АЛЬБЕРТИНА
Кенвил посмотрел на свечу. Оставалась еще половина, должно хватить на всю церемонию и не надо идти на другую сторону замка, чтобы взять новую.
Он поднял подсвечник и прошел в скрытую комнату. Пламя дрожало, то ли от сквозняка, то ли от того, что его руки отказывались слушаться и не переставали трястись. Он прошел через кухню, запинаясь ногами за упавшие плошки, отодвинул тяжелый шкаф и нашел ручку двери. Жена никогда не бывала здесь, презирая и брезгуя даже воздухом в половине, где жили слуги и готовили еду для господ и себя. Она бы никогда не нашла эту комнату, если бы ей не сказали, а если бы сказали, не смогла бы открыть ее. Кенвил позаботился о надежности замка. Он отпер дверь, и в нос ударил сладковато-приторный запах, заставивший сердце сжаться.
Он переступил через порог, задвинул засов и спустился по каменным ступеням, придерживаясь рукой за шершавые, сырые стены. В этой комнате стоял стол и кровать. Здесь он придавался любви со своей богиней. Это был их маленький рай, куда они приходили только ночью, когда весь замок погружался в сон.
Руки Кенвила дрожали. Он боялся представить, что будет, если ничего не получится. Что если ведьма обманула и магическое зелье не сработает? А что если случится, что-то страшное и непредсказуемое, как она предупреждала? Но разве могло получится так? Ведь это была ее собственная дочь. И потом, у ведьмы была репутация, весь город и окрестности пользовались ее снадобьями. Да и какое это имело значение? У него не было выбора, жизнь без любимой не имела смысла.
Альбертина лежала на столе. Ему удавалось три дня скрывать тело и за это время она начала меняться. Запах еще не появился, он делал все возможное, чтобы в замке не топили печи, не смотря на требования и угрозы жены, но черты лица прекрасной Альбы заострились, кожа из лебединно-белой превратились в грязно-голубую. Вигдис, наверняка, догадывалась, что он не избавился от мертвой, как сказал, но ничего не могла поделать. Она только злилась на свою беспомощность и колотила слуг за малейшие ошибки.
Кенвил поставил свечу в изголовье Альбертины и дотронулся до ее лица. Холодная кожа, сухая. Чужая. Он помнил, как горела она, когда он ласкал, целовал ее. Помнил, как руки, что безвольно лежали сейчас вдоль тела, обнимали его.
- Альба, моя бедная Альба, - Кенвил вытер слезу.
Он знал, что это сделала жена. Знал, как долго она готовилась. Не знал только, кто мог ей доложить. Может быть, она их видела сама? Или Альбу предал кто-то из тех, кому она доверяла? Кому рассказала о своей тайне? А ведь он просил ее, предупреждал. Вигдис ревновала всегда и уничтожила бы соперницу не раздумывая. Особенно если соперницей стала служанка.
Кенвил сунул руку за пояс и извлек золотой флакончик с мизинец величиной. На крышке рубин, изумруды и бриллианты, цвета фамильного герба. Если все будет так, как он надеялся, то уже сегодня ночью они уедут из замка. Будучи одним из самых богатых людей в стране, он бы не хотел терять нажитую репутацию и состояние, но ради Альбы начнет все сначала, в другом месте.
Поставив флакончик рядом со свечей, Кенвил достал из кармана уголь, завернутый в ткань и нарисовал вокруг стола пятиугольник, стараясь, чтобы получилось ровно. Это было трудно, его трясло, но когда он посмотрел на свою работу, то удивился, как его собственный рисунок был похож на тот, что показала ведьма. Потом он достал из-за пояса сложенный листок, где написал заклинание. Все слово в слово. Только бы получилось.
Тени танцевали на стенах крошечной комнаты и на лице Альбы. Тишина нарушалась только биением сердца. Холод пробирался под одежду и вызывал дрожь. Или он дрожал от страха? От страха перед неизвестностью?
Кенвил открыл флакон и поднес к губам Альбы. Сердце начало покалывать и он сделал глубокий вдох. Нужно успокоится, все будет хорошо. Только бы Вигдис не нашла его сейчас. Сделав еще один вдох, Кенвил решительно раздвинул губы любовницы, надеясь, что жидкость попадет в рот через сомкнутые зубы. Холодные губы. Зеленоватая жидкость перелилась из флакона в рот и только несколько капель остались на подбородке, которые Кенвил нежно вытер.
Первая часть завершена. Он развернул вчетверо сложенный лист и, обходя стол вокруг, начал читать заклинание. Глухой голос отталкивался от стен и пугал тяжестью произнесенных слов. Свеча колыхалась от движений. С каждым словом, воздух в комнате становился гуще. Или ему это только казалось? Кенвил поправил воротник котты не переставая читать, не останавливаясь ни на секунду. Ему показалось, словно темная тень появилась в углу, но он не оторвал глаз от листа. Его руки дрожали, его голос дрожал, его душа заледенела от страха. Но он читал. Слово за словом, круг за кругом.
Ему показалось, что Альбертина шевельнула рукой. Или только показалось?
Шаг за шагом. Осталось всего несколько слов. Кенвил дочитал их, едва двигая губами окаменевшими от страха. Он сложил лист, как говорила ведьма, зажег над свечей и бросил на пол, наблюдая за пламенем, поедающим слегка желтоватую бумагу и подбрасывающим пепел верх.
