- Гы! Валя, как ты рулишь такой пьяный?
- А у меня все гаишники куплены. Слышь, Шур, тут девица. Мертвая что ли?
- Не трогай, дурак! Валим отсюда. Пьяный за рулем, девка мертвая… На хрен надо. Заплечную выкинули поди…
- Шурик, не ссы, пардон за каламбур. Иди, девица живая, ща потащим ее в машину.
- Ы-ы-ыы… - боль продрала мне горло.
«Ну и видок, должно быть. Грязная девица в старом пуховике орет, как бешеная», - ха-ха, незамужнюю девушку мысль о внешности в присутствии мужчин не оставляет даже в такой плачевной ситуации. Я вырубилась от боли, недовольная своей внешностью.
Очнулась в палате. Одиночная, шторы дорогие, телевизор. Как там? Шурик, Валя, все гаишники куплены? Рыцарь на белом коне, стало быть. Удалой и благородный. Заплатил за больничку.
Грудь сдавливает тугая повязка. Ребра, значит, сломаны. Руки вроде целы. Пальцы ног шевелятся. Голова вертится. Ладно, все основное при мне.
Дверь тихо открылась, и в палату крадучись вошел Высокий Блондин. Мама дорогая! Я в раю. Канонический Высокий Голубоглазый Блондин в стального цвета костюме и бледно-розовой рубашке прокрался в мою палату с букетом роз. Неужто добрый Валя спасет меня от скупой Нелли и чудовищных красных пуховичков. Мы будем жить на маленьком острове в оффшорной зоне, пить Пина Коладу и запретим красный цвет…
- Рад видеть, что вы очнулись, - он очаровашка! Улыбка как у Бреда Пита. – Разрешите представиться…
- Валя?
- Э-кхм…Точно. Так вы все помните? Мы с Шуриком вас нашли на дороге. Перелом трех ребер. Вам повезло, дела были плохи, еще чуть-чуть бы и…
- Шурик ваш, конечно, тот еще джентльмен, - нежно улыбнулась я. – А вам спасибо, что настояли… У вас машина белая?
- Б-белая, вообще-то, да.
- Вы мой рыцарь на белом коне.
- Ой, да что вы. Так поступил бы каждый.
- Вот Шурик ваш…
- А он, кстати, первый к вам хотел прийти, попроведать – цветы, вот, купил. Но его срочно вызвали в офис и отправили в командировку.
- Ну и Бог с ним. Я рада, что вы пришли один.
- О, что вы, с Шуриком было бы весело. Вы на него не сердитесь, а? Он добрый малый, у всех бывают проколы. Л-ладно, вам нельзя долго… Пойду. Завтра навестим вас.
- Я буду ждать. Тебя.
Назавтра никто не пришел. Странно, что Нелли меня не нашла. Она, конечно, тварь редкостная, но отца любила. И в память о нем прибежала бы… Они не знают, кто я. Документы были в сумке. Странно, что Валя не расспросил у меня. Впрочем, я и сама не узнала, что за имя такое – Валя? Тоже мне, святой... Ну и ладно. В остальном очень перспективный молодой человек.
На следующий день в палату ворвался отвратительно жизнерадостный коротышка в тертых джинсах и свитере а ля «бабушка вязала». Яссна… Шурик. Так я и думала, они с Валей – две противоположности. Тот высокий и стройный, скандинавского типа, робкий, чуть не заикается, тонкая натура. Этот коренастый, с черными кудрями, глазки бегают, как маслины по тарелке. Вместо цветов принес шуршащие кульки из супер-маркета - еще б с авоськой пришел.
- Дорогая моя, друг поведал, что вы живы-здоровы, прошу прощения, что не нанес визит раньше, мой шеф – бесчувственная скотина – сослал в командировку как раз в тот момент, когда душа моя устремилась в эти палаты. Ничего палатка, да?
- Да, все очень мило, - с прохладцей ответствовала я. – А вы, должно быть, работаете лесничим? Только что из тайги?
