К эре милосердия. Небольшой рассик"АМНЕЗИЯ"

[paulus]

Данная штука замышлялась как маленькая литературная зарисовочка к одному жизненному эпизоду, но почему-то вылилась в короткий рассказ

АМНЕЗИЯ

Он догадывался, что на самом деле его зовут не Васькой. Васька – это даже не имя было, а так, погоняло, что-то типа кошачьей кликухи, коей его наградили добрые люди. Но он не обижался, и с радостью отзывался на Ваську. Все-таки, какое никакое, имя…
Разумеется, Васька подозревал, что в какой-то другой жизни его звали не так, да и жизнь была совершенно иной, но как он не напрягал мозги, как не тешил себя надеждой в очередной раз, когда просыпался у едва теплой трубы подвальной теплотрассы, что сейчас, вот, откроет глаза и….
И понимал, что в очередной раз чуда не произошло, он снова тот же Васька, который вчера довольно успешно «понищенствовал» у церковных ворот.
Пятачок возле входа в церковь был для него самым родным местом на земле, ведь вся его новая жизнь, которую он помнил, началась именно с него. Может, ноги сами принесли его к Храму, может, кто-то его сюда привел, но с тех пор всегда, когда от голода начинала кружиться голова, он шел к нему. Даже в худшем случае он получал подаяние, которого вполне хватало на дешевый брикет китайской вермишели, которой он с аппетитом хрустел, даже не догадываясь, что ее нужно заваривать в кипятке. Да и знал бы, что бы это изменило? Где взять этот самый кипяток?
От церкви его сначала никто не прогонял, так как особого конкурента местные профессиональные нищие в не старом еще, широкоплечем мужике с сильными руками не видели. Кто такому подаст? Зачастую набожные «клиенты» просто начинали совестить его, что, мол, на таком здоровом детине «пахать» нужно, а он тут «хлебальник» на их милосердные денежки разявил. Но когда со временем его лицо, забывшее о бритве, покрыла косматая растительность, коротко подстриженные волосы превратились в длинную и грязную нечесаную гриву, то и поздно уже было прогонять его от паперти. Прижился.
Когда Васька понимал, что мелочи в его кармане было вполне достаточно, чтобы несколько дней не морить себя голодом, он неизменно отправлялся бродить по городу, разумно полагая, что, возможно, зацепится его взгляд на чем-нибудь знакомом и прошлое чудесным образом откроется ему, или, в конце концов, его самого кто-то узнает. В очередной раз до самого вечера он неприкаянно слонялся так по совершенно незнакомым улицам, даже не заметив, как оказался на городской окраине. Темнело. Нужно было добираться до автовокзала, дорога от которого к месту, которое он облюбовал себе для ночлега, была ему уже известна.
Чтобы не заблудиться, Васька решил сесть на автобус, ведь, - понимал он, - как все дороги ведут в Рим, так и все автобусные маршруты заканчиваются на этом самом автовокзале. Да и деньги на проезд у него были.
Пока ждал автобуса на остановке, взгляд его задержался на молодой собаке, почти щенке, который испуганно метался на противоположной обочине, не решаясь пересечь проезжую часть.
«Куда ж ты, дурашка?! – пробормотал он вслух, когда песик едва увернулся от колеса очередной промчавшейся близко к нему машины. – Задавят ведь!»
Васька оглянулся. Люди на остановке, ожидаемо дистанцировавшиеся от него, бурно обсуждали какие-то свои проблемы, им не до собаки было. Только один бритоголовый пацан с интересом наблюдал за ней, но в его глазах читалось лишь любопытство – не пропустит ли он момент, когда косточки бедного животного неизбежно хрустнут, припечатанные к асфальту бездушной автомобильной резиной.
«Нельзя же так…. Нельзя…» - продолжал бормотать Васька.
И рыпнулся он было на помощь несчастному песику, но в это время из-за поворота показался долгожданный маршрутный «пазик». Перед дилеммой Васька оказался – ехать, или спешить выручать животину.
«Нет. Ну, нельзя же так!» - он решительно махнул рукой, наивное полагая, что водитель не торопится закрыть двери именно потому, что он замешкался перед ними.
Автобус с готовностью фыркнул сизым дымком из выхлопной трубы и тронулся. Васька остался, совершенно удовлетворенный тем, что дилемма, так внезапно вставшая перед ним, разрешилась сама собой.
Песика он перевел через дорогу. Тот, лизнув в знак благодарности руку, которой Васька его ласково потрепал по загривку, заспешил куда-то по своим делам.
«Счастливый! – подумал Васька. – Он хотя бы знает, куда идти».
А сам он аккуратно присел на маленькой пустой лавочке и, глупо счастливо улыбаясь, стал терпеливо дожидаться следующего автобуса…

