marshaMarina Декабрь 25th, 2017, 8:13 am
Первый всадник
Глава 1
Летом 1434 года два торговых когга, влекомые западным ветром, прошли вблизи мыса Вянте. Первыми их увидели сборщики янтаря на песчаном взморье.
- Дождались, - пробормотал старик в длинной рубахе, провожая взглядом полосатые паруса Ганзы.
- Эгле! – окликнул он девушку, бродившую меж сплетениями водорослей, выброшенных на берег прибоем. – Хватит, пора домой.
Та обернулась, откинув со лба влажные пряди волос, и чуть замешкалась, выжимая подол, намокший от соленой воды.
- Почему, дедушка? – хлопнула ладонью по холщовой суме у пояса, куда складывала собранные камешки. – Мы еще ничего не нашли.
- Я сказал – хватит.
Опираясь на костыль, старик зашагал прочь, уверенный, что внучка не ослушается. Они поднялись на пологий холм, где ветер избавил от смрада гниющей морской травы, и ступили на узкую тропинку, ведущую в обход серых башен замка Винденбург, оплота Тевтонского ордена.
До деревни шли молча. Эгле, удивленная странной прихотью деда, не посмела задавать новые вопросы.
Возле пустующей коновязи их остановил зять деревенского старосты.
- Рановато сегодня, Вилкас, - кивнул он на короткую тень от столба, некогда служившего опорой навеса над кормушкой. - Что-то случилось?
- Неудачный день, - буркнул старик, явно не желая вступать в разговор, и поторопил внучку. – Идем.
Эгле повиновалась, снова не понимая, что происходит. Неудачные дни случались нередко, но Вилкас никогда не разрешал уходить с берега до начала сумерек.
Он так быстро заковылял к своей хижине, что ей пришлось ускорить шаг, лишь бы не отстать, не разгневать деда.
Дома старик тяжело опустился на лавку, отложив костыль и потирая искалеченную ногу.
Эгле терпеливо ждала, пока он отдышится и, может быть, объяснит причину раннего возвращения в деревню.
- Подай воды, - наконец прохрипел Вилкас.
И когда приказание было исполнено, сделал несколько жадных глотков, исподлобья глядя на внучку.
- Пора тебе отправляться в Мемель, - проговорил, отерев губы. – Я…
Эгле ожидала чего угодно, но не этих слов.
- Зачем?!
Вопрос слетел с языка помимо воли – далеко не каждому жителю деревушки удавалось побывать в городе, а тем более женщинам, чья жизнь начиналась и заканчивалась на побережье, среди рыбацких сетей, лодок и неизбывного запаха водорослей, приносимых к суше Янтарным ветром.
Старик будто услышал ее мысли.
- Установился моряной, - закашлявшись, сделал еще глоток. – И нам долго не видать новой добычи… да и не нужно… теперь… когда пришла Ганза…
- Почему я должна уехать?
Пораженная внезапным решением деда, Эгле не замечала, что слишком часто его перебивает.
Кашель, наконец, отпустил Вилкаса.
- Потому что я не хочу, чтобы ты стала женой, а потом вдовой рыбака, - твердо произнес он, ничуть не рассердившись ее настойчивости. – Завтра в Мемель пойдет обоз с вяленой рыбой, и ты отправишься с ним.
Эгле затихла, склонив голову.
- Ну-ну, не все так страшно, - снисходительно проворчал старик. – Сначала выслушай, а уж после пугайся.
Взявшись за костыль, поднялся и отошел к стене, где вытащил из тайничка маленький сверток.
- Смотри.
В тряпице обнаружилось пять кусочков янтаря, чистых, почти без вкраплений, и от того наиболее ценных.
Эгле боязливо посмотрела сначала на камни, потом на деда.
- Я скрыл их от старосты и рыцарей - они и так забрали достаточно. Отдашь своей тетке Ядвиге, а ее муж продаст янтарь ганзейским матросам - те всегда заплатят больше, чем портовые скупщики. И ты не будешь нахлебницей в чужом доме.
Внучка покорно кивнула.
- Значит…
- Да. Я давно так решил, - прищурился Вилкас, что обычно предвещало улыбку, но та лишь мелькнула на обветренных губах, и он снова стал серьезным, строгим. – И еще одно…
Старик разжал ладонь, показав золотую серьгу. Граненый камень в обрамлении затейливого узора брызнул красными лучами, едва его коснулся свет, падавший сквозь дыру в кровле хижины.
- Она зацепилась за сеть, когда я еще не обзавелся чертовой подпоркой и выходил в море за рыбой.
