Пашка В. Январь 7th, 2019, 3:35 am
Это было странно.
Чем старательнее я пытался писать вторую часть, тем меньше она мне нравилась. Пыщ-пыщ, фентези-бегалка! И взял он меч, и взял он шит...
Фигня, короче. Пишешь, и самого корежит. Перечитываешь и тошнит.
В конце концов, год назад я все это бросил.
Написал несколько рассказиков.
Попытался, и написал небольшой... роман, наверное, хотя объем маловат...
(Его не покажу, послал в Чтиво, а они пишут в условиях, что надо, чтоб было не опубликовано нигде)
И тут, перед праздниками вдруг решил перечитать начало...
И понял, что не нужна здесь никакая вторая часть. И поход в фентези мир, на бой с колдунами - тоже ни к чему.
И потому пару последних частей я переделал, и дописал финал.
Теперь пытаюсь понять, надо ли в него эпилог...
Но, во всяком случае, эта версия мне нравится.
Начиная от главы "Разговор" - все в брак.
Вместо них:
Девушка
Сперва я хотела отказаться идти. Хотела просто сесть на том месте, где Авдотья умерла, и плакать.
О ней плакать, но больше обо мне.
Я…
Шлюха, убийца, колдунья…
Отца родного угробила, чем я лучше Хозяина?
Можно сто раз сказать, что папаша мой был скотиной, что он меня бил, что он меня трахал сам и продавал другим… но я, именно я - убила его и накормила его жизнью Чужака.
Того самого Чужака, что сперва использовал меня так, потом эдак, потом заставил стать убийцей…
Но… все же…
Если б не он, я б так и не встретилась с Гришей. Так и осталась бы грязной шлюхой в грязной таверне.
Почему-то в голове возникла картина - я, одетая в свои ленточки и ремешки, стою посреди леса над трупом огромной волчицы, вою и плачу, и ковыряю яму обломком ржавой лопаты…
И тут же, словно сама Авдотья рявкнула на меня - “Не вой над ямой!”...
Надо идти…
К тому же… если я не пойду, Гриша, чего доброго, пойдет один, а это опасно. Он же наивен, как теленок… нет, не теленок! Не теленок!
Просто он добрый и живет в добром мире.
Поэтому злая и грязная шлюха должна с ним идти, и слушать, что солжет Чужак.
Почему-то я была уверена, что он будет… нет, напрямую лгать он не станет, но и правды от него не дождешься. Он использует нас обоих, использовал Авдотью, использует мальчика…
Мне непременно надо послушать, что он скажет. А значит, надо идти.
И вот мы идем. Вечереет.
Еще светло, лето, на улицах народу много. Машины туда-сюда бегают, огни горят, красиво.
Света здесь в этом мире много. Из света даже игрушки делают, вывески над дверями, обозначения на дороге, надписи…
Только в парке, где встреча назначена, сумерки. И зябко. И…
И людей нет, хотя вот уж где и гулять в такой вечерок, так в таком парке.
Красота, а не парк - скамеечки, фонтан… Кусты подстрижены красиво, дорожки ровные.
И никого. Только сбоку, рядом с парком, на детской площадке на качели качается мальчик.
Качель скрипит, и в тишине звук выходит въедливым и каким-то недобрым.
Мальчик! - вдруг понимаю я.
Это ж наверняка козни демона в нем - он разогнал всех, чтобы поговорить. Расчистил себе место, тварь этакая.
Толкаю в бок Гришу, показываю на мальчика. Он кивает, понял все без слов. Останавливается, подходит к скамье, жестом приглашает меня садится.
Сажусь.
Гриша садится рядом. Молчим.
Гриша откидывается на спинку, кажется, что расслабляется, но я знаю, что он очень напряжен. И напуган.
Кот, который сперва сидел у меня на руках очень смирно, теперь вдруг спрыгивает на землю, проходит через дорожку к кустам напротив. Оглядывается на нас, сверкает огненно-желтыми глазами. Замирает, словно принюхивается к воздуху.
Качель прекратила скрипеть, мальчик спрыгнул с нее, идет к нам.
Чужак? Или Юрка?
Что-то я вижу, но не понимаю, что именно.
Мальчик подходит, руки держит в карманах шорт. Идет сперва довольно уверенно, но чем ближе подходит, тем он идет медленнее. Останавливается за семь-восемь шагов.
- Драсьте, Григорий Ефремович - говорит тихо. В тишине голос слышен вполне хорошо, - Драсьте, Крыска.
Имя обжигает меня, как огнем, я вздрагиваю. Я Крыска, я убила родного отца, я продавалась каждому встречному…
- Привет тебе, Чужак, - ровно и спокойно говорит Гриша. Говорит мальчику, но мне кажется, что мне он тоже говорит, только другое.
“Мне все равно, как тебя звали в той, прошлой жизни. Ты - моя Ли, любимая моя чародейка, чудо, случившееся в моей жизни”
Говорит не словами - интонациями, спокойствием своим, он словно снова держит меня за руку.
- Я не Чужак, - говорит мальчик, - Я Юрка. Эйты сказал мне, как вас зовут, и сказал, сперва мне поздороваться. А потом просил дать ему возможность поговорить.
- Он так и сказал, что меня зовут?… - я не могу выговорить своего прежнего имени. Мне кажется, что оно грязно, его противно брать в рот.
Мальчик пожимает плечами.
- Я что-то напутал? Извините.
И тут я понимаю, что он говорит равнодушно и устало, словно смотрит на все здесь сквозь серую пелену страха. Вспоминаю, что я про него знаю…
Да уж, пожалуй, досталось пацану…
- Хорошо. Мы пришли сюда говорить с этим твоим… Эйты? - говорит Гриша.
- Он сказал, что настоящее его имя трудно выговорить, и можно называть его, как угодно. Например, так, - мальчик стоит, чуть покачиваясь. Он устал, он напуган, я вижу это так же отчетливо, как грязь у него на шее и на коленках.
- Ты знаешь, что он - демон? - спрашиваю я. Стараюсь говорить ровно, чтобы не напугать, но и твердо, чтоб ясно было…
Юрка кивает.
- Я догадался, - говорит он спокойно, - Но он не плохой, просто запутался. И напуган - за ним же гонятся.
Я не знаю, что сказать.
Демон - напуган? Демон - запутался?
- Благодарю за добрые слова, - вдруг каким-то другим тоном говорит мальчик, и я понимаю, что с нами говорит Чужак.
Эйты.
Он и стоит теперь чуть по-другому.
Передо мной Красавчик. Высок, строен, мускулист, красив. Даром, что тощий мальчишка с расцарапанной коленкой.
Вижу, как сбоку от мальчика напрягается Кот. Не прыгает, но явно готов.
Чужак кивает ему.
- Привет вам, воитель! Сожалею о причинах прошлых стычек, - говорит серьезно и торжественно. Кот фыркает.