- О, крошка из кювета показала зубки, значит, дела идут на поправку, рад за вас. Позвольте отрекомендоваться, меня зовут…
- Шурик, я знаю.
- Хм… Шурик? – кудрявчик надул губки и задумался. – На да… конечно… Шурик… А давайте лучше Александр. Тогда уж. Будем знакомы?..
- Мила.
- Милая Мила… Вдоль дорог ходила, - коренастый все еще был в некоторой задумчивости.
- Ладно, Милочка, после меня зайдет сестра. Медицинская, не моя сестра! Так вот, скажете ей еще и фамилию, телефончик, адресок. Наверняка, у такой милой барышни есть, кому волноваться о пропаже. А пока вот вам мои гостинцы… От Шурика, так скать…
В шуршащих пакетах, как и ожидалось, оказалась жирная украинская колбаса, салатик «оливье», куриная ножка и прочая снедь, которую я на дух не переношу. Мне бы гречки. Ладно, хоть апельсины принес.
Далее последовал сюрприз. Простоватому Шурику было смекалки не занимать – принес свежие газеты, несколько глянцевых журналов.
- Свежая пресса. Не знал, что вы предпочитаете.
Затем из шуршащего кулька появились книги.
- Ну, я взял в расчете на разный интеллектуальный уровень, - вот хамло! – Женские детективы, Коэльо, как стать стервой – эту, может, и зря взял, - ну и, вдруг заинтересует: «Баудолино» Умберто Эко.
Что ж, прощелыге надо отдать должное. «Баудолино» я страшно хотела почитать, но в магазинах книга по-прежнему стоила слишком дорого для меня.
- Спасибо, Шу… Александр, Эко будет для моего неокрепшего интеллекта в самый раз.
- Рад стараться. Что ж, побегу! Труба зовет. Леса, так скать… Желаю скорейшего выздоровления. Ciao, bella!
К моему облегчению, скользкий Шурик больше не появлялся. Зато Валя приходил каждый день. Приносил розы и книги. Я перечитала всего Эко и даже взялась за «Улисса», до которого – к стыду своему – не дошла даже в студенческие годы. С филфаком у меня ассоциировались только вечеринки, шоппинг и веселое прожигание жизни. Это потом пришлось распродать шмотки и экономить каждую копейку. На зарплату учительницы шибко не разгуляешься.
Когда меня выписали, время как будто повернуло вспять. Валя водил меня по магазинам. На его добродушном белом фордике мы ездили обедать в загородные рестораны. У него было много свободного времени, потому что Валентин Алексеич еще не определился, кем хочет стать, «когда вырастет». Его папа качал в Баку нефть (так что Шурик в свитере приезжал не совсем из леса, он работал кем-то вроде смотрителя нефтяных вышек у Алексея Григорьича). Папа был страшно занятой и несколько раз отменял шикарные приемы, потому что вынужден был лететь в Баку (видно, Шурик справлялся не очень-то). Но сама мысль, что Валентин готов представить меня своему отцу, грела и обещала радужные перспективы.
Оказалось, я не разучилась шикарно одеваться и кое-какие бутики находятся на том же месте, что и во времена моей веселой юности. Я получила в подарок два коктейльных платья от Шанель и даже записалась в очередь на безумно дорогую сумочку.
Мы ходили на закрытые вечеринки в клубы, о существовании которых я и не подозревала. Там тусовались теледивы и сладкие мальчики, о которых пишут в таблоидах. Мы завтракали в ресторане на вершине небоскреба манной кашкой со свежей клубникой за 50 евро. Это была летняя сказка! Сон, в котором роскошные подробности сливались в одну искрящуюся карусель с золотыми пузырьками шампанского.