- Ох…
Эгле не могла отвести взгляд от чудесной игры бликов.
- Твое приданое. Я видел перстень с таким камнем у тевтонского командора на пальце, которым он указал на моего сына и невестку… ну, ты знаешь…
Она не помнила мать и отца, и Вилкас всего однажды и неохотно рассказал ей о гибели обоих, случившейся в пору, когда рыцари-монахи еще не владели мемельским краем. Когда отряды ордена, промышляя грабительскими набегами, несли страх и смерть по всему побережью, а винденбургский замок служил им лишь местом сбора добычи и временным ночлегом.
После разговора с дедом Эгле вышла к полосе прибоя за деревней. Время дневного лова еще не закончилось, и берег оставался безлюдным. Западный моряной ветер окреп, облака бежали высоко над водой, иногда заслоняя солнце. Утонув босыми ступнями во влажном песке, она поворачивала подарок Вилкаса на ладони, вновь любуясь блеском красного камня, и размышляя о том, как серьга оказалась в пучине…
Может быть, знатная владелица случайно обронила ее за борт, а может быть, попав в шторм, погибла в крушении, и сеть Вилкаса принесла со дна последнюю «весточку» от несчастной? Стихия беспощадна не только к утлым рыбацким посудинам… но изредка она возвращает людям взятое у них силой, отдает, будто говоря – мне это не нужно, заберите обратно…
- Спрячь, - услышала за спиной голос деда. – Лодки скоро вернутся, и никто, кроме твоей тетки, не должен знать о серьге. С таким приданым она найдет тебе достойного мужа. Передашь ей мои слова, и Ядвига не посмеет ослушаться родного отца.
Младшая дочь старика покинула деревню десять лет назад, Вилкас выдал ее замуж за племянника гончара, с которым сговорился в одну из своих поездок в Мемель. И это было редкой удачей для девушки, рожденной в нищей рыбацкой семье. Повзрослев, Эгле задалась вопросом, как он смог уломать горожанина на невыгодный брак, но теперь не трудно догадаться, что и здесь не обошлось без янтаря, припрятанного от алчных тевтонов.
Они немного помолчали, прежде чем Эгле решилась поделиться мыслями о судьбе бывшей хозяйки серьги.
- Не думай о ней, теперь ты хозяйка.
Обычно немногословный Вилкас сегодня не скупился на разговоры. Может быть, скорая разлука заставляла его высказать несказанное раньше.
- Помни о другом - море нас кормит и берет плату за это. Всегда. Но я больше не хочу платить ни ему, ни рыцарям, и ты не будешь, - негромко проговорил дед, всматриваясь в водяную гладь. – Рыбаки возвращаются.
Глаза не подводили его и в старости, Эгле тоже увидела лодки.
- Ступай в дом, - велел Вилкас.
На рассвете следующего дня он проводил Эгле до окраины деревни, где стояли возы с рыбой, прикрытые соломой.
- Йонас доставит тебя в Мемель и покажет дом Ядвиги, – кивнул старик на широкоплечего возчика и ласково коснулся щеки внучки. – Прощай. И не беспокойся обо мне.
Она взобралась на последнюю повозку, и Йонас взмахнул кнутом, погоняя тощую лошадь. Вилкас долго стоял посреди дороги, глядя вслед удалявшемуся обозу. Потом повернулся и заковылял к хижине. Он вдруг сильно, как никогда раньше, сгорбился, и Эгле чуть не спрыгнула на землю и не побежала обратно – поддержать, подставить плечо. Остановил лишь страх разгневать деда, нарушить его приказ.
Вскоре дорога свернула в лес, и деревня скрылась за рыжими стволами сосен.
Вечером обоз остановился вблизи постоялого двора. Чтобы не платить за ночлег поставили возы снаружи частокола и спали под ними. На рассвете двинулись дальше, и к полудню уже добрались до Мемеля.
Первое, что почувствовала Эгле за городскими стенами – запах. Отвратительный, тошнотворный. Привыкшая к смраду гнилых водорослей, она все же не удержалась от вопроса:
- Почему так воняет?
- Дерьмо, - повернувшись к ней, усмехнулся Йонас. – Они выливают дерьмо и помои прямо на улицу, не отходя от порога.
Как бы в подтверждение его слов, распахнулись ставни второго этажа в доме напротив, и кто-то выплеснул содержимое ночного горшка, едва не угодив на голову малышу лет пяти, справлявшего нужду тут же, под окнами.
Когда проезжали мимо пекарни, запах на мгновение исчез, перебитый жаром печи и ароматами свежего хлеба, и снова вернулся, едва она осталась позади.