- Чего ты хочешь от нас, демон? - говорит Гриша, и я думаю, что зря. Пусть бы Чужак сперва просил, потом уж…
Хотя, с такой тварью не нам с Гришей торговаться. Может, Авдотья бы справилась с ним говорить, а мне… остается лишь смешной и наивный древний рецепт - говорить правду и держаться друг за друга.
- Хочу… - тянет Чужак. Потом улыбается ослепительной улыбкой Красавчика, лицо делается наивное, как у мошенника, когда он разводит лоха.
- Я хочу, чтоб вы мне помогли. И тогда мы вместе решим наши проблемы, - говорит он с этой своей улыбкой.
Гриша улыбается в ответ и спрашивает,
- А какие это проблемы, Чужак? - и я понимаю, что не так он и наивен, мой Гриша.
- Ну, это очень просто, Доктор, - отвечает Чужак и поднимает руку - пальцы загибать.
- В эту историю вы влезли уже по уши. И даже если вы откажетесь от сотрудничества - вам не простят. Вы же, Доктор, не позволили себя съесть, верно? Вот этого вам не простят.
Чужак загибает палец. Я понимаю, что он прав. Прав, тварь потусторонняя.
И что толку сейчас думать, кто виноват? Черт пытался сожрать душу Гриши, Кот его прогнал, Авдотья вернула в тело… Теперь Авдотья умерла, а убил её тот самый черт…
- Бежать вам бесполезно - черт не остановится перед любыми жертвами… - продолжает Чужак, а Гриша вдруг перебивает,
- Разве не ты поджег больницу, Чужак?
Чужак на миг становится снова мальчиком - растерянным, наивным. Молчит.
Потом говорит,
- Много народу погибло?
Теперь молчит Гриша.
Да, понимаю я, верно. В больнице никто не погиб.
Испугались, неудобства всякие были… но никто не погиб.
- А черт бы убил всех, кого смог, - нарушает тишину Чужак.
- Ты же демон, - не выдерживаю я, вмешиваюсь, - Неужели…
- Нет, я не подобрел, - смеется Красавчик, - Я просто подумал, что мне тут шуметь никак нельзя. В этом мое отличие от черта. Я думаю о будущем.
Последнюю фразу он говорит очень серьезно.
Играет?
Не знаю. Запуталась, не вижу, где правда, а где он выдает за правду наши собственные думы…
- Ли? - спрашивает Красавчик.
Вздрагиваю. Может, лучше бы он меня по-прежнему Крыской называл. Ли - это для Гриши, для новой жизни, чистой и в любви… не для демона.
- Ты уж определись, - и я понимаю, что он молчит, и говорит со мной молча, - Ли-Крыска, мне надо спастись. Я готов вытащить вас вместе с собой. Я помогу, я научу, я и сам немало могу сделать… Но вам придется поверить мне.
Молчу, думаю.
И Гриша молчит.
Может, он и Грише что-то молча сказал, как и мне? И Коту?
Неважно.
- Это просто вопрос доверия, - говорю я наконец, - Мы либо верим, либо выбираемся сами…
- Наверное… - говорит Гриша, трет лицо ладонями.
- Наверное, - повторяет он тише, смотрит на Кота. Тот так и стоит напряженно, то ли готовый прыгать на демона, то ли убегать в кусты.
- Есть возражения? - серьезно спрашивает Гриша Кота. Кот дергает ухом и продолжает стоять.
- Хорошо, - говорит Гриша Чужаку, - Что мы делаем?
Доктор
Раньше я думал, что когда пишут, мол, “глаза злые”, или “в глазах горит злоба”, или напротив, “... любовь”, - это просто образ. Ну, что там в глазах может гореть?
Но сейчас, когда мальчика сменил демон, я ясно вижу, что глаза стали другими. Это глаза… Не могу сказать, что с ними не так, но страшные глаза.
Глаза древней твари, способной убить меня между делом, ни зачем, просто так…
- Зря ты так, доктор, - говорит Чужак, - Я воин, а не маньяк. Хотя, - тут он начинает смеяться, - я же демон-воин, так что ты в чем-то прав.
Он читает мои мысли? Если так, то…
- Мы, демоны, существа в большой степени воображаемые, - Чужак ловит мой взгляд, - Мы живем в страхах, в ненависти…
- В сильных эмоциях? - спрашиваю я, и мне в голову приходит мысль, что нагруженный транквилизаторами человек может оказаться неуязвимым для потусторонних тварей.
- Не во всяких. А может, вы и правы, просто страх и ненависть легче вызвать, они легко поглощают разум.
Я понимаю, что он не услышал мою мысль про транквилизаторы, и немного успокаиваюсь. И тут понимаю, что мы с ним говорим один на один, Ли не слышит нас… Возможно, она слышит что-то свое, ведет другой разговор с Чужаком.
Он хочет поселить в нас недоверие?
- Нет, доктор, - Чужак снова подслушал мысли, - Просто я так устроен. Я же живу в воображении, а оно у каждого свое.
- Чего ты хочешь? - спрашиваю я. Надеюсь, он поймет то, что я хочу сказать.
Он кивает, подтверждает, что услышал, но отвечает о другом.
- Я не знаю что будет. Я вижу события, словно потоки, дорожки, которые сходятся где-то впереди. Каждый поступок запускает новый поток, и мне нужно лавировать в этом лабиринте…
И тут глаза мальчика меняются, в них больше нет Чужака. Юрка смотрит на меня хмуро и устало.
Ли встряхивает головой, тихо говорит,
- Это вопрос доверия. Мы либо верим, - она еле заметно вздыхает, - Либо выбираемся сами.
- Наверное, - отвечаю я и понимаю, что Чужак все же поймал нас. Поймал именно в ту паутину потоков событий, о которой говорил мне. Мы не решимся идти по этому лабиринту сами, мы слишком мало знаем об этом. Старуха-ведьма, и та не решалась… сейчас придется драться, а мы даже не знаем, с кем.
Я смотрю на Кота. Он, пожалуй, самый опытный из нас в магических битвах.
Кот дергает ухом и продолжает внимательно следить за мальчиком. Решай, мол, сам, тебя сожрут, если что…
- Хорошо, - говорю я бодро, - Что мы делаем?
- Нам надо в магазин, - говорит Юрка, - Эйты сказал, надо подготовиться.
И мы идем в магазин.
Со стороны мы, наверное, выглядим почти нормально - молодой мужчина, красавица-девушка и мальчик.
Семейка гуляет вечерком.
Только мальчик грустит…
Только красавица молчит и настороженно зыркает во все стороны.
И на руках несет здоровенного сибирского кота.
Смею надеяться, что хотя бы я нормален…
Я представления не имею, что нам надо купить для подготовки.
Пистолеты? Топоры? Кетчуп для изображения крови?
Я догадываюсь, что покупки будут странными.
Я стараюсь не удивляться.
Юрка идет, держится за мою руку. Глядит по сторонам, и я ловлю себя на том, что порой за затравленным взглядом испуганного мальчишки вижу пустые и жуткие глаза Чужака.