- Пепел, пепел, мы все упадем, - едва слышно пел он, глядя на кружащиеся у ног черные снежинки, не в силах поднять взгляд на Альбу. Что если ничего не получилось? Хотя не это пугало его сейчас. Сейчас он боялся, что все получится. Ведьма спросила, хочет ли он этого в самом деле? Что если Альба не будет такой, как прежде? Она пересекла границу на темную сторону, ее душа познала страх неведомый живым. Вернувшись, она может принести с собой часть того мира, она может оставить свою душу там. Ты хочешь этого, в самом деле?
Кенвил услышал шорох на столе. Он хотел думать, что ему показалось. Хотел даже убедить себя, что это крысы, только сознание отказывалась принимать ложь. Он слышал звук и это не могли быть крысы, их в замке уничтожили еще год назад.
- Кенвил?
Это был ее голос. Испуганный. Дрожащий. И еще что-то было в нем, то что Кенвил не узнавал. Холод? В голосе Альбертины холод? Холод и страх? Как такое могло быть?
Пепел опустился на каменный пол. Кенвил подтер носком туфля угольную черту, разрывая линию, как говорила ведьма, и поднял голову.
Альбертина сидела на столе и смотрела на него, в огромных карих глазах боль и пустота. Огромные карие глаза ее и ... чужие.
- Почему я здесь? - обиженно сказала Альба. Кенвил почувствовал, как волосы зашевелились на голове. Воздух стал горьким и ледяным. В комнате без доступа на поверхность, откуда-то подул ветер. Не откуда-то. От нее. От божественной красоты женщины, что служила его жене и которую он любил, как саму жизнь.
- Почему я так хочу есть? Сколько я спала? Почему я здесь?
Альба надула губы и протянула руки к Кенвилу.
- Я хочу есть.
И Кенвил сделал то, чего никогда не думал сделает в своей жизни. Он шагнул назад. Прочь от Альбы. Прочь от своей любви. Он хотел оказаться от нее подальше, хотел бежать, что есть силы.
- Что-то со мной не так, - сказала она. – Я странно себя чувствую.
Кенвил вскрикнул, уперся спиной в стену и закрыл глаза ладонью, когда Альба, его нежная Альба, приподнялась над столом.
- Что с тобой, любимый? – спросила она. – Почему ты закрыл глаза? Что со мной?
Воздух в комнате стал душным, в голове Кенвила кричал страх, как затравленное животное. Он убрал руку от лица и посмотрел на девушку, которая теперь парила рядом с ним. Парила. Словно подвязанная к потолку за невидимые нити. Она улыбалась. Карие глаза затягивали.
- Я люблю тебя, Альба, - сказал Кенвил. Его голос похож на мышиный писк.
- Я знаю, - ответила девушка, приближаясь. – Я тебя тоже.
Кенвил хотел оттолкнуть ее и бежать, но не мог двинуться с места. Его руки и ноги словно приклеились к стене.
- Кенвил, - Альба подняла глаза к потолку. – Мне не хорошо. Что-то со мной не так. Не правильно. Что случилось со мной? Я такая голодная. Здесь.
Ее ладонь легла на левую сторону груди.
- Потрогай.
Кенвил не мог сделать того, что она просила. Его тело отказывалось подчиняться и тогда Альбертина взяла его руку и положила себе на грудь.
- Слышишь?
Он не слышал. Там, где должно биться сердце, было молчание.
- Что-то со мной не так, - повторила Альба, глядя Кенвилу в глаза. – Но я люблю тебя, - прошептала она, дотрогиваясь своими губами до его. Холодные губы, как покрывшаяся коркой льда вода. Альба обняла своего любовника и поцеловала. Не нежно, как всегда, а жадно, страстно.
Кенвил почувствовал, словно тысячи иголок впились в его тело, слов миллионы кусочков льда стали разрывать изнутри. Он хотел кричать, но не мог. С болью, его тело покидала сила, словно вытекала , как вода по деревянным трубам. В голове Кенвила что-то лопнуло, заливая глаза красным и он понял, что переходит границу на другую сторону. Туда, откуда только что привел в этот мир чудовище.
Кенвил начал кричать, только голоса своего не слышал. Это был крик смертельной агонии. Крик умирающей в страшных муках души.
***
Альбертина смотрела сверху на своего любимого и не понимала, что произошло. Она только поцеловала его и он... умер? Она дотронулась ладонью до его тёплой, сухой щеки. Он умер, а она чувствовала себя лучше. Почему? Это неправильно.
Оглянув стены подземной комнаты, где она провела столько ночей в объятиях любимого, Альба пыталась вспомнить, как оказалась здесь в этот раз. Почему проснулась на столе?
Кубок.
Сильные руки сдавливают запястья.
Холодные глаза Вигдис.
Горькая жидкость вливается в рот и огонь опускается в желудок.
- Она убила меня.
Голод. Голод снова просыпался в душе. Альба взглянула на мужчину на полу. Она умерла, это правда. И вернулась из мёртвых, чтобы отправить туда своего любимого. Ярость и жажда мести росли в мёртвом серце. О, Вигдис, Вигдис, что же наделала ты? Ты разбудила демона и открыла врата ада.
- Прости, дорогой, - Альба коснулась губами лба Кенвила, впитывающего холод смерти, и поднялась в воздух. Она летела. Она жаждала мести. Она знала, что стала другой. Из доброй, наивной девочки, она превратилась в монстра. Её тело было мёртво, но душа требовала пищи и только чужая сила, чужая жизнь, могли насытить её.
- Вигдииис, - пробормотала Альбертина, поднимаясь из подземелья. – Вигдис, я иду к тебе.