Маршрутный «пазик» совершенно не был приспособлен для «стоячих» пассажиров, если, конечно, они не настолько крепки, чтобы надежно, словно перекладину турника, удерживать в своих руках скользкий поручень. Чувствовалось, что это всего лишь грузовик, с крышей правда, которому абсолютно все равно, как чувствует себя неодушевленный груз в его кузове, когда он резко тормозит возле какого-нибудь потенциального пассажира, поднявшего на дороге руку, или делает «остановку по требованию», всегда почему-то звучащему в последний момент и совершенно неожиданно: «Тут, тут, вот останови!»
Я не был «стоячим» пассажиром и сидел, довольный жизнью, на жестком сиденье, наслаждаясь мелькавшими за окном видами вечернего города. Легкий ветерок, проникая в салон автобуса через приоткрытый люк, приятно щекотал лицо. Я отвернул голову от окна и чуть прикрыв веки, подставил этому ласковому воздушному потоку всю плоскость своего «фейса».
Сквозь щелки глаз, от нечего делать, стал изучать попутчиков. Правда, когда после очередной остановки «стоячих» пассажиров в салоне не осталось, мне пришлось довольствоваться лишь созерцанием спин оставшихся «сидячих», так как сам занимал место в хвосте салона недалеко от задней двери.
Интересного в человеческих спинах было мало и я бы, наверное, закрыл глаза, если бы не молодая девушка-кондуктор, занимавшая место на «смотрящем» в сторону салона сиденье за водителем, повернув к тому голову, но оставив тело всем своим грудастым «фасадом» развернутым к пассажирам. И ко мне, в том числе.
Упускать возможность бесцеремонно рассматривать достоинства девицы, зная, что она не заметит моего «озабоченного» взгляда, я не хотел. И не упускал. К тому же, словно для разнообразия моих впечатлений, «пазик» подобрал на дороге какого-то прилично одетого парня, лишь чуть притормозив и открыв ему заднюю дверь, и кондукторше пришлось вставать со своего места, чтобы пойти обилетить вошедшего. Когда она возвращалась обратно, то предоставила мне возможность также безнаказанно понаблюдать за движениями ее упругих ягодиц под коротенькой облегающей тело юбчонкой.
- Долго что-то ни одной маршрутки не было! – бросил ей в след новый пассажир.
- Радуйся, что на нашу успел, - ответила кондукторша. – В городе движение перекрывают, барин какой-то очередной из правительства к нам пожаловал…. Когда перекрестки откроют, все уже на базе будут. Последние мы на маршруте, - пояснила она.
Потом она громко, чуть шутливо, обратилась уже к своему водителю:
- Сашка, ну где бы мне такого барина себе найти?! А то до первого целлюлита доживу, а с маршруток так и не слезу. Кому я тогда нужна буду?
Пассажиры в автобусе оживились:
- Да у меня просто машина сломалась! – вдруг громко, почти оправдываясь, произнес вошедший парень, словно намекая, что и он, в каком-то роде, тоже из барской касты.
- А ты и без целлюлита на больничку скоро работать начнешь! – заметила ей какая-то женщина неопределенного возраста с бардовыми волосами. – В такой юбке да по сиденьям, где бомжи всякие пердят…. И стринги, небось, под ней-то? Вот как во все щели зараза тебе залезет, будешь знать! А то, целлюлит, видите ли!
- Женщина, ну что вы, право, так грубо говорите? – бросил в укор этой даме некий интеллигентного вида господин с очками в дешевой оправе на носу.
- А потому, что я без комплексов! – гордо ответила та. – И свобода слова у нас. Говорю, что хочу!
- Девушка, а у вас салон в автобусе моют? – поинтересовалась молодая женщина с маленьким ребенком на коленях, задумавшись, видимо, над изречением бардововолосой дамы по поводу чистоты сидений. – Действительно, сейчас вокруг такая антисанитария!
- Моют, - сухо ответила кондукторша, явно недовольная тем, что ее шутливая реплика вызвала такую реакцию у пассажиров.
Человек в очках тоже задумался, но явно не о стерильности общественного транспорта и, тем более, не о том, что скрывает юбка кондуктора:
- А что за чиновник к нам едет? – поинтересовался он у девушки. – Что за честь такая – движение из-за него перекрывать? Итак, когда нужно, маршрутки не дождешься, а про рейсовые автобусы вообще молчу – экзотика!
За кондуктора ответил новый пассажир:
- Да ладно вам, маршрутки не дождешься…. По улицам не пробьешься – все маршрутками да фурами забито. Хорошо хоть, сейчас «пазики» эти пустили, с полдюжины «газелей» точно заменяют. Одного только не пойму, в самом деле, почему обычные автобусы с дорог пропали? С десяток бы их по городу дополнительно пустили, и вообще бы маршрутки исчезли. И люди бы по-человечески ездили, и нам, водителям, на дорогах спокойней бы стало.
- Да ладно тебе, спокойней, - возразил кто-то. - Такой автобус объехать тоже иногда проблемно.
- Не проблемней, чем вереницу фур, - не сдавался молодой человек. – А вот что не один десяток этих «газелек» сумасшедших заменил бы один такой – факт!
- Люди бы по-человечески ездили… - передразнил парня мужчина в очках. – Да кому до нас дело-то сейчас есть? Для тех, кто человеком себя считает, движение, вон, перекрывают. А остальные, мы, просто дрова безмолвные. На выборах нам клоуна какого-нибудь спустят сверху, а мы, как бараны, галочку в бюллетенях ставим, сами не зная за кого…. Вот и возят нас на том, что заслужили. Люди…. Знаете, почему такие козлы появляются, ради которых движение сейчас перекрывают? Потому, что водитель «пазика» нашего сейчас шефу своему процент от выручки отстегнет, тот городскому главе, чтобы ни в коем случае не думал даже автобусы в городе пускать. Зачем ему конкуренты? Тот же, в свою очередь, вышестоящему чиновнику, и так вплоть…. Вот и верим мы, наивные, как в коммунизм когда-то, что «эра милосердия» когда-нибудь наступит.