Он не выходит вперед, не говорит, не советует Юрке, но он здесь.
Мы покупаем.
Сувенирные шахматы.
Юлу с бегающими внутри какими-то фигурками.
Игрушечного Змея Горыныча, марионетку, мягкого, смешного, привязанного к крестовине головами и хвостом.
Когда мы смотрим первую покупку - дорогие шахматы, резные из кости и дерева, я прикидываю стоимость и толщину своего кошелька, но Юрка тихо говорит,
- Платить буду я, у меня есть деньги.
- Где взял столько, это ж дорого, - спрашиваю я.
- Украл, - спокойно отвечает мальчик, - Это важно.
И молчит.
И я молчу - что тут скажешь?
Не читать же ему мораль о том, что воровать нехорошо - я по глазам вижу, что он это и так знает.
Расплачивается.
Продавщица смотрит спокойно, видимо думает, что я дал парню денег, чтобы он “сам” купил…
Когда мы идем от Детского Мира, где покупали юлу-карусельку ко мне подходит смутно знакомая женщина.
Лицо у нее странное, словно смешалась страх, надежда и какое-то легкое безумие.
- Григорий Ефремович? - говорит она. Тоже меня знает.
- Здравствуйте, - говорю, и пытаюсь вспомнить, кто она такая.
- Не знаете… после пожара… там… - она мнется, подбирает слова, словно пытается не сказать что-то ужасное, - Не находили, ну… тел.
С последним словом рот её кривится, она на грани плача.
Я понимаю, что одно неправильное, неаккуратное слово, и она будет рыдать в голос, прямо тут.
- Извините, - говорю я осторожно, - Я во время пожара надышался дымом и не помню, что там было. Но Валерия Николаевна мне звонила, и сказала, что вывезли из отделения всех.
И тут я понимаю, кто это. Узнаю. По лицу, по голосу, по ситуации… Один только человек пропал после пожара.
Это же мама Юрки.
Стараюсь не коситься на самого Юрку, он стоит совсем близко, но мать его не видит.
- Да, но почему он тогда не… - почти стонет женщина.
Я стараюсь говорить очень спокойно, увещевать, утешать.
- Вы знаете, я после того, как надышался дымом, некоторое время был не совсем в себе. На автомате каком-то уехал из больницы, меня даже потеряли.
Деревянными губами изображаю улыбку, мол, видите, какая нелепость иной раз случается.
- Только на следующие сутки пришел в себя, вспомнил… Уверен, что Юра просто через некоторое время все вспомнит и вернется.
От надежды глаза женщины вспыхивают. Прямо вспыхивают, я не преувеличиваю.
В них такая сила, в этих глазах, что мне становится страшно.
- Я, - говорит она, - Пойду, военных спрошу. Говорят, там многих увезли в госпиталь, наблюдать.
Растерянность и страх все еще плавают в её голосе, но с каждым словом их становится все меньше.
- Конечно, - говорю я, - Попытайтесь…
Но она уже почти не слушает.
- Спасибо вам, - говорит она твердо и быстро уходит.
Я чувствую, что у меня горят щеки.
Юрка берет меня за руку и что-то шепчет, еле слышно, мне приходится нагнуться к самому его лицу, чтобы разобрать слова.
- Все правильно, так и должно было произойти… - бормочет он, но я вижу, что губы его трясутся, а по лицу текут слезы.
Я вдруг вспоминаю слова Чужака: “События как потоки…”, и думаю, а не ради этой ли встречи мы делали эти нелепые покупки?
Меня не удивляет, что женщина не заметила сына, я уже понял, что Чужак может многое. Отвел глаза, и мать в шаге от сына стояла, чуть не столкнулась с ним, когда уходила… и не заметила.
Смотрю на Юрку, он стоит несчастный, словно побитый, держит в руке нелепую марионетку - Змея Горыныча, и тут словно слышу слова Агафьи.
“Чужак, Дракон и Мальчик…”
Это Дракон?
Я смотрю на идиотскую ухмылку игрушки и мне становится не по себе, словно на миг я тоже вижу поток событий, связь между картой и глупой игрушкой…
Нет. Не только ради встречи Юрки с матерью гнал нас Чужак по магазинам…
- Мы все купили? - спрашиваю я.
Юрка с несчастным видом кивает.
- Теперь что? - спрашивает Ли.
Юрка хрипло отвечает, он все еще не оправился от такой встречи с матерью,
- Ждать. Час… может, два.
- Тогда давайте поедим где-нибудь. Впереди тяжелая ночь. - говорю я, - Или перед битвой с силами зла надо поститься?
Юрка робко улыбается, как-то ломано и очень по-взрослому.
- Мы сами силы зла… Можно в Макдональдс? И мне взять шоколадный коктейль?
Кузьмич
- А он прикольный хрен, скажи Сань.
- Кто?
Санька недоуменно огляделся, пьяно мотнул головой. Они с Генкой сидели вдвоем. На столе бутылка, наполовину пустая, под столом еще две, совсем пустых. Или три.
Генка заржал.
- Ну, ты скажешь, Сань, ну ты скажешь! “Кто?” - он не замечал, что Санька не может сконцентрировать взгляд на собеседнике.
Третий, небритый мужичок неопределенного возраста в рабочей робе, очень странно смотрелся рядом с двумя молодыми лейтенантами.
- Да я же, Саня, я! - мужичок помахал рукой перед носом Гены, и тот с удивлением уставился на мельтешащие пальцы с грязью под длинными, неаккуратными ногтями, которые замерли перед лицом. Санька перевел взгляд на лицо мужичка, почему-то вздрогнул.
- Ты кто?
- Кузьмич я, говорил же, - ответил тот и придвинул наполненный стакан. Санька выпил, охнул, закашлялся.
Генка снова начал ржать.
- Познакомились, блин! Целых три минуты не виделись! - он потянулся за бутылкой, промахнулся и чуть было не опрокинул её. Выругался.
- Да, я прикольный хрен - Кузьмич ловко придержал бутылку, наполнил стакан, а остаток из бутылки выпил сам прямо из горла. Рыгнул. Запахло подгнившим луком, квашеной капустой и чем-то еще. Санька прекратил ржать, поежился, как от холода.
- Ты чо сказать-то хотел? - спросил Генка, раскачивая головой как маятником, но не делая паузы для ответа тут же продолжил, - Я вот чо скажу, - и замолчал, уставившись куда-то между бутылкой и стаканом.
Санька подождал немного и открыл рот.
- На поле танки грохотаааали! - провыл он безо всякой мелодии.
Генка еще раз качнулся и замер.
- Кузьмич, а Кузьмич, - почти нормально спросил он, - А ты вообще откуда взялся, а? Здесь же, мать его, закрытая военная часть, как ты сюда попал?
- Ты кого спрашиваешь? - Санька с серьезным лицом спросил Генку, и тут не выдержал и начал снова ржать, брызгая слюной.
- Не, я серьезно, Сань, - в голосе Генки снова отчетливо слышался хмель, - Откуда он взялся?
