Я извиняюсь, но правки нет, а я все чего-то изменяю
Охрануэль.
Поезд метро с шумом нёсся по туннелю. Сидящие и стоящие люди мерно покачивались в такт движению вагона. Но вот состав остановился, инерцией мотнуло Эмму, и она проснулась. Отрыв глаза, почувствовала чей-то эктоплазм и поискала владельца. Напротив наискосок, положив ногу на ногу, сидела девушка на несколько лет моложе: глаза аккуратно подведены, концы ресниц чуть тронуты махровой тушью, и такие же, как у Эммы, светлые, едва заметные веснушки, - подарок весны. Одной рукой она придерживала модный, от Кутюрье, баульчик, а другой – ладошкой – нежно поглаживала своё собственное колено, обтянутое черным ажуром. ` Колготки или чулочки?` подумала Анна, чуть облизнув губы кончиком языка, и посмотрела девушке в глаза.
Поезд тронулся.
Охра Де`Жея Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая вошла в залу для совещаний и села за боковой столик напротив нескольких Де`Жей и Де`Мижев, задумчиво оглядела всех и по очереди послала девушкам свой эморэй. Те не замедлили ответить личными эманациями. Впечатлило излучение молоденькой охрочки, явно не старше Одной Тысячи: пульсирующее со скоростью не менее, двухсот тысяч метров в секунду. Эмма коснулась его, впитывая незнакомое, но весьма притягательное ощущение: тягучее, обжигающее и, вместе с тем, чрезвычайно нежное... Повторный обмен эморэями подтвердил предположения: она потянулась к поспешившей навстречу охрочке, и, извиваясь от желания, переливаясь всеми немыслимые сочетаниями и оттенками, они переплелись в единую спираль…
Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая была на пике блаженства: сжавшись в почти твердую субстанцию, пружиной брызнула во все стороны флюидами. В вагоне запахло озоном. Некоторое время они ещё плавно колыхались единым целым, затем распались.
Приближалась нужная остановка. Девушки посмотрели друг на друга оценивающим взглядом, затем Эмма встала и прошла мимо ажурной, едва не коснувшись своей лёгкой, из кожи молочного цвета сумочкой коленки сидящей. Прошла дальше, к дверям, и обернулась. Встретились глазами и чуть приподняли кончики губ в улыбке, понятной лишь им. Де`Жея принялась смотреть в стекло: в нём отразилась подошедшая ажурная: что-то, вероятно, её пальчик, легко скользнуло по спине вниз. Тело пронзила истома. Эмма затрепетала и едва удержалась, чтобы не застонать. Они вышли из остановившегося поезда.
- Я - Эмма. Как зовут тебя? – спросила Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая, пока они поднимались по эскалатору.
- Восемьсот Четвертая, Анна. – Охрочка покраснела: - у тебя такая нежная субстанция…
- А меня сводят с ума твои эманации, - призналась в ответ Эмма. И, тоже порозовев, спросила: - Ты носишь колготки?
- Нет, я в чулках. – ажурная окончательно смутилась: - Если тебе не нравится, то...
Но Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая пылко перебила:
- Да нет же! – она даже испугалась при мысли , что полосочка бедра Восемьсот Четвертой – между кружевом резинки и краем трусиков – вдруг перестанет существовать: Охра была уверена, что это местечко – нежное и, в то же время, упругое, - заставит её волноваться более, чем что-либо другое. – Да нет же, но я жажду увидеть то, что выше чулка.
Де`Жеи вышли из метро. Весенний воздух пьянил ароматом свежей зелени с примесью прели прошлогодних листьев. Эмма повела избранницу домой, собираясь провести с ней вечер, может быть, даже ночь. О более длительной связи она не думала: весеннее обострение проходит быстро. На полпути в голову пришло, что, возможно, Анна не носит трусики: от этого охрочка стала ещё желаннее, и девушка ускорила шаг.
Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая и Восемьсот Четвертая вошли в спальню. Опустившись на колени, Эмма ласково провела ладонью по внутренней стороне бедра Анны снизу вверх: Обе Де`Жеи заискрились эморэями. Снятая наконец юбка открыла глазам вожделенную полоску: светлая, чуть кремовая от прошлогоднего загара, испускающая восхитительные брызги излучения. Эмма поцеловала нежную кожу и, не удержавшись, лизнула. Восемьсот Четвертая уцепилась пальчиками за её плечи, выгнулась, подавшись животиком вперёд, и тихонько застонала: она уже была подготовлена. Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая включила музыку и, танцуя, принялась медленно снимать всё с себя, затем - освобождать от одежды подругу, оставив на ней лишь черные ажурные чулочки.
Излучения рвались во все стороны штрихами, стрелками и зигзагами, пересекались, вспыхивая разноцветными искрами. Охры перетекли в эмосубстанции и сплелись, сконцентрировавшись в единое целое, чуть вытянутое, покачивающееся, в центре которого зарождалось...
На другой день Эмма поехала в аэропорт – должен был прилететь муж из командировки, и ей хотелось увидеть его как можно быстрей и непременно рассказать о своём чудесном приключении. Девушки договорились встретиться на выходных, но, может быть, получится уговорить Яна составить им компанию? Ведь они так славно провели время вдвоём с Анной, а втроём им представятся новые возможности!
Она замечталась, и толпа подхватила её. Надо было попытаться выбраться из людского потока: несомненно, здесь мужу её разглядеть не удастся. Наконец, ей это удалось, и тут же послышался голос Яна:
- Эмма! – девушка повернулась на звук, шагнула вперёд – и вот уже Охра Де`Жея Две Тысячи Триста Двадцать Седьмая, Эммануэль, в объятиях мужа.
Это моё личное мнение. Оно может не совпадать с другими.
Неопытная Ведьмочка.