просто мария Май 29th, 2009, 2:54 pm
РОНДО В ИЕРУСАЛИМЕ
«Если шуты подаются в монахи – почему бы убийцам не податься в шуты!», подумал он, и настроил треснутую лютню. Лютня дребезжала, звуча плохим настроением, как и тот, кто пытался играть на ней. Наверное, потому, что и инструмент, и его владелец пострадали от одного и того же. У музыканта болел зуб. Зуб сломался три дня назад, не выдержав столкновения с латной рукавицей очередного воителя за Гроб Господень… тогда же треснула и лютня… Похоже, Магистра мало волнует состояние что лютни, что своего единственного… последнего оставшегося в живых шпиона и телохранителя…
Завтра крестоносцы будут штурмовать Иерусалим. Завтра! Это сейчас крики муэдзинов смешиваются с разговорами иудейских раввинов и пением в христианских храмах. Завтра будут только крики… боли… «Им будет больнее, чем мне!» - подумал человек с лютней, и осторожно притронулся к щеке… Зуб бился болью, как будто у него было свое собственное сердце… «Может ли зуб отдельно от всего остального тела скорбеть об Иерусалиме? Хороший вопрос для богословов!»… Человек усмехнулся, и заиграл.
Магистр говорит: «Твоя музыка меня вдохновляет!»… Магистр великий человек! Он один может остановить войну, если его сегодня не убьют. Его должны убить, обязательно должны, потому что Рим недоволен тамплиерами, Риму нужно золото Иерусалима, а еще это золото нужно им всем, королькам из далекой Европы, в которой человек с лютней никогда не был, и уже, наверное, не будет… Они пришли за ним, за золотом, и они его возьмут. Слишком их много, и слишком далеко сейчас Саладдин, он не успеет… Король Иерусалима слаб, он умирает, он уже почти умер, ему не остановить своих единоверцев… Впрочем, разве кто-то в Иерусалиме считает этих, которые там, за стеной, христианами? Когда они ворвутся в город, им будет безразлично, чьих дочерей насиловать, и чей храм грабить…
«Неуклюжий и медлительный, если бы он встретил меня, когда я еще не стал шутом у моего Магистра!», - человек перестал играть и снова тронул щеку. – «Разве он смог бы так просто ударить меня? Он, называющий себя христианином, считающий себя воином…»… Человек вспомнил, как он сидел неподалеку от шатра, где собрались короли и генералы армии грабителей-«освободителей»… Сидел и играл на лютне. Тогда она еще была в порядке. Он уже узнал все, что хотел, и пора было уходить, но светловолосые кнехты не отпускали его. Они хотели, чтобы он играл для них и дальше. И он играл – мелодии псалмов и духовных песнопений, которым научил его магистр, и даже одну небольшую пьеску, которую Магистр сочинил сам, и называл «Рондо для Изольды». Кто такая эта Изольда? Зачем – для нее?.. Может, так звали женщину, которую любил тот, кто сочинил эту музыку? Магистр может любить! Человек играл для кнехтов, а сам думал о Магистре и его странной судьбе. Как то раз, перебрав храмового вина, Магистр признался, что до того, как принять постриг и стать монахом, он был шутом при дворе одного из королей… И в монахи ушел, потому что убил какого то герцога… Герцогов мы знаем! Самому приходилось убивать нескольких… давно… двоих оплатил шейх одного из кланов пустынных бедави, за то, что они забрали выкуп, но не вернули его сына, взятого в плен… одного – его родной брат… младший… наверное, чтобы самому стать герцогом?
Он был один из немногих, кто всегда задумывался, зачем Старец посылает своих гашишшинов убить того, или другого… зачем это нужно заказчикам… Это потому что в Аламут он пришел, чтобы научиться… и мстить… Мстить этим, с крестом, которые сожгли его деревню, отравили колодец в их оазисе, изнасиловали и убили мать… Отца он никогда не знал – он был сейдом – рожденным от временного брака «сыйгях» паломника, идущего в Мекку из Испании, с местной женщиной… Считалось, что он приносит удачу деревне… Оказалось – удача есть только у него. Из всей деревни выжил он один. Чтобы отомстить.
И он мстил. Старец сам обучал его – тогда он еще был не такой старый, и мог лично вести занятия по великому искусству «джаани» для своих излюбленных учеников. Маленький сейд был из таких… из любимых. Он научился убивать так, что будь он поэтом, то каждая смерть стала бы касыдой на могиле убитых им. Или – газелью? Некоторые – однозначно рубаи… Их смерть была быстрой, как красивое четверостишие:
Я вижу тебя…
Ощущаю тебя…
Кинжал мой трепещет…
И любит тебя!