- Да водки же я принес! - ответил Кузьмич, доставая из своей бесформенной сумки еще бутылку.
- Во, видишь, он водки принес! - Санька с готовностью схватил бутыль, стал разглядывать этикетку.
На ней вилась вязь непонятных букв а сверху - большая надпись “Эликсир мудрости”. И надкушенное яблоко.
- Эппл, мать его, - поддержал Генка, - Эп… ппп… пл…
Кузьмич отобрал бутылку, встряхнул её, вскрыл.
- Родичи прислали.
Легко поддел ногтем металлический язычок пробки, открыл, разлил.
- Пейте спокойно, и будете, как боги, знать, что там творится в вашей части!
- А что в нашей части? - Генка встревожился и прислушался. Потом встал, прошел пару шагов, оступился, свалился на четвереньки и так и выглянул за дверь дежурки.
Воинская часть спала. Нигде ни огонька.
- Словно замерло все до рассвета… - промычал он. Придерживаясь за дверной косяк, встал на ноги, обернулся.
- Что-то слишком тихо… Как будто вымерли все…
- Гена, ну что ты говоришь, - словно бы возмутился Кузьмич и сунул ему в руки полный стакан “Эликсира”… Мутноватый, чуть с рыжиной, словно с ржавчиной. Самогонка как самогонка, не лучшей очистки.
Генка взял, понюхал, охнул, залпом выпил. Кузьмич сунул ему открытый тетрапак томатного сока.
- Запей, такое надо запивать.
Санька задумчиво взял бутылку с “Эликсиром”.
- Это чо за язык? - спросил он, пытаясь разобрать хитро заплетенные буковки.
- А черт его знает, - ответил Кузьмич.
Выпили еще. Кузьмич отхлебнул из горла, Санька разом ополовинил стакан и звучно брякнул его об стол, Генка опять закашлялся, брызгая томатным соком. При неверном свете лампочки брызги походили на кровь.
- Да ты чо, Генка, похоже, пьян уже в сиську! - возмутился Санька, отряхивая гимнастерку.
- Не, - возразил Кузьмич и приобнял Генку за плечи, - Что ты, мы сейчас прогуляемся чуток, и все пройдет!
- Мы прогуляемся, ага, - промычал Генка.
На улице было душно. Бессвязно мыча и поддерживая друг друга, Санька и Генка вышагивали по военной части.
Санька мычал про танки, что грохотали на поле, а Генка - про Катюшу, что выходила на берег. При этом пели они в полном согласии друг с другом.
Кузьмича рядом не видно, и никто не заметил, что он куда-то делся.
Забрели в танковый парк. Десяток бронированных туш мирно спали в темноте. На башне ближайшего обнаружился Кузьмич.
- Эй, ты чего там делаешь, как там тебя? - Генка прервал строку о том, что “выходила, песню заводила”, которую он спел уже восемь раз подряд, и никак не мог перейти на следующую.
- Ребята, а покажите мне танк, а? - заискивающе попросил Кузьмич, - Всегда мечтал на танке покататься.
Санька нахмурился, но Генка легко запрыгнул на башню.
- Смотри, Кузьмич, - и открыл люк.
Санька подумал, и тоже полез наверх. Все трое скрылись в черном провале люка, и через минуту оттуда донеслось:
- Конечно, заправлен! Мы всегда готовы к бою!
И почти тут же взревывает двигатель.
Едем, наконец-то едем. Сколько эти уродцы кровушки моей попили, это ж не произнести вовсе. Офицеры, мать их! То пьянющие в сиську и танк только в болото смогут направить, то бодрые и никакой танк им не нужен, а нужна баба… А с бабой никак не успеть. Кое-как нашел баланс и поехали. Я уж думал, что мой план опять обломается.
А план-то прост - не стеречь поезд на каждом вокзале, а попросту уронить его с рельсов посреди тайги. И самое красивое и простое, это долбануть в тепловоз танком. Чего поменьше - может не спихнуть, а танк - самое оно. Жаль, конечно, что в танке пушка не заряжена… Но и так сойдет. Даже лучше.
Два пьяных урода поехали кататься на танке… двести трупов.
И все это - мне.
Мне серьезных-то катастроф не доставалось хрен знает сколько лет! И вот - сразу и клиента моего изловить, и катастрофу организовать, и подзаправиться - наверняка из всего того стада, что сдохнет в поезде, половина минимум - моя.
Подъезжаем в железке и вижу я, что доза эликсира иссякает. Задумываться начали мои вкусненькие мальчики.
Заруливаю на мою Помойку.
Из груды хлама торчат остатки холодильника, вокруг все поросло плесенью…
Подхожу, оглядываюсь… Странно…
Воронья налетело, воронья… Откуда они тут? Я их не звал.
Настораживаюсь, но вида не подаю. Спокойно отодвигаю гнилую дрянь, открываю дверцу. Вот он, мой эликсир. Только я не сразу беру, жду.
И слышу, как разом зашелестели крылья всех сотен ворон вокруг.
Влип, мать его!
Сотни ворон разом разевают черные клювы и орут:
- Балгарзаз, ты нарушил приказ!
Водитель Легионов!
- Нарушил приказ!
Я могу все объяснить, но никто не слушает. Я отдан на растерзание легиону, и вот он на серых крыльях мчит ко мне.
- Нарушил приказ!
Моё убежище, мой дом - все лопнуло, разрушено!
Водитель Легионов даже не выслушал меня! Как же так?
А ведь все, что я делал, было по делу! Я уже почти добился успеха - там, в реальности, ждут два пьяных лейтенанта на танке, осталось лишь врезаться и…
В меня врезается первая ворона. Бью тварь бутылкой эликсира, она отлетает, смятая и бесформенная, но на груди остается дыра там, куда ударил клюв.
Легион.
Паника заливает мысли. Нет! Нельзя паниковать, паника - гибель!
Растерзают на миллионы кусочков, сожрут, поглотят, уничтожат!
Сквозь испуг пробивается спасительная мысль, безумная, так нельзя делать, но некогда колебаться! Надо делать хоть что-то - и я блюю, выпуская душу надзирателя на волю.
Ха!
Голая душонка мага, беззащитная и сладкая, она мечется, бежит среди ворон Легиона, визжит - сперва от радости, вырвавшись из моей утробы, потом от ужаса, когда понимает, что не надолго.
А я бросаюсь бежать в другую сторону.
Легион разделяется, большинство гоняется за магом, но кое-кто все же чешет за мной. Много кто. Больше, чем я мог бы одолеть, и я убегаю.
- Начальник! - ору на бегу, - Начальник, выслушай хотя бы!
Не слышит.
Да и когда у нас слушали оправдания? Нельзя оправдываться, кто оправдывается - тот убегает, а кто убегает - тот жертва, его можно кушать… но сила не на моей стороне, и что остается?
Убегаю и оправдываюсь.
