просто мария Январь 20th, 2015, 7:55 pm
С протянутой рукой
На этот день посетителей у Николая Степановича было записано очень много. Да и вчера они шли сплошным потоком, поглощая из комнаты весь кислород и оставляя безобразные следы от грязных ботинок на полу. Полночи Николай Степанович потом за ними убирался. Сегодня же он постелил картон от самой прихожей до кабинета, но лишь до дверей – дальше не стал – не солидно.
Затем расположился за своим столом из тёмного бука и старательно отгородился от просителей: стопкой папок, подставкой под канцелярские принадлежности, и горшком с бегонией. Один из листков бегонии пожелтел и отсох. «Надо бы его убрать», подумал Николай Степанович, но сделать этого не успел – в раскрытой двери показался первый проситель.
- Здравствуйте, – поздоровался проситель и самовольно уселся на специально предназначенный для этого стул.
Это не понравилось Николаю Степановичу, и он демонстративно нахмурил брови:
- Зачем пожаловали?
- Да вот, нам для праздника надо двадцать восемь хлопушек и полсотни воздушных шаров. Выпишите бумагу.
- Много вы хотите. Нет у нас столько хлопушек, и, тем более, столько шаров, - медленно произнёс Николай Степанович.
- Но как же, у нас сроки. У нас всё уже ог-говорено, - от волнения проситель начал заикаться, - и потом, дети так ждут…
При упоминании о детях сердце Николая Степановича смягчилось.
- Ну, хорошо, вот вам рецепт… ммм… бумага, отправляйтесь на склад, получите. И не забудьте расписаться в накладной.
Когда счастливый обладатель хлопушек и шаров покинул кабинет, Николай Степанович вновь потянулся к пожелтевшему листку бегонии, чтоб наконец убрать его, но опять не успел – в дверях показался следующий проситель. Этот пожелал два ведра краски и дюжину кистей. После него ушёл ещё один с подписанным декретом о выдаче снегоочистителя.
Так продолжалось до обеда, после чего Николай Степанович устал. Он так и сказал очередному лицу:
- Вы знаете, я очень устал. Выйдите, пожалуйста, за дверь.
Очень хорошо, что лицо оказалось понятливым и тотчас же испарилось. Но буквально через секунду в кабинет влетел помощник:
- Николай Степанович, ЧП. Вас срочно вызывают на Камчатку.
- Что? Что случилось? – чиновник принялся мысленно перебирать все возможные варианты – один страшнее другого.
- Обнаружили краба, длиной двести пятьдесят метров. Надо его принять, описать, направить куда следует. Ну, прошу же вас, скорее. Продукт скоропортящийся.
Самолёт летел быстро, и довольно скоро Николай Степанович уже осматривал камчатского краба–гиганта. «Да, действительно, большой», подумал голодный Николай Степанович и предложил своим коллегам:
- А что, товарищи, а не пообедать ли нам сегодня крабом? Ну что вы на меня так смотрите? Спишем. Одну клешню никто и не заметит. Да мы даже часть только откусим, что нам, много ли надо? Скажите вот вы, Митрофан Евгеньевич, давно ли вы кушали краба?
- Ваша правда, Николай Степанович, - облизнувшись, согласился Сидоренко. – Что же мы скромничаем? В самом деле, скушаем по кусочку.
Ох, и вкусный же камчатский двухсотметровый краб, просто ручки до локотка оближешь! Ну да недолго наслаждался Николай Степанович – дела, дела. Они так просто людей не отпускают, и вот уже вновь земля удаляется от взора начальника, воздушный корабль режет воздух, приближая к новой цели: Переговорам в дебрях Амазонки с прекрасными представительницами их немногочисленного, но строго организованного отряда.
Делом это оказалось не простым. Но, довольно-таки приятным. Всё же дамы, хоть и дикие. Они утверждали право посещать парк развлечений в национальной одежде. Почему, говорят, нас не пускают?
- Но позвольте, - важно начал Николай Степанович, с интересом разглядывая украшения на поистине прекрасной груди амазонки, - существуют правила, которых надо придерживаться. Что же такое будет, если каждый захочет делать то, что ему вздумается? Это будет уже, извините, анархия. Так что, ничем не могу помочь. Нами организованы точки торговли. Прошу соблюдать регламент.
И, довольный собой, Николай Степанович направился к вертолёту.
