Doctor Lloyd Октябрь 11th, 2007, 10:09 pm
Той зимой я носила красное. Плевать, что оно мне не шло – я все равно его носила! Я устроила войну собственным стереотипам, и красное стало моей военной формой, символом, целью и средством – всем сразу!
Начало войне положила моя подруга Лена, нежданно-негаданно сказав в порыве откровенности после второго бокала шампанского:
-Женька, я бы никогда не подумала, что ты пишешь стихи. Я с тобой знакома целых два года, и только сегодня узнала, что ты, оказывается, талантлива! Кто бы мог предположить? Ты ведь такая же, как я – мышь серая…
Вот эта ее «мышь» убила меня вернее саблезубого тигра.
Кафе, где мы сидели, мгновенно превратилось в пыточную, шампанское стало горчить, а крохотные точечные светильники, вдруг загоревшись ярче приграничных прожекторов, не позволили спрятать лицо. А хотелось. Убежать, исчезнуть, замкнуться в себе.
Но я нашла силы улыбнуться в ответ и даже поддержать разговор. Правда, не помню, о чем.
Дома, подступив к затененному вечерним полумраком зеркалу, попробовала излечить полученную рану. Зеркало не было с Леной солидарно – все-таки мне удалось убедить себя в том, что я вполне миловидна. Да, у меня недостаточно острые скулы (ладно, на самом деле - слишком круглые щечки), нейтральные русые волосы (ну, хорошо, серые они, серые), и я немного не дотягиваю до модельного роста (откровенно говоря - много). Но все это – не смертельно! Ничего мышиного! Разве что цвет волос…
Потом я вывернула на пол содержимое всех шкафов, придирчиво пересмотрела и с ужасом убедилась, что почти вся одежда - весьма сдержанных тонов. Стоя над черно-серой горой, я попыталась доказать себе, что существует дресс-код, что серый цвет изумительно элегантный, а черный – восторженно классический, но глаза мои говорили обратное. Вся куча одежды казалась тусклой, и невыразительной, и обреченно-обезличенной. Раскопки ничего не дали.
И тогда я развязала войну.
Сначала решила покрасить волосы. Морозным субботним утром, таким же колючим, как мое настроение, я пришла в парикмахерскую с твердой целью покончить с серым цветом. Пока ждала очереди и медленно замерзала, листая глянцевый журнал – выбрала краску. Из-за названия. В пику зиме мои волосы приобрели цвет «красной жары».
Все воскресенье, разрываясь между сомнениями и робкой надеждой, я подбирала новые наряды именно к «жаре». Зеркало отразило меня недоуменно и – промолчало. Наверно, не нашло, что сказать. Как бы там ни было, на работу я пришла во всеоружии. Вышагивая по коридору в красных сапогах на безумной шпильке и застегивая на красной же блузке пуговку, что так и норовила расстегнуться прямо на груди, я гадала, упадет ли в обморок мой начальник – прокурор района – или всего лишь лишится дара речи? Потому что столь яркий цвет, да на фоне унылых стен – это было убийственно.
-Евгения Александровна, будьте добры, изучите вот эти документы до конца рабочего дня и внесите свои предложения, - Андрей Алексеевич протянул мне трёхтомное уголовное дело.
И вообще проявил выдержку и хладнокровие, свойственные скорее какому-нибудь земноводному, чем прокурору – он бросил на меня всего один-единственный протокольный взгляд, дабы убедиться, что вошедший в кабинет человек – это я.
Я взяла дело и кивнула в пустоту, для проформы, потому что Андрей (между нами, девочками, то бишь его помощниками, мы называем прокурора просто по имени, в конце концов, он всего на четыре года меня старше) снова углубился в изучение своего ежедневника. Жаль. У него такие чудесные темные глаза… иногда я их вижу… очень редко…
-Да, еще, Евгения Александровна, я почему-то до сих пор не получил от вас протеста по делу Борисова, - спокойный, но подозрительно задумчивый голос Андрея остановил меня в дверях.
-Протест почти готов, Андрей Алексеевич, - не задумавшись, соврала я.
-Это хорошо. Только что мне позвонила Елена Сергеевна, она на больничном, а через два часа начнется рассмотрение дела Григорьева, поэтому поддерживать обвинение в суде придется вам. Учтите – дело сложное, о легализации доходов, полученных преступным путем, а Григорьев вину не признает.
Я еще не успела рта раскрыть, как моя мишень добила меня окончательно:
-И не забудьте проанализировать дела, направленные на доследование, это поручение я вам давал на прошлой неделе и до сих пор не вижу отчета.