- Я уже почти поймал его, о Водитель Легионов! - верещу я, и самому противно, так жалко выходит. Я б такого точно не слушал, а слопал бы, только хруст стоял бы…
- Я… Еще немного, и я поймаю его…
И тут…
Да вот же он!
Почти рядом со мной открываются Врата, и появляется вся компания - мальчик-Юрочка, доктор недоеденный и девка его! И даже кот тут, скотина меховая…
А я-то думал, он в поезде…
Давно прогрохотал по рельсам поезд.
Защебетали птицы, роса покрыла броню танка бисером, а затем и высохла.
Проехал еще один поезд.
Лучи солнца заглянули в открытый люк, и оттуда послышалась возня и, наконец, вылез Санька. Гимнастерка заблевана, под глазами мешки, сам бледен, глаза красные…
Офицер…
- Мать его… - он смотрел вокруг с детским недоумением и обидой, - Генка, кой черт нас сюда принес?
Мальчик
Я надеюсь, что конец близок.
Еще немного, еще капельку…
Мама подошла, и я замер. Не знал, что делать.
Мне ужасно хотелось броситься к ней, обнять, прижаться к ней и плакать. Мама…
Мама всегда поможет, всегда защитит…
Но…
Эйты… он ведь со мной…
А он… Не, я не верю, что он такой злобный, как другие демоны. Он в чем-то хороший. Сильный и смелый, может показать много классных штук…
Но все же, почему-то мне не хочется с ним вместе к маме подходить.
Да и он, кажется, согласен.
Он сейчас очень занят, его мысли пляшут в безумном ритме.
Он сказал Григорию Ефремовичу, что видит мир потоками событий, и я улавливаю эхо этого. Странный вид.
Вот например, сказал я про Ли, что она “Крыска”... и сразу три ручейка побежало. Она мне ответила, она что-то подумала, а еще Григорий Ефремович услышал и тоже что-то подумал. И то, что я сказал, словно ударило их обоих, но по разному, и от этого удара они словно ближе стали друг другу, крепче слиплись… Когда я подглядывал сквозь стену, они друг друга видели и стеснялись. Боялись себя, боялись других… А сейчас прямо реально - одна душа на двоих, и от моего удара только крепче стала!
Только я не хотел их бить.
Меня Эйты… нет, он не обманул, но все же я причинил боль и Ли, и Григорию Ефремовичу.
И поэтому не хочу я с ним к маме подходить.
К тому же, опасно это может быть. Для нее опасно. Я уже большой, я понимаю, что тут дело такое, что мама не поможет. Не накричит на обидчика, не заступится перед взрослыми…
А если и заступится, то скорее сама погибнет, и от этой мысли мне холодно и очень плохо.
“Не стоит недооценивать материнскую любовь”, - говорит мне Эйты. Я не спорю, молчу. Если с ним спорить, он легко убедит меня в чем угодно…
Он слышит мои мысли, он спрятал меня от ее взгляда… он сказал, что надо купить, и теперь молчит.
А мы идем в Макдональдс.
Я что-то ем…
Зря мы сюда пошли, наверное, то, что я ем, вкусное, но я не замечаю. Когда все кончится, я приду сюда… и снова вместо вкуса коктейля буду видеть больные глаза мамы…
Не пойду сюда.
Ли-Крыска тоже ест бездумно, что-то вертит в голове. И Григорий Ефремович тоже.
Мы все не отдыхаем, мы подкрепляемся перед боем. Интересно, станет Григорий Ефремович боевые сто грамм пить?
Что за чушь мне в голову лезет…
“Нельзя нам сейчас себя дурманить”, - говорит Эйты, - “Надо все осознавать… хоть это и опасно”.
Я не отвечаю. Я осознаю.
Вот змей-горыныч, игрушка, марионетка… грозный демон-дракон из моего сна…
Как давно он был! И кажется мне, что там, на самом деле все не так выглядело, как мне приснилось…
Вот юла-карусель, два всадника бесконечно гоняются друг за другом - это тоже кто-то из нас.
Сам Эйты и тот дядька, Хозяин из рассказа Ли? Или кто-то другой? Черт-дворник, Кузьмич?
И шахматы, зачем они?
“Увидишь, Юрка”, - говорит Эйты, - “Немного осталось!”
Мы выходим, садимся в машину Григория Ефремовича.
Я вспоминаю, как чуть не задавил коляску, и понимаю, что никогда не сяду за руль. Никогда. Я сам себя лишил водительских прав навсегда…
Эйты молчит. Может, не слышит, обдумывает свой трюк, может, не знает, что мне сказать.
Григорий Ефремович заводит машину, включает радио. Приятный женский голос сообщает, что сегодня, в воскресенье отмечена необычайная активность в низших сферах, а потому воскресенья может и не быть.
- Впрочем, мы с вами и так знаем, что все ведет к смерти и гниению, - заключает диктор, - А теперь о погоде…
Григорий Ефремович выключает радио.
Я не удивляюсь. Мы все не удивляемся.
Но Эйты тихо шепчет мне,
- Да, вход в чудо совсем рядом… он всегда рядом и ждет… А чудеса нередко бывают ужасающими…
Я не отвечаю, и он умолкает.
Я не знаю, что ему ответить. Что я несмотря ни на что, все же верю, что он не ведет нас к гибели? Я наверное, в самом деле все еще верю в это, но мне кажется, что если я скажу, то каким-то образом разрушу хрупкую эту веру.
Вход в чудесное… К подвигам, к битве…
Мы едем, встраиваемся в поток машин, попадаем в пробку, ползем, останавливаемся, снова едем… Я смотрю в окно на людей, на вывески магазинов, на рекламы.
Мы обгоняем троллейбус. На борту - реклама стоматологической клиники, лицо радостно улыбающейся девушки с огромным зубастым ртом. Девушка смотрит на меня, скалится, разевает пасть… В глубине черная бездна, слышен жуткий рев…
- Ты же человек, - говорит мне Эйты, - Не хочешь, не иди.
Мне кажется, что похожее уже было, и я просыпаюсь.
Троллейбус с рекламой стоматологии остается позади, мы проезжаем пробку и едем быстрее. В зеркало вижу, что девушка с рекламы с разочарованием смотрит нам вслед.
“Что это было?” - спрашиваю я.
“Эхо,” - отвечает Эйты, - “Не обращай внимания. Мы идем в странное место-состояние, тут может быть и не такое…”
Я не спрашиваю больше, хотя и не понял. Грозило мне что-то или нет? Думаю, грозило. Рядом с Эйты мне грозит все…
Эйты говорит Григорию Ефремовичу куда ехать, мы уже выезжаем из города. Смеркается, машин на трассе мало. Толстый смешной полицейский скучает, смотрит на нашу машину. Не останавливает. Безразлично смотрит вслед. Видит ли он нас вообще? Не знаю.
Мама меня не увидела…
Когда мы останавливаемся, кругом уже почти полная темнота. Небо затянуто тучами, и звезд не видно, но почти прямо над головой просвечивает мутная луна.
Перед нами покосившиеся ворота, облезлая краска и ржавчина отчетливо видна в свете фар.