Но дойти до него он не успел: нимфы схватили его сзади, повязали, и, сотрясая барабанные перепонки бедного представителя власти своими первобытными криками, потащили в своё место дислокации.
Два часа диких танцев у костра, мясо свежезажаренного мужчины из соседнего племени и неизбежность скорого исхода мероприятия странным образом преобразили чиновника. Николай Степанович вскричал:
- Девушки! Женщины! А действительно, сколько можно терпеть вам принижения? Сколько можно жить в лесу? В нашей стране каждый человек имеет право на отдельную жилплощадь, мы живём, в конце концов, свободно, должны уважать друг друга! Я с вами! Не дадим машине бюрократизма заглотить нас! За мной, товарищи!
И с этими словами Николай Степанович, в компании с прекрасными амазонками, направился в местное лоно управления за разрешением на разрешение.
- Мы не можем дать такой бумаги, - развели руками в администрации, - у нас даже бланка такого нет. И вообще, это не по регламенту. Встаньте, пожалуйста, в очередь и заходите по одному. Ах, ну, раз вы вместе, то тогда выберите одного представителя, с ним мы и будем разговаривать. А остальные, выйдите, пожалуйста, вон.
Николай Степанович послушно остался, прекрасные нимфы же удалились из приёмной.
- Ох, - самовольно упал он в кресло, специально для этого предназначенное, - как же тяжела наша работа. Вы вот что: сделайте мне, пожалуйста, чаю. Или лучше даже кофе, я с удовольствием выпью двойную порцию. Теперь вы видите, дорогой коллега, с кем нам приходится работать. Трудимся, не покладая рук, и день, - он взглянул на звёздное небо, - и даже ночью.
- А куда деваться? – согласился работник местной администрации, - служба.
Тяжёлый сон сморил Николая Степановича, а когда он проснулся, то самолёт уже ждал его у трапа, и через короткое время поднял над землёй, обещая скорое возвращение в родные края. Час и другой взрезало воздушное судно пространство, но вдруг неожиданно произошла трагедия – оно стало стремительно накреняться в бок, и падать, падать, пребольно ударяя слугу закона по левой ноге…
***
- Что вы думаете по этому поводу, коллега? – Дмитрий Олегович всмотрелся в пациента клиники, мирно спавшего на койке в своей палате. Левая нога больного была в гипсе.
- Он опять летал в Баварию за пивом и сосисками?
- Ха! Берите больше, коллега. В этот раз наш хапуга краба жрал. И, судя по довольной физиономии, не обошлось без голых баб.
- Слушайте, но как же он умудрился сломать ногу? Ведь после прошлого раза вся мебель в палате привинчена к полу?!
- Дорогой мой Олег Константинович, это достаточно просто, взгляните сюда.
Оба доктора склонились над экраном монитора, на котором Николай Степанович, широко раскинув руки в подобие летящего самолёта, нарезал круги по палате, ловко вскакивая на койку и подпрыгивая. В один из виражей что-то пошло не так, тело его резко взяло крен и через секунду уже вместо радостного гудения раздавался занимательный, редкостный мат.
- Во даёт, - в очередной раз восхитился Олег Константинович. – Я буду за ним записывать - он ни разу не повторился.
- А вы думали… тридцать лет в приёмнике хирургии, десять – в травме. Да и вообще.
Врачи почтительно замолчали.
- Да, замечательный был человек. Талантливый хирург. Золотые руки. Если бы не… - Дмитрий Олегович покачал головой, - Шувалов его и отпускать не хотел, держал потом при себе, на складе... Ну что ж, ладно, оставим коллегу, пойдёмте, тут ещё старенького привезли, - доктор пояснил вопрошающий взгляд Олега Константиновича: - попытка суицида, – и весело подмигнул, - пятая уже.
Врачи ушли. Пациент остался. Когда отойдёт наркоз, Николай Степанович, возможно, ненадолго придёт в себя. Вынырнет, как на поверхность озера, в ту реальность, которую мы привыкли считать правильной, настоящей. Или нет. Или останется в той, которая больше нравится ему. Где всё подчинено системе, ему подвластной. Где комфортно, где нет боли и ответственности за чужие жизни, где интересно и некогда скучать. Удобно. И легко. И не нужно задумываться ни о кризисе, ни о курсе рубля, ни об угрозах извне. И пусть об этом думают другие. А у него все богатства земли рядом – только руку протяни.