В конце августа Валя повез меня смотреть легендарную Рублевку. Ничего особенного – охрана на въезде, грандиозные коттеджи, много безвкусицы, но есть и очень стильные домики. Нас ждала барбекью-пати в усадьбе с небольшим, но со вкусом разбитым английским садом. Сначала кажется, что это первозданный лес. И лишь потом понимаешь, что план сада тщательно продуман, ручьи проложены, пышные травы цветут в строго определенной очереди, а живые изгороди начинают краснеть и желтеть ровно тогда, когда им повелел неизвестный садовник.
Строго говоря, это была не барбекью-пати, а чинный обед с пятью переменами блюд за полностью сервированным столом под белым шатром. Гости блистали отбеленными улыбками, гостьи – неброскими колечками и кулонами с брюликами. (Брюлик-пати, ха-ха! Это будет точнее)
- Пу-упсик, видел тачку у Катюхи? Ну не могу я больше ездить на этой банче, - отполированная блондинка нежно касалась классным бюстом руки своего пуу-псика.
- Мариш, ну как этот салон? Адвокат им исполнил?
- Да я, б…дь, с землей сравняю эту прош…ку! Они думают сломать ноготь, а потом обхамить им с рук сойдет?
- Милочка, что у вас за туфельки? Не могу вспомнить, у кого в прошлом сезоне видела такие… Чу? LV?
Меня это кудахтанье достало.
- С вашего позволения, мне надо отлучиться.
- Мил, ты далеко?
- Припудрю носик. А потом пойду прогуляюсь. Хочешь – присоединяйся через пару минут.
В гостевом туалете царил прохладный полумрак. Только огромные овальные зеркала освещали по краям целеустремленные крошки-лампочки, как в театральной гримуборной. Я сняла злосчастные туфельки (от, всего лишь, родного «Карнаби»), и ступни благодарно отозвались на прикосновение прохладного черного дерева. Я задвинула их под умывальню. Покружилась немного по огромному туалету, больше похожему на будуар минималистки, и зашла-таки в кабинку, едва прикрыв дверь.
- Кать, так что там с Валечкой, ты у Шурки не спросила?
- Не спросила, эта на нем просто висит.
Интересно, что за девица польстилась на нашего Шурика. И что это Катька делала в Баку, откуда он носа не кажет вот уже два месяца.
- Ну интересно все-таки, он Танюше предложит наконец?
- Да куда он денется. Уж два раза откладывал, чего тут думать еще.
- Да уж… Терпеть приходится. Нашел себе новую страсть. Ничего, еще месяцок и надоест ему. Как натура увлекающаяся, Валечка скоро захочет чего-то новенького.
Фууть! Ш-шшух!
- Ух! Хороший матерьяльчик.
- Не говори, сразу бодрость духа нахлынула. Пошли, а то пупсик потеряет меня.
Я в этом шикарном туалете пережила самые страшные минуты своей жизни. Куда хуже, чем в придорожной канаве. Значит, я – увлечение? Значит, Танюша там какая-то ждет и дождется? Ну дождутся они у меня. Хватить сидеть, пора действовать. Все же за любовь надо бороться.
Честно говоря, я особо не думала, люблю ли я Валентина. То есть, вопроса такого не задавала себе в принципе. Он мой принц на белом коне. Он меня спас. Он хочет быть со мной. Мне с ним хорошо. Я о нем забочусь…
А он, бедный мальчик, тяготится в это время обещаниями какой-то Танюше. Он не может порвать узы честного слова, данные до встречи со мной. Мой робкий скандинав. Мой рыцарь без страха и упрека… Теперь я тебя спасу!
Я рванула в сад, лихорадочно обдумывая, как помочь бедному Вале. За живой изгородью ритмично постанывал разомлевший «пупсик». Кажется, кому-то достанется новая машинка.
- Сделай ярче, малыш! Фейерверк!
Что? Валя? Это ж его коронная фразочка. Сати-ир! Или нет? Это Танюша оказалась среди гостей и устроила ему парад-алле с фейерверком из глаз!
- Так-так, малыш! Валечка любит фейерверки, - пока я крадучись обходила изгородь, ни одной блестящей фразы у меня в голове не родилось.