Да уж, на прошлой неделе, как же. Нет, формально, вечер пятницы – это прошлая неделя, да только сегодня утро понедельника! Кем меня Андрей считает? Электроником?
-Можете идти, - кажется, эти слова он сопроводил легкой улыбкой.
Изверг.
Вернувшись в свой кабинет, я сгрузила дело на стол, глянув мельком сопроводительную - это были всего лишь копии документов, направленные «для принятия решения». Старый верный приемчик – когда не знаешь, что делать, пиши «для принятия решения», авось найдутся умные люди и разберутся. Только теперь этот прием использовали против меня. Один-ноль в их пользу.
Вторым моим действием была попытка отыскать среди вороха бумаг приговор Борисова. Попытка провалилась.
Глянув на часы, я поняла, что времени все равно осталось в обрез, только добраться до суда – и потому схватила надзорное производство по делу Григорьева, сгребла в папку все документы со стола, и… и вот тут-то поняла, что решительно направиться поддерживать государственное обвинение у меня не выйдет. Разве что босиком. Потому что на моем новехоньком правом сапожке предательски разошлась молния. К тому же – ее заклинило. Пару минут я постояла возле стола, не зная, что делать – то ли заплакать, то ли гневно швырнуть бумаги куда-нибудь в угол, то ли сделать все это вместе. Потом поняла, что так поступила бы только беспомощная серая мышь, и сразу раздумала реветь. Досчитав до десяти и представив продавца, всучившего мне злополучные сапоги, вздернутым на дыбу, я почти успокоилась.
В суд я явилась вовремя и с высоко поднятой головой. Расправив плечи, вошла в зал судебных заседаний и уселась на свое законное место. Положила ногу на ногу и пресекла холодным взглядом шепоток, пробежавший по залу при виде моего правого сапога, крепко обмотанного шнурком для прошива уголовных дел. Сама я при этом была едва жива, как замерзший лесной родничок – вокруг ледяная броня, а он бьется в середке, в крохотной полынье.
-Прошу всех встать, суд идет! – провозгласила секретарь, и процесс начался.
После того, как я зачитала обвинительное заключение, а подсудимый начал долго и пространно давать показания, я стала с умным видом под шумок разбирать прихваченный с собой ворох бумаг.
Минут через пятнадцать, когда подняла голову – встретилась взглядом с испуганными глазами подсудимого. Он мямлил что-то несуразное, а вскоре попросил перерыв в связи с ухудшившимся состоянием здоровья. Странно – вполне здоровый на вид сорокалетний дядька. Неужели его моя «красная жара» доконала?
Во время перерыва ко мне подкатился адвокат Сикорский и тихонечко попросил не озвучивать все дополнительно собранные мною доказательства, Григорьев согласен признать вину. При этом Сикорский покосился на толстенную папку в моих руках. Ах, вот оно в чем дело! Ну, правильно, я ведь всегда брала в суд только относящиеся к делу документы – чтобы не путаться, не рыться зря… И Сикорский это знал… Вот он и предположил, что у меня целая папка компромата на Григорьева. Ну, что ж, я не стала его разубеждать. Дальше процесс пошел, как по маслу.
По возвращении в прокуратуру вместо обеденного перерыва я составляла протест и так увлеклась, что очнулась, лишь когда Андрей вызвал меня к себе. То есть в пол-седьмого.
-Ты что? В таком виде к нему пойдешь? – удивилась Наталья (секретарь прокурора), глядя на мои ноги.
Только тут я снова вспомнила о пострадавшем сапоге. Поздно. Дверь кабинета была приоткрыта, и Андрей меня уже заметил. В дверь я зашла бочком. И точно также двинулась к прокурорскому столу. Впрочем, могла бы пройтись даже на руках – Андрей все равно вычитывал обвинительное заключение. Видимо, к вечеру он тоже устал, потому что снял пиджак и галстук и даже расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Я снова забыла о сапогах и «красной жаре» - смотрела на его смуглую кожу, не думая ни о чем… нет, думая… но скорее мечтая.
-Каковы перспективы по делу Григорьева? – спросил он, не поднимая головы.
-Перспективы? – переспросила я и сразу же спохватилась, - ах, да! Григорьев! По делу вынесен приговор.
-Приговор? – теперь уже переспросил Андрей, наконец-то оторвавшись от бумаг, - Григорьеву? Сегодня? В первом же заседании? Евгения Александровна, вы ничего не путаете?
-Нет, Андрей Алексеевич, не путаю.
-Хорошо, - Андрей помолчал, а потом чуть усмехнулся, - а протест по Борисову?