Григорий Ефремович смотрит на экран своего телефона и говорит,
- Кажется, приехали.
- Приехали, - подтверждает Эйты моим голосом. Я выхожу из машины.
Запах гнили бьет в нос. Городская свалка прямо за этими воротами.
Ли подходит, трогает большой замок, оглядывается по сторонам.
- Ищем дырку в заборе? - спрашивает Григорий Ефремович. Он уже достал пакет с нашими покупками, запер машину. Фары оставил включенными - без них мы тут ничего не увидим, свет от луны скорее размывает окружающее, мешает с тенями и туманом, чем освещает.
Я подхожу вплотную к воротам. Я чувствую, что сейчас будет.
Потоки событий готовы слиться и…
Что будет? Я не знаю…
Я протягиваю руку и снимаю висячий замок. Он подается легко, словно сделан не из железа, а из… не знаю, из чего.
Эйты внутри меня ухмыляется. Григорий Ефремович недоуменно смотрит на погнутые и покореженные петли, на которых висел замок.
- Входим, - говорит Эйты, - Отступать поздно.
Доктор
Я не жду ничего хорошего. Даже пожалел, что я не охотник, не солдат какой-нибудь, и даже не турист - оружия не было никакого.
Потом вижу, как Юрка голыми руками порвал цепь и отбросил в сторону замок, и понимаю, что такого оружия, какое тут пригодилось бы, мне все равно не достать. Пулемет какой-нибудь нужен… или маленькую пушечку…
Чужак смотрит на меня из Юркиных глаз, ухмыляется Юркиным ртом.
- У вас есть все оружие, что может помочь, - говорит он.
Ли хочет что-то спросить, но то ли не решается, то ли не может подобрать слов. Я ее понимаю, у меня самого в голове звенящая пустота, непонятного стало так много, что разум попросту отодвинул это все в сторону.
Юрка вздыхает. Или это Чужак вздыхает в нем? Не знаю, не могу отличить.
- Входим, - говорит Чужак, - Отступать поздно. И делайте, что хотите. Поток событий привел нас сюда, и вынесет дальше… И постарайтесь не умирать.
Он входит в приоткрытые ворота. Я пожимаю плечами и иду следом.
Сразу за воротами…
Перед нами чудовищная, бесконечная свалка. Обломки и хлам, гниющие куски то ли мебели, то ли строений. Кучи мелкого мусора, их них торчат ржавые штыри и кажется, обломки костей...
И вонь, такая мерзкая, что слезятся глаза. Откуда-то бьет свет, тусклый и неверный, кажется, он больше порождает теней, чем освещает.
И звуки…
Только что была тишина, лишь шуршали наши шаги по щебенке, скрипели ворота, где-то вдали грохотал по рельсам поезд… но сразу за воротами в уши ударили визги, вопли, крики. Боль, ярость, голод, ужас - все смешалось в этих звуках.
Я пытаюсь разглядеть, что тут происходит. Кто-то кого-то догоняет, явно с целью растерзать. Кто-то убегает.
Стая ворон, огромных и хищных, кружит над всем этим, каркает пронзительно и яростно.
Ли рядом со мной ахает, показывает пальцем прямо перед собой. Я вижу, что из недр этой помойки прямо на нас выскакивает какое-то Кузьмич, в облике дворника, почти нормальный, только очень грязный, бледный, небритый… В углу рта у него дрожит потухший окурок, на подбородке седая грязная щетина, глаза выпучены от страха. Он совсем похож на человека, но я то ли чувствую в нем что-то потустороннее, то ли просто помню, как он чуть не сожрал меня.
Сейчас Кузьмич напуган, руки дрожат, морда бледная, он больше оглядывается назад, Ли делает шаг в сторону, отходит с его дороги. И тут он видит нас.
Глаза округляются в удивлении, рот расплывается в ухмылке. Кот выпрыгивает навстречу, готов к драке, шипит, грозно взмахивает когтистой лапой.
- Ух ты ж, заиньки мои сладкие! - хрипит Кузьмич, но ближе не решается подходить, косится на Кота. Тот рычит, глухо и страшно.
Тут на него налетает ворона, бьет в затылок, каркает по-человечески,
- Нарушил приказ!
Кузьмич, охает от боли, не глядя хватает ворону, скручивает ей голову и бросается бежать по дуге, обходя нас. На бегу орет,
- Не бей меня, о Водитель Легионов, вот же, я привел вашего этого!
Кот бросается за ним вслед.
Чужак ухмыляется, и шагает вперед… а Юрка остается на месте.
Я наконец-то вижу Чужака.
Он высок. Он мощен.
И он демон.
Более всего он похож на какое-то животное - четыре ноги с огромными копытами, клочья пламени вокруг бабок, крупная голова с рогами и выпирающими желтыми клыками, полупрозрачные крылья, темные, но по ним пробегают отблески пламени. На шее и заду - грива и хвост, как у коня, только эти похожи на темные туманные сгустки, в которых непрестанно копошатся то ли щупальца, то ли черви.
Юрка вскрикивает.
- Эйты… Ты же…
Чужак не обращает внимания, делает пару шагов вперед и вбок и…
Туман от гривы и хвоста расплывается вокруг туши, пара мгновений, и Чужак скрылся.
Юрка бледен, испуган и кажется, готов упасть. Я подхватываю его под руку, говорю что-то утешительное. Я сам не слежу, что именно, я смотрю на бегущую к нам еще одну фигуру.
Это незнакомый мне мужчина, полный и бледный, совершенно голый. Бежит в панике, отвислый живот дрожит, босые ноги обляпаны местной грязью пополам с кровью. Если он не хочет сдохнуть вскоре, ему предстоит купание в перекиси, в йоде… и курс уколов от столбняка и бешенства.
Ли видит его, её лицо искажается яростью.
- Хозяин! - кричит она, вытягивает в его сторону руки, и я вижу, что на кончиках пальцев у нее пляшет пламя.
Значит, Хозяин. Тот самый тип, что купил её, а потом пытался принести в жертву в своем ритуале…
Я пытаюсь подойти и треснуть мерзавца хотя бы кулаком, но мне в штанину вцепляется Юрка.
- Не бросайте меня здесь! - плачет он, и я остаюсь.
Хозяин замечает яростную Ли, пытается остановиться, поскальзывается, с размаху садится на жирную задницу. И вдруг заявляет громко и внушительно,
- Я купил тебя у твоего отца, ты моя! - и властно протягивает к ней руку.
Ли смеется, отвечает,
- Я сожгла этого мерзавца!
Хозяин роняет руку, отдергивает голову, словно Ли его ударила по лицу, не вставая, на четвереньках бросается прочь.
И тут я вижу то, от чего они оба убегали.
Вороны, крысы… все это вместе словно густеет, складывается в тушу чудовища.
Водитель Легионов.
Водитель… только почему-то мне не смешно.
Дракон.
Агафья говорила про карту Дракона, которая выпала ей невесть откуда во время гадания, и вот я его вижу.