Нет, все таки убийца из него лучше, чем поэт! Ну что такое – «кинжал любит тебя…»! Как будто это любовные стихи, из тех, что объявляются имамами «харам» («запрещено, греховно») во время пятничных проповедей… И даже музыкант получился лучше, чем поэт – потому что вон как кнехты слушают… Замерли, и только одна тень двигается… приближается… Большой человек в тяжелых доспехах… Сегодня боя не было… Значит – из шатра. Эти, короли и генералы, на свои советы всегда при полном доспехе идут – боятся сговоров… и сами сговоры делают… Вон, на латной рукавице кровь… и из шатра выносят кого то… Наверное, француза, который слишком громко кричал, что не позволит нападать на христианские храмы… Эти то уже все знают – где, в каком храме больше золота, где чего лежит… Во время последнего приема у короля Иерусалима ходили, высматривали… «исповедовались!»…
- Сыграй «Шалунью рыжую»!
От подошедшего пахло так, как будто он пил вино с утра. Не храмовое, а шар’аб – «злую воду», который делают некоторые бедави, из тех, что не крепки в вере… прозрачное, крепкое… Сейд пробовал… Он пробовал многие яды – этому обучали всех гашишшиновв Аламуте… после того шар’аба наутро такой запах бывает… Смрад!..
- Играй «Шалунью рыжую»! – подошедший был рыцарем. Наверное, из этих… британцев… По речи понятно.
- Не могу, мой господин! Не знаю! – сейд отвечал тихо, смиренно… ТАК полагается христьянину, он знает, его сам Магистр учил…
- Сейчас будешь знать! – и рыцарь завопил громко, некрасиво:
Шалунья рыжая, ножкой топнет!
Шалунья рыжая, ладошкой хлопнет!
Шалунью рыжую муж не дождется.
Ее сегодня миленький уж топчет…
Кнехты загоготали. Эта песня им пришлась явно больше по нраву, чем «Рондо для Изольды». Сейд понял, что сейчас будет нехорошо…
- Я не могу, господин. Она греховна, эта песня. Близ Гроба Господня…
Латная рукавица взлетела и опустилась… Больно! Осколок зуба упал в пыль родной пустыни. Теперь будет долго болеть. Лютню то за что? Не любят солдаты святош! Носок солдатского сапога (Господь хранил, никак не иначе!) смазал, не разбил деку, отшвырнув инструмент в сторону. По звуку догадался – уже от удара о землю треснула. Растопчут ведь! Сейд подбежал к валявшемуся в пыли инструменту, схватил, и как мог ЗАМЕТНЕЕ исчез… Исчезать, как это делают гашишшины, было нельзя… станут задавать сами себе вопросы… этим лучше, когда они не думают…
Магистр, когда узнал о случившемся, ничего не сказал. Сейд удивился. Лютня была не его – Магистра. Тот подарил ее своему крестнику год назад. Когда понял, что тот научился на ней играть. Сейд догадывался, что лютня эта с Магистром еще с тех времен, когда тот не был тамплиером… наверное, это лютня того шута, что написал «Рондо для Изольды», и убил герцога… А потом должен был умереть от руки одного мстительного сейда-гашишшина… Который увидел… услышал… уверовал… И предал. Предал веру отцов, предал дело мести, предал своих братьев по Орлиному Гнезду в Аламуте… Старец послал лучшего своего ученика – убить Магистра. Магистра рыцарей-тамплиеров, монахов-воинов, которые пришли воевать Гроб Господень… и принялись останавливать войну. За это убийство платили, и платили хорошо. Свои же – французы, германцы, британцы… а главное – самую большую сумму внес посланец Папы… Это все сейд потом узнал – в Аламут деньги принесли якобы от Саладдина. Вернее – от совета шейхов. Старец удивился, но заказ взял. И чего не взять, если еще одним крестоносцем станет меньше на земле, где до их прихода царили мир и согласие? Но сейд поначалу не понимал ничего. Он пришел к Магистру убивать… и подслушал разговор. Магистр исповедовал юного рыцаря, тамплиера, который умирал… ну, умереть он должен был обязательно – сейд в ядах никогда не ошибался. Особенно в тех, которые готовил сам. Магистр называл умирающего сыном… И говорил о том, что жизнь, отданная за мир на Святой Земле… Мир!.. Сын!.. В душе у Сейда зазвенела струна… чисто так – как струна на лютне… ну, когда она еще не треснутая… А душа Сейда была вся в трещинах… Но в тот раз струна запела чисто. Сейд послушал весь разговор, сидя на крыше, через тростинку, которую пропустил сквозь отверстие в мазаной глиной кровле… И решил слушать дальше.