Хм, перед изящной белой скамейкой на коленях стояла изящная кореяночка – эта, Аня. А на скамье восседал… Шурик. Я от стыда приросла к месту и только пялилась на ее нежный профиль, на маленькие ручки, сжимающие… Э… Впрочем, что они сжимали, то постепенно сжималось, теряя к происходящему интерес. На лице у Шурика, тоже ничего интересного не отражалось.
- Милочка, если я правильно помню? – сухо заметил он, нарочито медленно заправляя белую рубаху в брюки. – Барышня, вы, видно, существенно продвинулись в плане информированности, но остались хамкой, как и прежде. Какого черта?
- Шурик, простите, я…
- Так Шурик или Валечка, вы уж определитесь, как меня будете звать-величать.
- Валь, я пойду, - тихо пробормотала зардевшаяся Аня и гибкой лаской ускользнула в сад.
- Валя?
- Милочка?
- Ты же Шурик… - в голове закружилась блестящая карусель. Пузырьки шампанского. Странная робость моего первого визитера в больнице… Я ведь сама назвала их, не дала представиться… Книги… Энергичный и самоуверенный «Шурик». Белый принц. Милая Мила, вдоль дорог ходила… Спроси у Шурика… Танюша…
- Окей, Валентин. Или лучше Александр? Вас, стало быть, ждет Танюша. Ждет от вас предложения. А вы тут девушку принуждаете к… к… фейерверкам!
- Дура вы, Милочка. Хамка и дура. Танюша ландшафтный дизайнер. Я ей предлагал оформить мой сад, но не был уверен, сделать японский или английский, вроде этого. – Валентин приосанился, - Между прочим, второй раз отложил проектировку сада из-за вас. Поверил – о, святая простота! – что судьба прислала мне верный знак. Все-таки найти 14 февраля девицу прямо на дороге, недурственную девицу, хоть и в жутком виде, надо сказать… Но сердцу не прикажешь. Ты своего спасителя сама выбрала. Тогда, в больнице. Каждому свое, так скать… И слава богу. За сим откланяюсь.
Бред какой. Как стыдно. Как несправедливо. Точнее – справедливо. Я хамка с большой дороги. Слепая дура. Курица с буквой «ду» на лобовом стекле. Не дала ему ни единого шанса. Высокомерная Милочка. Даже если б это был Шурик, разве не заслуживал он снисхождения? И поделом тебе. С настоящим Шуриком ничего не склеится. Мало того, что он малодушно врал мне столько месяцев, так он еще и славится бабником. Они же все смеялись над ней. Они знали, что он не Валя! Все эти светские кумушки, при мне обсуждавшие многочисленных этих Шурика. А я хихикала вместе с ними, не понимая, как глупа, как бесконечно глупа моя роль.
К счастью, мне хватило ума не бросить работу. С первого сентября я вернулась в свою школу. Продала все дорогие шмотки, и даже очередь на сумочку. Наши миры пересеклись лишь потому, что двум пьяным пупсикам захотелось отлить прямо на февральском ночном шоссе. Теперь нет никаких шансов встретиться. И слава богу. Каждому свое.
Господи, я эту исповедь писала всю ночь. Машина времени, в полном смысле слова. Прокрутила в голове год жизни, но съела драгоценные часы сна. Пора собираться в школу. Надо же, ведь сегодня 14 февраля. Вот хорошо бы прийти вечером и записать…
К вечеру потеплело, на улице снова слякоть. Сапоги, вон уже все в грязи, остатки роскоши. Что-то я разбаловалась – на что жить-то буду? Ладно, поймаю лошадку. Алле, ребята, куда мчитесь? О! Красная машинка – на удачу.
- Валентин?
- Садись, Милочка. Видно, судьба такая. Я ведь сад так и не заложил. Расстроился очень, полгода у отца в Баку провел, пахал как черт. А вчера вдруг подумал, вдруг судьба дает второй шанс. Тебе, хамка с большой дороги. И мне…