Феликс Февраль 2nd, 2011, 4:47 pm
(Продолжение)
Как и обещала Гортензия, узкая, едва приметная дверь в стене, окружавшей дворцовый сад, в тот день не охранялась. Беглянки пересекли небольшой пустынный луг и углубились в городские кварталы.
Королева почти тотчас же пожалела, что покинула безопасность и роскошь дворца. Обступавшие ее теперь низкие, аляповатые дома казались в неверном лунном свете враждебными и полными угроз. Люди были сплошь отвратительно одеты, попадались пьяные, горланящие песни. Пара подвыпивших молодцов перегородила дорогу.
- Куда путь держим, красавицы? – весело крикнул один из них, качаясь от вина, будто куст от ветра. – Айда с нами! Мы такой кабачок знаем – зашатаешься! Угощение за наш счет.
Королева в страхе стиснула локоть служанки.
- Ступай своей дорогой, охальник! – закричала на молодца Гортензия зычным, совершенно не похожим на нее голосом. – Не то я сейчас мужа кликну!
- Мужа? – разочарованно протянул молодец. – Нет, с замужними нам не с руки. Ну и черт с вами! Подумаешь, королевы нашлись. Получше вас сыщем, стоит только свистнуть.
Пьянчуги загоготали и продолжили свой путь. Один из них по дороге больно ущипнул Ясмину. Королева вспыхнула и хотела было догнать и примерно наказать наглеца, но на руке у нее повисла Гортензия.
- Ваше величество, нельзя! Это опасно, - горячо зашептала она на ухо. – Все мужчины в городе вооружены. К тому же это пьяные – неизвестно, что у них на уме. Потерпите, ваше величество, в двух кварталах отсюда живет мой брат, он нас проводит.
Брат оказался высоким, статным юношей с приятным лицом и хорошими манерами, несмотря на уродливую, нищенскую одежду. Впрочем, королева начала уже привыкать: почти все на улице были одеты, словно нищие. Казалось, весь город устремился в одном направлении: сначала это был ручеек людей, прятавших глаза и стеснявшихся своего бедного одеяния, но затем ручей превратился в поток, и наконец образовалась целая толпа, направлявшаяся, как выяснилось, на проповедь к Торговой площади. Никто уже ничего не стеснялся. Это был поток единомышленников, словно конгрегация верующих, спешивших в мечеть на пятничную молитву. В свете редких факелов королева вглядывалась в лица своих подданных. Хорошие, незлые, трезвые, добродушные лица. Люди коротко переговаривались, обсуждали свои мелкие заботы. Заботы тоже были незлые и добродушные. О здоровье детей. О ценах на хлеб. О кознях, творившихся во дворце.
- Король наш – правитель хороший, – говорил пожилой человек, очевидно, кожевник, поскольку в пальцы его въелась дубильная краска. – Но вот жена у него – сущая злодейка! Интриганка, ведьма! Околдовала волю короля и теперь вертит им по своему изволению!
- Кто тебе такое сказал? – вспыхнула, не удержавшись, Ясмина. Гортензия умоляюще потянула ее за рукав, а брат выступил вперед и на всякий случай положил руку на эфес сабли.
- Так это все знают! – отозвался кожевник. – И жрец Тамыш так говорит. За спиной доброго короля прокручивает делишки злодейка-королева на пару с этим азиатом, как его? Нукером. Спелись и ведут королевство к пропасти.
У Ясмины от гнева и обиды задрожали губы. С ее уст едва не сорвался крик, призывающий стражу, но она вовремя вспомнила о своем инкогнито и прикусила язык.
- Это неправда, - только и смогла она вымолвить дрожащим голосом.
- Ты что, баба, с луны свалилась? – удивился кряжистый мужик, по виду купец. – Всем давно известно: королева гадит королевству как только может. Да ты на разрез ее глаз посмотри. Явно азиатский, не то что, баба, твой. Надо еще проверить, не заслана ли она во дворец ротонами.
Купец продолжал говорить, но Ясмина его уже не слышала. Гортензия тащила ее в сторону, в гущу толпы, путь в которой мощным плечом пробивал брат. Ясмина не сопротивлялась. По щекам ее текли слезы. Сквозь стыд и унижение в висок ей стучала лишь одна мысль.
- Скажи мне Гортензия, - спросила Ясмина слабым голосом. – Это правда, что такие вещи говорит обо мне жрец Тамыш?
Служанка отвела было глаза, но тут же затараторила как ни в чем не бывало.
- Да чего он только ни говорит, ваше величество! В государственных делах иногда приходится лукавить. Верьте только тому, что он скажет вам лично.