Эгле впервые в жизни увидела высокие дома, будто сжимавшие стенами и без того узкие улицы. Стебли худосочного плюща, ползущие по каменным фасадам, тянулись к небу и солнцу, и понуро сникали не достигнув света…
- Не пялься по сторонам, - одернул ее Йонас. – Приглядывай, чтобы товар не таскали, и бей воришек по рукам.
Он показал на длинную палку, лежавшую за его спиной.
Взрослые горожане почти не обращали внимания на обоз, занятые своими делами, иногда лишь тихо переговариваясь, когда он проезжал мимо, но пару раз Эгле пришлось взмахнуть жердиной, отгоняя детвору, норовящую поживиться рыбой. Лишь одна девочка, бледная до прозрачности, шла и шла за повозкой, не отставая. Она не пыталась подпрыгнуть и дотянуться до вожделенной еды, и только смотрела на Эгле. Неотрывно, просяще. Запустив руку под солому, та нащупала небольшую рыбешку, и незаметно для спутника скинула на землю. Девчушка подхватила ее из дорожной пыли и, как испуганный зверек, юркнула в переулок.
Йонас придержал лошадь у поворота в следующий.
- Тебе сюда, - снова обернулся к Эгле.
Она медлила слезать с повозки, словно боялась, что ступив на городскую улицу, оборвет последнюю ниточку, которая связывала с родным домом.
- Ладно, провожу до двери, как обещал Вилкасу, - буркнул Йонас, и окликнул едущего впереди возницу. – Эй, Паулис, присмотри за повозкой, я быстро.
В переулке им встретился нищий в лохмотьях, сквозь которые проглядывало изможденное тело в незаживающих язвах. Протянув вперед руку, он бренчал подобием колокольчика – сплющенной по краю оловянной кружкой с камешком внутри.
- Люди Мемеля, - возглашал оборванец. - Грядут муки земные, ибо вы есть порождения греха и похоти человеческой, и будете страдать во искупление.
Поравнявшись с Эгле, нищий схватил ее за локоть.
- Уходи, уходи отсюда, - пробормотал, уставившись на девушку красными, гноящимися глазами.
Она попыталась освободиться от цепкой хватки, но безуспешно. Йонас оттолкнул назойливого бродягу и вытер руки о рубаху.
- Не трожь божьего человека! – взвизгнула проходившая мимо старуха, и презрительно покосилась на Эгле. – А ты не разевай рот, деревенщина!
Не удостоив ответом крикливую горожанку, Йонас довел спутницу до нужной двери, и грохнул в нее кулаком. Эгле непроизвольно потирала локоть, словно еще чувствуя прикосновение нищего.
На стук открыла хмурая женщина в длинном, залатанном платье.
- Здравствуй, Ядвига, - приветствовал ее Йонас. – Принимай племянницу.
Ответом было молчание.
- Ну, тогда прощай, - осклабился он. – Может, зайду, когда закончим дела.
- И опять напьешься с моим муженьком? – наконец, чуть ли не прошипела Ядвига. – Нет уж, теперь не выйдет.
- А что так?
- Иди себе, - отрезала та, и опять замолчала.
Йонас не возражал, поспешив вернуться к повозке.
- Не стой столбом, заходи в дом, - недовольно пробормотала тетка и уже в комнате продолжила. – Значит, ты Эгле, дочь моего дурного брата? Выросла – не узнать.
- Почему дурного?
- Был бы умным, не лез рожон, и остался бы жив. Да и твоя мамаша тоже.
Эгле пристально посмотрела ей в глаза.
- Я не помню родителей, но прошу… не говорите о них плохо.
- Вот как?.. – скривила губы Ядвига, удивленная неожиданной твердостью в словах племянницы. – Тьфу!
Смутившись от своего же внезапного отпора тетке, Эгле огляделась в тесной конуре - жилище тетки показалось не лучше хижины Вилкаса. Колченогий стол, два табурета, широкий, укрытый тряпьем, топчан в одном углу и небольшая печь в другом. На единственной полке – глиняные миски и плошка с почерневшим фитилем.
- Не нравится? – язвительно спросила Ядвига, - Думала, если город, то все богатые?
- Нет, не думала… я….
- Зачем отец тебя прислал? – перебила тетка.
Эгле пересказала ей слова Вилкаса.
- Дай сюда.
Забрав у племянницы сверток, рассмотрела янтарь.
- Хм, можно выручить неплохие деньги, - проговорила едва слышно, и подняла взгляд на Эгле. – Но и не слишком хорошие! Не мечтай, что будешь здесь нежиться и прохлаждаться.