У него несколько голов, и я никак не могу понять, сколько их, они расплываются, сливаются и разделяются снова.
У него огромные когти и зубы. Пасти, из которых несет невероятной вонью.
- Вот он ты! - ревет он, и все множество его глаз впивается в Юрку.
Мальчик на миг делает движение спрятаться за меня, но почти тут же встает, выпячивает грудь.
- Вот он я, - тихо, почти шепотом, говорит он.
Я пытаюсь задвинуть его за свою спину, но он стоит, словно врос ногами в землю.
- Твоя мощь станет моей! - ревет дракон. С каждой секундой он становится все более плотным и реальным.
Ли визжит и взмахивает в его сторону руками, с пальцев срываются сгустки пламени, бьются о черную тушу. Дракон ухмыляется пятью пастями, смотрит на нее, рычит,
- Твоя тоже, Крыска!
Я не знаю, что делать. Совсем не знаю.
Как-то никогда мне не приходилось прежде с голыми руками на драконов ходить, но и просто стоять в стороне и смотреть, как эта тварь сожрет мальчишку и Ли я не могу. Я иду.
Обхожу Юрку, он так и стоит неподвижно, но очень решительно. Лицо бледное, губу прикусил, прищурился, как от сильного ветра.
- Убирайся, тварь, - я пытаюсь кричать, но получается хрипеть, в горле першит от вони, пыли… да и от страха тоже, чего скрывать…
Ли подходит и оказывается рядом, берет меня за руку.
- Прочь, мерзкая тварь! - хрипит она, и я понимаю, что она тоже пытается грозно кричать.
Дракон издает странные звуки, рев, вой, стон… Потом я понимаю - это так он смеется.
Дракон смеется.
- Да знаете ли вы, за кого вступаетесь?
Юрка кивает. Я не знаю, как я вижу это, я же стою к нему почти спиной, но я знаю - он кивает.
- Покажись! - ревет дракон и произносит что-то невнятное, что я никак не могу запомнить… но понимаю - это и есть имя Чужака. Подлинное имя, от звуков которого у меня пробирает мороз по спине.
И…
И только тут я понимаю, что дракон не видел, как Чужак вышел из Юрки, он до сих пор думает, что Чужак прячется в мальчике.
А Чужак появляется почти за его спиной и со страшной силой врезается в него всем телом.
Огненные копыта бьют в черную чешую, тонкие черви-щупальца в гриве и хвосте впиваются в широкий бок дракона, огромная клыкастая пасть вцепляется и разом вырывает кусок кровоточащей плоти.
Дракон кричит от боли, ревет от гнева, оборачивается…
Два чудовища бьются.
Из раны дракона хлещет вонючая субстанция, часть долетает до земли, впитывается в мусор и грязь. Часть превращается в ворон, разлетается во все стороны.
Я теряюсь.
Теперь-то что делать?
С кулаками лезть в драку этих тварей? Раздавят, растопчут, сожгут и сожрут… Там только и слышен хруст, треск пламени и глухие удары.
Уходить?
Оглядываюсь…
Кузьмич
Мой клиент дерется с начальником. Ах, красиво дерется.
Вот, получи, Водитель, мать твою, Легионов! Это тебе не бедного черта обижать!
Теперь сам увидишь, каково это, на этого чудика охотиться.
Кто ж он такой-то?
Конская туша, щупальца в гриве… Кто-то большой…
Тоже из начальства. Ранг… хрен бы знал, какой ранг.
Вспоминается какой-то слушок, что кого-то из больших боевых тварей когда-то поймали какие-то ушлые ребята… Что же мне про него говорили?
Не помню. Да и не важно.
Ясно, что он вырвался, и его хотели, воспользовавшись его слабостью, слопать.
Начальство - оно такое… Только подставься, сожрут.
Но и мне теряться не стоит.
Похоже, миссия моя тут выполнена. Водитель Легионов дерется с Коняшкой. Кто кого сожрет - пока бабушка надвое сказала. Но кто бы не одержал верх, мне спасибо не скажет.
Надо тихонечко, пока никто не смотрит… делать ноги…
Жаль, что не досталось мне перекусить, даже пришлось вкусного волшебничка отрыгнуть. Жаль, жаль…
Котик, зараза пушистая, отстал где-то, наверное, тоже пошел любоваться, как Коняшка Водителя Легионов кусает за все места. Я б и сам полюбовался, но…
Может, пока котик отстал, мальчика выдернуть? Или девушку?
Девушка очень уж сладкая, магия в ней кипит, бурлит, она сама про это не знает ничего… Таких слаще всего есть - силы много, а умения пользоваться ею нет, не отобьется.
Вот только уж больно плотно они стоят. Стена-фаланга. Доктор у них вместо цемента - вцепился, держит.
Можно и так сыграть, конечно, но нужно время, а его нет…
И тут вижу, как в сторону уползает прочь мой клиент.
Волшебничек, надзиратель, заказчик. Отрыжечка моя!
Иди-ка ко мне, твое место у меня в брюхе. Побегал, размялся… Домой!
Крадусь тихонько, но он замечает, визжит, как резаный, бросается бежать.
Ускоряюсь, бегу вслед.
Вот, сейчас догоню…
Сейчас…
Разеваю пасть пошире, чтоб быстрее проглотить, чтоб не застрял, чтоб сам он видел, куда его сейчас…
Знай свое место!
Девушка
Демоны, всюду демоны. И страшно, аж в глазах темно.
Мне кажется, я всем весом своим на Гришу повисла, держусь за него, руками, ногами… только потом понимаю, что я вообще отдельно стою, только рукой немного и касаюсь.
Когда дракон всеми своими глазами мне прямо в душу заглянул… Наверное, ничего никогда страшнее я не видела.
Под такими глазами можно самой в пасть прыгнуть, лишь бы глаз этих не видеть больше.
Но Гриша…
Я о нем вспомнила, и сразу легче стало.
А после и вовсе легко стало, когда я поняла, что Чужак Дракона надурил, сзади к нему зашел, сейчас одолеет и все кончится.
Даже думала сперва огнем своим покидать в Дракона, только вот не умею. Пока боялась, и злостью страх отгоняла - горел огонь на пальцах, могла кинуть, а сейчас нечем.
Где-то внутри он есть, но как его достать?
Теряюсь. Что-то надо сделать, но что?
Я мысленно отхожу назад, пытаюсь глянуть на все происходящее сразу.
Вижу, что Кот носится туда-сюда по всей этой огромной свалке, похоже, прекрасно проводит время. То крыс убивает, то ворон… Местные крысы-вороны не простые, так что пусть развлекается.
Вижу, что кровь Дракона, змеями-червями просачивается сквозь мусор, выскальзывает… превращается в крыс и ворон… и достается Коту.
Вижу… Вижу, как демон-дворник подкрадывается к Хозяину. Пасть разявил, слюной капает, глазами горит… Вот сейчас набросится, сожрет.