Пришли люди. Забрали тело. Потом Магистр сказал им… он говорил немного, даже не говорил – отдавал приказы… странные приказы… Выходило, что тамплиеры не хотели войны. «Мы здесь!» - говорил потом Магистр уже своему крестнику, бывшему гашишшину, - «Мы уже здесь, и мы охраняем Гроб Господень! И охранять его нам должно ото всех, чьи помыслы далеки от заветов Господа нашего Христа! Война эта Богу не может быть угодной, но угодна лишь алчущим злата, и прикрывающим грязь помыслов своих светлым Именем Его!»… «Магистр, но как золото могло извратить такое светлое учение?»… «Люди золото меняет все… и всегда – только к худшему, сын мой…»… «Сын!»… Струна пела в душе каждый раз, когда Магистр так обращался к нему. Но в тот, первый день, когда он сидел на крыше, он решил узнать…
Одного дня в духане, где подавали гашиш, хватило, чтобы собрать все, что только знали в Иерусалиме о Магистре, и его врагах. А знали в Иерусалиме много!
И одной минуты хватило гашишшину «сравнить следы на песке пустыни, и понять, куда идет караван», чтобы принять решение. А решения он умел принимать быстро. Особенно такие, которые меняли жизнь ему… прекращали жизнь другим. В этом случае вышло так, что принятое решение должно было сократить жизнь именно ему.
Он знал, что все гашишшины будут теперь охотиться за ним. И знал, что он лучше их всех. Но, приняв крещение от самого Магистра, сейд больше не был убийцей. Он удивлялся тому, что прожил целый год, ни разу, ни на кого, за это время, даже не подняв руки. Наверное, и вправду удача Сейда хранила его. Сколько раз его могли убить, но теперь уже меч Магистра защищал его… шпиона и телохранителя, который не брал больше в руки оружия… «Ты истинный христианин! Тебе бы к францисканцам податься! Или вообще в отшельники уйти!» - говорил Магистр, - «Но ведь ты не уйдешь!»… «Не уйду…» - смиренно возражал бывший убийца. Он знал, что может помочь Магистру, и Магистр знал, что только он может… не остановить, нет – предупредить его, когда другие убийцы придут за ним. У него это уже получалось.
Они придут… сегодня! Поэтому он должен сидеть здесь, и играть на лютне. И пока он здесь – Магистр будет предупрежден. «Музыка меня вдохновляет!» - говорил Магистр. Сейчас он пишет… что? Еще одно письмо в Рим? Пытается создать заговор против Папы? «Не мое дело. Мое дело – вдохновлять!.. Вот, струна… дребезжит… и правильно дребезжит… Идут! Скольких наняли на этот раз? В прошлом месяце Магистр легко справился с теми двоими… Я сам его учил!.. Сейчас – больше… Четверо? Пятеро? Сколько же они заплатили Старцу?»… Бывший убийца играл «Рондо для Изольды»… За дверьми послышался шум, лязгнула сталь… «Значит, успел! Раз кинжалы и удавки не помогли, и взялись за мечи – значит я успел его предупредить… Но их слишком много!» - бывший сейд и убийца ударом ноги распахнул дверь и заиграл громче. Помогло – тренированные в тиши Орлиного Гнезда, эти молодые выкормыши Старца удивлялись МУЗЫКЕ… одного мгновения, чтобы убийца отвлекся, Магистру достаточно, чтобы его тонкий меч проткнул черные одежды и смуглую плоть гашишшина… Но их в этот раз слишком много! Уже три трупа в комнате, а через окно влетают на веревках еще двое, с кинжалами в руках… и еще один – сзади… вошел через дверь, как дорогой гость в шатер бедавина в праздничный день… Обжигающий холод между лопаток… Яд из жал пустынных скорпионов… «Этот – из старых… еще со мной начинал…» - подумалось Сейду… Не хотелось даже поворачиваться, чтобы посмотреть в глаза бывшему брату по гнезду… Все равно в глазах стало темнеть… Магистр отбивался от двоих, быстрых, как молния… «Не сумеет! Не устоит… Они недоучившихся вперед бросили… А сами – вслед… Даже Орлиное Гнездо теряет честь… Золото изменило и вас, мстители…»…
Двое лежали в комнате, и еще дышали… четыре трупа в черных одеждах, закрывающих лицо, составляли им общество… Яд пустынного скорпиона сильного человека убивает не сразу, но очень быстро парализует мышцы. Бывший сейд готовил себя хорошо… его тело не было защищено от влияния этого яда полностью, но… если бы еще не кинжал, пробивший легкое… можно было бы выжить… или нет? Неважно… важно сейчас взять в руки лютню… Магистр умирал. Значит, завтра в Иерусалиме будет война. А сейчас… сейчас ему надо сыграть… В последний раз… Может быть – псалом? Нет, псалом – для себя, позже… потому что Магистр уже умирает, он умрет раньше… и ему надо играть «Рондо для Изольды»…