-Готов, - я положила документ на стол.
-Анализ дел?
-Заканчиваю.
И почему я вру, если я его даже не начинала? Потому что мне не хочется, чтобы меня отругали? Или потому что хочется ответить «да» на все его вопросы?
-Документы, что я давал на изучение?
-Изучены.
Конечно, на самом деле и не открывала, и зачем же я в таком случае вру? Потому что только серая мышь не справляется с работой? А про коней я помню? Которые от работы дохнут?
-И что думаете? Можно подавать иск о признании сделки недействительной?
-Можно, - отчеканила уверенно.
-Прекрасно, займитесь этим завтра же. Можете идти, - потеряв ко мне всякий интерес, Андрей вернулся к работе.
Опустившись за свой рабочий стол, я с трудом вспомнила, о чем он говорил – что-то о сделке? Опротестование сделок? Сомневаюсь, что такое бывает. Я прикинула, сколько придется перелопатить информации, чтобы составить проект иска – и поняла, что поспать сегодня не получится. Надо вычитать Гражданский Процессуальный Кодекс, Постановления Верховного Суда на эту тему, судебную практику… ой, мама!
Нет, только серая мышь упорно трудится сама в случае, когда можно использовать чужие наработки! Срочно домой и спать! По пути можно казнить продавца обувного магазина. Правильно, чтобы выпустить пар.
Наутро, в старых черных сапогах, но зато в изумительном свитере карминного оттенка и брюках тоном темнее, так что сапог все равно было почти не видно, я снова пришла на работу в боевом настроении. Тоненький свитер обтягивал фигуру так, что мне казалось – можно рассмотреть узор на моем нижнем белье. Не заметить девушку в такой одежде очень затруднительно, я в этом была совершенно уверена.
Ошиблась.
Андрей, как обычно, бросив на меня один короткий взгляд, вообще прикрыл глаза и продолжил потирать висок. Похоже, у него болела голова.
-Евгения Александровна, - сквозь зубы пробормотал прокурор, - сегодня выяснилось, что Алина Владимировна ушла на сессию и кое-что не доделала. Отложите, пожалуйста, всю свою работу и подготовьте ответы на эти запросы, - пододвинул стопочку бумаг, - а потом уже займетесь сделкой.
Признаюсь честно, хотелось щелкнуть каблуками и рявкнуть: «Так точно, сэр!» только для того, чтобы он хотя бы раз посмотрел на меня внимательно. Но, конечно, я всего лишь тихо сказала:
-Да, Андрей Алексеевич, - и уже на выходе низко, по-китайски поклонилась ему.
Все равно он изучал очередные бумажки и ничего не увидел.
По прокуратуре к тому времени прокатилась волна новостей обо мне. Следователи потянулись цепочкой посмотреть на мои «жаркие» волосы, ярко-красный свитер и заодно – расспросить, каким таким образом я умудрилась «сделать» Сикорского. Ходили слухи об устроенной мною психологической атаке, в которой нашлось место и якобы многозначительно обмотанному шнурком сапогу. Врать было неудобно, рассказывать правду – тоже, поэтому я отмалчивалась.
Чуть позже девчонки-«доброжелательницы» стали заходить по одной и заговаривать о том, что для столь яркого «оперения» у меня слишком бледная кожа. Я улыбалась и думала: «Смерть мышам!»
И только один человек пока что не выказал никаких эмоций. Тот, чье мнение меня очень волновало. Андрей.
Провозившись до полудня с визитерами, запросами и другими мелочами, о «сделке» я вспомнила с дрожью. Но у меня был план, и потому я позвонила в учреждение «Н» и предупредила, что через час приеду к ним с проверкой. В связи с чем попросила приготовить для ознакомления иски о признании сделок недействительными.
В учреждении «Н» меня узнали не сразу, но требуемые иски принесли. Поскучав полчаса, наговорившись с Оксаной (начальником юридического отдела) и напившись чаю с конфетами, я заявила, что спешу. Поэтому будет лучше, если я возьму пару дел с собой для изучения, а потом верну. Оксана несказанно обрадовалась такому повороту – она сама загружена работой до предела. Она провожала меня задумчивым взглядом, в котором почему-то читалось сочувствие…
Я заставила себя выкинуть из памяти Оксанин взгляд, и наоборот, принялась подбадривать. Вот что бы сделала мышь три дня назад? Она бы взяла домой все три тома, разбиралась бы в них всю ночь, а наутро, даже не успев накраситься и надев первое попавшееся, спешила бы на работу. Мыши не пришло бы в голову пойти на проверку без письменного распоряжения прокурора, потому что у мыши его обязательно потребовали бы. А вот у хищницы – спросить забыли…
В конце рабочего дня я наблюдала удивленно приподнявшиеся брови Андрея с непередаваемым ощущением триумфа. Перед ним поверх проигнорированного мною трехтомника лежал проект иска, а рядом – отчет по направленным на доследование делам и стопочка ответов на запросы.