Вдруг Ядвига осела на топчан и разрыдалась, закрыв лицо руками.
Ворох тряпья за ее спиной зашевелился, из-под него показалась светловолосая голова мальчика.
- Мама…
Тетка одной рукой прижала сына к себе, другой вытирая слезы.
- Это Алджис, мой младший. Он сломал ногу, но скоро поправится… правда, милый?
Малыш молча посмотрел на гостью.
- Конечно, - кивнула та.
- Еле наскребли денег, чтобы заплатить лекарю, - вздохнула Ядвига, немного успокоившись.
- Дедушка говорил, что у вашего мужа хорошая работа, - удивилась Эгле.
- Говорил, говорил… - голос тетки стал ворчливым. – Была работа, а весной гончарня выгорела дотла. Теперь Линас пробавляется поденщиной. За гроши. Городские вести доходят до вас не скоро.
Апрельский пожар, вспыхнувший в ремесленных мастерских, принес немало бед, разорив и оставив без средств и работы многие семьи. Некоторые бывшие владельцы пытались восстановить сгоревшее, но дядя Линаса, мужа Ядвиги, был слишком стар, немощен и не располагал достаточной суммой, чтобы отстроить гончарню заново. Вскоре, указом Мемельского комтура, пустующие пепелища были отданы в откуп мастерам-оружейникам – защита города от вражеской угрозы становилась важнее глиняных горшков и плошек, и других невоенных ремесел. К такому решению привело недавнее вторжение поляков и гуситов на земли Тевтонского ордена. Еще одной причиной заботы о надежной обороне оказались жемайты – племя варваров, разорившее южные окрестности Мемеля.
Ядвига показала мальчику янтарь.
- Смотри, какие камешки привезла твоя тетя. Мы сможем купить молока и яиц.
Алджис опять промолчал, разглядывая кусочки янтаря.
- А еще ему надо давать толченую скорлупу. Так лекарь сказал, - обратилась Ядвига к племяннице. – Чтобы кость быстрее зажила.
Эгле снова кивнула и осталась стоять посреди комнаты, ощущая неловкость. Не знала, что делать, с опасением ожидая решения Ядвиги, которая либо предложит кров, либо с легкостью укажет на дверь, несмотря на дар, присланный Вилкасом.
Тетка туго завернула тряпицу с камнями и спрятала за вырез платья, будто забыв про племянницу. Укутала Алджиса в тряпки.
- Спи.
- А ты похожа на мать, - внезапно заявила она. – Такая же заметная - темненькая, кареглазая… И такая же упрямая?
- Не знаю.
Эгле смущенно пожала плечами.
- Ладно, спать будешь на полу, поищу, что подстелить. Мы и так ютимся на топчане впятером. Разве отец тебе не сказал, что у меня еще две девочки – двойняшки?
- Сказал.
- Вот и хорошо. А покормить тебя нечем, надо дождаться Линаса, принесет, что-нибудь, если не пропьет… - горько вздохнула Ядвига. – И потом нужно будет найти тебе работу. Шесть ртов… денег за янтарь надолго не хватит.
Эгле достала серьгу и объяснила тетке намерения деда. Увидела, как та изменилась в лице при виде чудесной вещицы.
- Он, что, совсем ополоумел, старый дурак?! – разозлилась Ядвига. – Кому я это покажу? Обвинят в воровстве, или того хуже. Ох… Вот, что – отдай мне, я пока припрячу, а там будет видно.
Эгле не стала спорить, и серьга отправилась вслед за янтарем, а тетка только покачала головой, бормоча под нос новые ругательства в адрес отца.
Чтобы остановить злобные излияния, девушка спросила:
- Сколько ему? - показала на Алджиса, который вовсе не собирался спать, с любопытством поглядывая на Эгле.
- Семь, а дочкам девять.
- Можно?
Получив согласие Ядвиги, присела на край топчана.
- Тебе понравились камешки?
- Красивые, - ответил мальчик. – Откуда они?
- Это урожай с подводных лугов морской богини Юраты, - принялась рассказывать Эгле древнее поверье. - Их выносит на берег вместе с водорослями, а мы…
- Замолчи! - неожиданно взвилась тетка. - И больше никогда не смей нести ересь. На костер захотела? Нет никакой богини Юраты, есть только святая Троица!
Рассказ оборвался на полуслове.
Вскоре с улицы вернулись двойняшки. И Эгле сразу поняла, что одной из них досталась сброшенная с повозки рыба. Но не могла догадаться, какой именно, из-за почти неразличимого сходства девочек, и лицом, и в одежде, которая скорее выглядела, как бесформенные лохмотья.