Хозяин, конечно, та еще скотина, и все это заслужил с лихвой, но…
Демон-дворник его слопает, силой подпитается, и… На нас не набросится ли?
Тут Хозяин замечает дворника, вздрагивает и бросается бежать.
Я б тоже вздрогнула, если б такое увидела…
Бегут они, бегут… но далеко не отбегают, и я понимаю, что совсем скоро они рядом со мной будут пробегать. Никого они вокруг себя не видят, только друг друга, этак могут и споткнуться, и даже, чего доброго… Как бы кому из нас в ту пасть разинутую не угодить!
Только я собираюсь сказать, чтоб отходили мы, как чувствую, что Юрка мне в руку сует что-то.
Смотрю.
Юла-карусель.
В карусели две смешных фигурки по кругу бегают. То ли человечки, то ли…
Не думаю, не пытаюсь ничего представить себе.
Просто бросаю Хозяину карусель под ноги.
Мальчик
Наверное, это он мне подсказал. Не мог я до такого сам догадаться, совершенно непонятно было, как это может вообще произойти.
Наверное, Ли все же очень могучая волшебница, потому что это все таки произошло.
Она бросила под ноги толстому дядьке юлу, он споткнулся и упал прямо на нее и в нее. И черт-дворник за ним следом прыгнул.
И юла завертелась, закрутилась на месте. А я подошел и рукой остановил, и увидел, что юла никак не изменилась, только фигурки внутри стали другими. Два человечка стали там, один толстый, солидный, в длиннополом халате, а может, пальто. Другой - дворник с метлой, гонится за дядькой в пальто, метлой грозит… только догнать не может, оба к юле прикреплены, оба одновременно по кругу бегают.
Ли меня по плечу похлопала, руку мне протягивает.
А я… А что я? Я новую игрушку достаю.
Раз Эйты сказал их купить, значит, они нужны.
И тут понимаю - что вперед достану, второй верх в битве одержит.
Гляжу туда, где Эйты бьется с Драконом.
Чудовище с чудовищем. Кому из них стоит помогать?
Эйты меня обманывал, говорил, что он герой, сон красивый показал…
Заставил деньги украсть, мы с ним чуть девушку с коляской по дороге не размазали…
Но все же, где-то внутри я верю - он не хотел. Он просто чудовище, и ничего кроме чудовищности не знает, потому и получается у него что попало…
Надо ему помочь просто…
Достаю дракона.
Трехголового, смешного.
Протягиваю Ли.
Она берет, ничего не говорит. Лицо такое, словно она сейчас не здесь, где-то далеко-далеко, и я вспоминаю, что это называется “транс”.
Или “транс” - это когда дяденька в тетеньку превращается? Может быть, не знаю.
Ли берет дракона и кидает его прямо в битву, где сражаются два чудовища.
Игрушка падает, на миг исчезает в битве…
И почти тут же Эйты остается один. Под копытом у него плюшевый дракончик, грязный, вонючий, старый. Швы на нем распоролись, одна голова почти оторвана, набивка торчит.
Эйты встает. Подходит к нам, и я вижу, что он огромен.
Страшен.
Пасть у него - такая же, как у дракона.
Григорий Ефремович пытается заслонить меня, но Эйты выше, смотрит мне в глаза над головой доктора. Ли нервно вертит пальцами, наверное, пытается снова пламя на них зажечь…
А мне совсем не страшно.
- Почти закончили, - говорит он хрипло, отрывисто, и вместе со словами из пасти вырываются языки пламени, - Потом, Юрка, маму зови. И слушай. Мама тебя обратно позовет, материнский зов все слышат. Иди на него и выйдешь.
Я киваю. Не совсем понимаю, но киваю.
- Что ты хочешь сделать? - говорит Ли. Я слышу, что её голос дрожит, и удивляюсь, почему мне совсем не страшно.
- Сбежать хочу, - отвечает Эйты, - Такие как я, либо носятся и всех жрут, либо Внизу горят. А я убегу. Доставай, Юрка.
Я лезу в пакет с покупками. Он рвется, сувенирные шахматы раскрылись и фигурки рассыпаются в грязь. В руке у меня оказывается только одна фигурка. Я достаю, раскрываю ладонь и все понимаю.
В руке стоит черный конь.
Чужак
События. Текут, бегут, стремятся.
Несут меня, несут весь мир вокруг, все миры вокруг.
Тот сильнее, кто видит их глубже, дальше… ну, и пасть у кого больше.
Водитель Легионов пал, заточен в собственном образе.
Мелкий смешной бесенок заточен в своей погоне…
Мои союзники стоят передо мною, готовые к употреблению. Я-то знаю, у них нет никаких сил противостоять мне.
Девушка пропитана силой, но без подсказки не сможет даже огонек зажечь.
Доктор, пропитанный волей, но что она стоит сейчас?
Кот-воитель, увлекся бегом за крысами, опоздал, опоздал…
И Юрка.
Демон вселяется в человека, демон пожирает человека, это нормальный ход событий. Закон природы.
Передо мной события слились в один простой поток, я вижу дальше каждый шаг - вот я пожираю доктора, он не успеет ничего сделать, слишком верит в то, что мы в одной команде. Вот я пожираю девушку, после смерти любовника она в отчаянии, она не в силах сопротивляться. Вот Кот, бежит, летит, не успевает никого защитить.
И Юрка, жалко и жалобно смотрит на меня, понимает, что поздно…
Скажет ли он что нибудь? Вряд ли.
Потом путь еще проще. Аккуратно вынуть из заточения Аз-Балакхана, и тут же пожрать его. Закон демонов - кто сильнее, тот и пожирает. Вынуть из заточения Кузьмича, подчинить его, мне пригодятся рабы…
И вперед, в вечную круговерть убийств, обмана, взаимного пожирания…
Есть ли у демона другой путь?
Не знаю.
Юрка, наивный мальчик, думает, что есть.
События бегут, грохочут, несут меня…
А я… не хочу бежать с ними. Надоело.
Не хочу, не хочу.
Демон не может иметь собственных желаний-нежеланий, должно быть я заразился от людей… от Юрки. Я тоже верю, что есть другой путь.
Я убегу. Не от Аз-Балакхана, не от колдунов, и даже не от Кота.
Я убегу от самого себя.
- Доставай, Юрка! - командую я, и он достает коня. Мою темницу, мое убежище.
Юрка не слышал моих мыслей, он не знает, что весь этот поток событий должен был принести его прямо мне в пасть… и хорошо. Незачем ему это знать.
Видел ли я этот путь прежде, планировал ли так поступить?
Конечно, нет! К чему бы мне вести события к заточению самого себя?
Конечно, да! Я велел купить шахматы, я подстроил встречу с Юркиной мамашей, чтобы он смог без меня отсюда выйти…
События летят, сплетаются, свиваются в прихотливое полотно, каждое несет зерна разрушения остальных, и самих себя, и меня…
Я вхожу.
Звуки глохнут, свет гаснет.
События замирают, время останавливается…
Покой, наконец-то покой…