Прокурор бросил на меня целых два взгляда, в одном из которых я заметила уважение. Это, конечно, хорошо, но я добивалась не только уважения.
Наутро я пришла на работу, держа под мышкой коробку с новенькими красными лакированными туфлями. А разрез впереди на шелковой юбке глубокого рубинового цвета был подкорректирован лично мною. Конечно, после корректировки он стал более откровенным. За три дня я попривыкла и нравилась сама себе безумно: яркая райская птичка посреди заснеженного города. Жаркое тропическое чудо на фоне стыло-серых блеклых стен.
В прокурорский кабинет я вплыла с полным осознанием своей неотразимости.
Андрей рассеянно глянул на меня – и сразу же отвел глаза:
-Евгения Александровна, мне только что позвонили из областной прокуратуры: к нам едет проверка. Займитесь, пожалуйста, номенклатурными томами – я хочу, чтобы к вечеру абсолютно все было в порядке. И помогите Наталье сдать дела в архив.
Сил выразить согласие просто не осталось. Я лишь выползла безвольной медузой из его кабинета. Нет, я понимаю, что иногда на работе случается аврал. Но не три же дня подряд! И не тогда, когда…
К вечеру цвет моей одежды оказался почти неразличим под слоем архивной пыли, туфли немилосердно натерли ноги, а колготки от постоянного соприкосновения с краешками уголовных дел покрылись миллионом зацепок. И это были уже вторые колготки за сегодня, потому что первые порвались еще утром.
Несмотря на все принесенные жертвы, мы с Натальей так и не управились с поручением.
Когда Андрей меня вызвал, я попыталась стряхнуть пыль с волос и одежды, но в результате получила еще более бросающиеся в глаза пыльные разводы. Хотелось только одного – плакать. Я пыталась успокоить себя тем, что красные глаза – это все-таки слишком.
-Андрей Алексеевич, я не успела… - измученным голосом пролепетала я.
-А ничего, все нормально, - ответил прокурор, продолжая делать пометки в проекте приказа, - я договорился, проверку отложили на неделю. К тому времени и Елена с больничного выйдет, и Алина с сессии вернется.
«Ну, конечно, - со злостью подумала я, - он договорился! А мне сказать не удосужился! Ох, мужчины!»
Эта же злость заставила меня резко опустить на его стол одну из папок и воскликнуть:
-Замечательно!
И тут-то Андрей поднял голову и окинул меня внимательным взглядом. Мне чуть не стало плохо: впервые за три дня он на меня так посмотрел, а я похожа скорее на останки утренней жар-птицы.
Я стояла возле Андрея, совсем рядом, и его взгляд вдруг остановился на моей груди. Я недоуменно посмотрела вниз – и сама замерла: видимо, от резких движений, что я совершила только что, пуговица отлетела напрочь, открыв практически все мои богатства. А глаза Андрея находились как раз на одном уровне с ними.
-Евгения… Александровна… - он говорил медленно, будто заторможенно, с придыханием, - я как раз хотел сказать, что прочел в журнале ваши стихи… Они… превосходны…
Я отступила назад, наконец-то сообразив прикрыть грудь хотя бы ладонью.
Тогда Андрей посмотрел мне в глаза и добавил:
-Евгения, вы очень красивая девушка… вам очень идет зеленый цвет… но я никак не могу понять – зачем же красить в него волосы?
-Что? – задушенно прохрипела я, - зеленый?
-Ой, - сказал прокурор.
Я нашла свое отражение в ближайшем зеркале и убедилась в том, что как минимум волосы у меня красные! А все остальное – пыльно-красное.
-Ой? – переспросила я, развернувшись к нему.
-Вы хотите сказать, что это не зеленый? – слабо произнес Андрей, - наверное, это красный? Да?
-Да. Красный двух оттенков – рубинового и алого, - отчеканила я.
-Думаю, это очень красиво.
Я кивнула.
-И как я не понял сразу? Зеленые волосы – это ведь немодно?
-Не в этом сезоне, - согласилась я.
-Ну, тогда… вы меня извините, пожалуйста, если я вас обидел…
-Нет, ничего… но я перекрашу волосы.
-Это было бы…
А слово «превосходно» мы произнесли вместе…