- А с чего вы взяли, что у нас автобусов нет? – решила заступиться за свою перевозочную контору кондукторша. – Специально для малоимущих и пенсионеров в городе пятнадцать автобусов выделено. Муниципальный транспорт.
- Сколько? – едва не рассмеялся молодой человек. – Это на несколько сотен тысяч жителей? Понятно, какая «эра» у нас теперь.
- Пока каждый о ближнем своем думать не начнет, не будет у нас никакого милосердия! – заявила бардововолосая. – Не дрова мы, и от того, как сами поступаем с другими, зависит и как с нами поступать будут.
- В самом деле, - поддакнула ей молодая мамаша, - люди должны стать добрее друг к другу. А у всех сейчас в глазах только деньги, деньги, деньги…. А для чего они, собственно, в таком количестве нужны?
- Чтобы за маршрутку заплатить! – прикольнулся я.
- Вот-вот, - согласилась она. – А тут, спасибо, хоть за малого денег не взяли.
- Так он же на коленях у вас, - пояснила причину своего великодушия кондукторша. – Если бы он занимал место…. Извините, но мы – не общественный транспорт. Нам и бензин еще окупить нужно. И эту, как ее, «мортизацию» транспорта. А так, раз ребенок на коленках, почему бы не пойти навстречу вам? Пусть едет себе бесплатно. Мы, если хотите знать, всегда о людях заботимся, - но уточнила: - по мере возможности.
В это время «пазик» наш затормозил возле одинокой человеческой фигуры на следующей остановке, и водитель услужливо открыл обе двери: не жалко, мол, заходи в любую! Все для блага пассажиров!
Но потом он громко матюкнулся: «Бомжара, б…!» и закрыл переднюю дверь перед самым его носом. Человек устремился к задней, но водитель, убедившись с помощью зеркала заднего вида, что из нее никто не выходит, успел закрыть и ее.
Пассажиры же, все до одного, обернулись, явно озабоченные одним вопросом: «Успеет ли бомж заскочить в салон?»
Девушка с ребенком испуганно прижала к себе чадо, словно ограждая его от возможного источника антисанитарии.
Человек в очках брезгливо поморщил нос.
А женщина с бардовыми волосами стала похожа на гусыню, распушившую на всякий случай крылья перед потенциальным врагом. Казалось, что она вот-вот зашипит.
Но дверь хлопнула, ударив несчастного по руке, и закрылась. Немолодой бородатый мужчина, оказавшийся за бортом нашего «пазика», начал стучать по стеклу, очень аккуратно, одним пальчиком, словно боясь разбить его.
Автобус тронулся. Я еще в течение нескольких секунд смотрел через стекло на несостоявшегося пассажира, ведь мое место было возле этой самой задней двери. И неожиданно поймал себя на мысли, нечаянно встретившись с бомжом глазами, что я, оказывается, умею по ним читать человеческие мысли…
«Простите меня, люди добрые, - совершенно отчетливо слышал я незнакомый голос. – Такой уж я нерасторопный. Вы ко мне со всей душой, обе двери на выбор…. Заходи, Васенька! А я… растерялся. Не успел. Но вы не переживайте. Слышите, не переживайте! Я другого автобуса дождусь!»
Я с интересом посмотрел на замолчавших попутчиков, стараясь понять, одному ли мне послышалось это, но, к собственному изумлению, снова услышал в своей голове голоса, но с уже известными мне интонациями и тембрами:
- Ну, вот, «эра милосердия»…. А на человека все равно всем наплевать!
- А может, не такой он уж и грязный? Просто внешность такая….
- На чем же он, бедный, уедет теперь? Ведь, последний же автобус…
- Может, водитель не заметил, что человек не успел войти? Может, крикнуть ему? А, ладно, не стоит. Все одно - отъехали уже…
Кроме меня, пожалуй, только кондуктор слышала сейчас что-то подобное. И она, словно оправдываясь, запоздало бросила неведомо кому:
- У нас льготы не распространяются!
Видимо решила для успокоения собственной совести постфактум причислить не допущенного в салон бомжа, заочно, в разряд пенсионеров, мечтающих о бесплатной поездке в муниципальном транспорте.
«Нет, ну он точно ошибся. Думал, что мы – городской автобус. А мы – коммерческий. Льготы не распространяются…» - звучал голос девушки и моей голове.
Моему изумлению не было предела. Нет, я действительно приобрел необыкновенную возможность читать человеческие мысли. Боже, какие же перспективы открываются теперь передо мной! Я - всемогущ! Здорово! Нужно немедленно еще раз проверить этот дар…. На ком же?
Я зачем-то оглянулся, словно ища, на ком, но лишь увидел через стекло заднего окна одинокую жалкую фигуру… Человека, растерянно и грустно смотревшего нам вслед. Какой-то бродячий пес подошел к нему сзади и понимающе ткнулся носом ему под коленку.
Мне так невыносимо стало жаль этого несчастного, сердце мое так сжалось, что я даже непроизвольно положил руку себе на грудь, словно стараясь не допустить его неожиданного выскакивания оттуда, а на глазах почему-то выступили слезы.
«Нет уж, боженька, не нужен мне дар твой, если плата за него – совершенно ненужное умение сострадать, вот так, каждому несчастному человеку, – хотелось закричать мне. – Я один, а заслуживающих сострадания - много. Не вынести мне этого! Если уж Ты великодушен так, то лучше позаботься об этом несчастном…»