- Дамна и Людвика, - назвала имена дочерей Ядвига. – А это Эгле, теперь она будет жить у нас.
Чуть заметное смущение Дамны подсказало, что и она узнала ту, что кинула ей подачку, но девочка не торопилась откровенничать. Эгле тоже промолчала.
- Принеси воды, Дамна, - велела Ядвига дочери и покосилась на племянницу. – Сходи-ка и ты с ней, узнаешь, где колодец.
Подхватив деревянное ведро, девочка нехотя поплелась к двери.
- Дай его мне, - попросила Эгле.
Дамна с готовностью выполнила просьбу и сразу повеселела.
Снаружи почти не было солнечного света, лучи падали только на стены верхних этажей, не достигая земли. Переулок казался опустевшим, лишь две тощие собаки рылись в куче отбросов, изредка огрызаясь друг на друга.
- Что стало с рыбой, которую я тебе дала?
Вопрос застал Дамну врасплох.
- Съела, - насупилась девочка.
- Мы никому об этом не скажем, - улыбнувшись, пообещала Эгле.
Дамна посмотрела с благодарностью.
Скоро они свернули в короткий тупик между домами, и подошли к колодцу, сложенному из морских валунов. За ним, в нише стены, Эгле увидела статую в человеческий рост, изображавшую женщину с младенцем на руках.
- Кто это?
- Пресвятая дева Мария Тевтонская, - заученно протараторила Дамна и перекрестилась. – Мы все ей молимся. А ты поклоняешься другим святым?
- Нет. Просто… раньше я никогда ее не видела.
Эгле тоже осенила себя крестом.
- Она всегда была здесь, - непонимающе нахмурилась спутница.
- Ладно, идем назад. Скоро начнет темнеть, - позвала Эгле, набрав воды.
На полпути остановилась передохнуть. Опустив ведро, посмотрела вверх, где в просвете между крышами плыли подсвеченные красноватым облака, и невольно поежилась.
- Что с тобой? – тронула за руку Дамна.
Даже самый теплый летний закат вызывал у Эгле некий внутренний озноб… Будто последние лучи уходящего солнца таили в себе едва осязаемый холод неизбежной ночи… Ей казалось странным, что другие люди этого не понимают. А возможно, и понимают, но спрашивать она не пыталась.
- Ничего. Идем.
Когда они вошли в дом, Линас уже вернулся. Щуплый, рябой, он сидел на табурете, привалившись к стене, и насвистывал веселый мотивчик. Рядом на столе лежали добытые им за день припасы – хлеб, пара луковиц и немного свеклы.
- Ты и есть племянница моей женушки?
- Что так долго? – перебила его Ядвига, не дав Эгле ответить. - Поставь ведро у плиты.
И занялась готовкой.
- Ей надо подыскать работу, - не оборачиваясь, бросила она мужу.
Линас оценивающе взглянул на девушку.
- Может в порту? – ухмыльнулся он. – На такую будет спрос.
- Заткнись! Я не дам сделать из нее шлюху.
Утром Линас засобирался в порт, Ядвига велела Эгле идти с мужем. На удивленный вопрос, тетка отозвала ее в сторону.
- Присмотришь за ним. Если сумеет продать янтарь, не давай ему заходить в кабак.
- Как не давать?
- Как хочешь. Хоть держи его за штаны, хоть кусайся, - зашептала на ухо. – Или ты станешь просто смотреть, как он пропивает деньги?
По дороге Линас не позволял Эгле останавливаться, глазеть на товары в лавках, на диковинную одежду знати… торопил, подгонял.
В порту он приказал ждать возле коновязи, поручив ее опеке беспалого бородача по имени Рэмунас. Объяснил, что не женское дело - торговаться с матросней. А сам направился к компании подвыпивших моряков, стоящих около тюков с шерстью. Сначала Эгле не сводила с него глаз, но потом отвлеклась на другое.
Увидев, как она c любопытством рассматривает корабли, Рэмунас сказал:
- Пришли из Любека, а дня через два-три отплывут на Готланд за русскими мехами. Там у новгородцев торговая контора.
Ганзейские когги только что стали под разгрузку. За порядком следили кнехты. Этих, с крестами на серых одеяниях поверх кольчуг, Эгле доводилось видеть и раньше. Иногда они приходили в деревню – забирали и уводили должников в Винденбургский замок для наказания и работы. Или просто избивали до полусмерти, тут же на месте.
Помимо сукна и железа, Ганза привезла шелковые ткани, вина и пряности, доставленные из Мессины, Венеции и Магриба… Вместе с ними и иными товарами на берег сошли крысы.