Васька обернулся, и на губах его вновь заиграла улыбка. Он увидел своего недавнего знакмца - нового четвероного друга, и заговорил с ним:
- А, вернулся, бродяжка?! – он ласково погладил его. – А я тут, брат, на автобус не попал. Как здорово! А то бы ты меня не нашел, и пропал бы один…. Заблудился, да? Ну, ничего, не поехал – пешком пойдем, зато при деньгах останемся. Сейчас хлебушка купим, перекусим с тобой.
Потом он снова посмотрел вслед исчезнувшему за поворотом автобусу:
- Простите меня, люди добрые. Такой уж я… нерасторопный. Вы ко мне со всей душой, обе двери на выбор…. Заходи, Васенька! А я… растерялся. Не успел. Но вы не переживайте. Слышите, не переживайте! Что Бог не делает – все к лучшему. Друга зато, вот, встретил. Да, друг? – посмотрел он на собаку. – Дай Джим, на счастье, лапу мне…
«Наташке всегда нравилось, как я читаю Есенина! - неожиданно подумал он, и вдруг, резко изменившись в лице, выпрямил струной позвоночник: - А «Джима» я читал, когда прощался с ней перед уходом в армию…. Тогда, когда она пришла с собачкой на сборный пункт провожать меня. И, дождалась ведь! С ног теперь, поди, сбилась, ищет меня, женушка моя ненаглядная…»
Теплая слеза радости, скатившись по «Васькиной» щеке, упала собаке на нос. Джим с аппетитом слизнул ее и преданно посмотрел на нового хозяина.


21.07.08
22.22