просто мария Январь 20th, 2009, 11:19 pm
ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ
Полумрак гостиной рассеивался мерцанием телевизора, да ещё светильником в форме розы, что укреплён был над диваном. Бледно- лимонный свет играл надписью на обложке книги – «Арсений Тарковский. Избранное». Парень лет четырнадцати, опёршись затылком о валик дивана, листал пожелтевшие страницы, время от времени бормоча что-то под нос.
Тишина в квартире нарушалась лишь едва слышным бормотанием телевизора. Финальные титры очередной серии мыла сменились там вечерним выпуском «Евроньюс».
- Да блин, куда ни ткни, везде стреляют, - скривив губы, парень глянул на экран.
Репортаж из Грузии прервался срочным сообщением из Палестины.
Парень пошарил по дивану в поисках пульта. Не обнаружив искомого, опять уткнулся в книгу.
- Найдёшь и у пророка слово, - звучно продекламировал он, разгладив ладонью страницу, - но слово лучше у немого…
- И ярче краска у слепца, - отозвался из-за двери глуховатый, но приятный баритон, - здорово, чтец-декламатор!
Свет ночника отразился на стёклах очков в тонкой оправе. Росту вошедший был невысокого, довольно плотный. Более всего смахивал он на добродушного медвежонка. Ценитель же Тарковского-старшего был ещё по мальчишески угловат и худ, очков не носил, и глаза у него были ярко голубые с длинными ресницами.
- От литератора, Яша, и слышу, - приподнявшись, голубоглазый шутливо ткнул вошедшего в небольшой животик, - ты откуда и куда?
- Фигаро здесь, Фигаро там, - Яков расстегнул молнию сумки, вынул стопку компакт-дисков, - Горбушку вот посетил.
В этот момент в кармане его рубашки задёргался сотовый.
- Да, Марьян, - Яков прижал трубку плечом к уху, - ага…и Руслан? Ну сейчас, да, разумеется, ага, ну давай на Фрунзенской, да, давай…
Голубоглазый, меж тем, без особого интереса тасовал принесённую стопку дисков.
- Всё, Санёчек, труба зовёт, - Яков закинул сумку на плечо, шагнул в коридор, - с форумскими нашими встреча.
- Пивом не увлекайтесь на ночь глядя! – крикнул вдогонку Саша, - а то знаю я Руслана вашего!
За вышедшим Яковом щёлкнул замок входной двери. Саша потянулся, хрустнув суставами, не глядя, вытянул из стопки диск. На квадрате обложки красовалась фотография длинноволосого мужчины с отрешенным взглядом философа. В руках мужчина держал гитару, внизу приткнулся красно-белый спасательный круг с оптимистичной надписью «Титаник».
Мерцание экрана отразилось на серебристом кругляшке диска. Загрузив компакт в музыкальный центр, Саша ткнул в кнопку произвольного выбора песен. Бормотание новостей заглушила минорная пульсация электронной музыки.
- Занимайтесь любовью, а не войной, - пробормотал парень в телевизор. Потянувшись и зевнув, он вернулся на диван.
Когда они окружили дом, и в каждой руке был ствол…
Пел усталый мужской голос.
Он вышел в окно с красной розой в руке и по воздуху плавно пошёл…
Ногтём мизинца Саша почёсал кончик брови. Носок правой ноги покачивался в такт музыке. Неожиданно мизинец застыл – буквально на мгновение – чтобы продолжить расчёсывать бровь. Стало очевидным, что парень вознамерился разодрать её в кровь.
И хотя его руки были в крови, они светились, как два крыла…
Движение мизинца ускорилось, затем палец сполз вниз, царапая кожу.
И порох в стволах превратился в песок, увидев такие дела…
Очень медленно Саша повернулся к центру. Лицо окаменело, взгляд стянуло голубоватым ледком.
Воздух выдержит только тех, только тех, кто верит в себя…
Неожиданно лежащий запрокинул голову, со всхлипом втянув в себя воздух.
Ветер дует туда, куда прикажет тот, кто верит в себя…
Саша скатился на пол, скорчился. Выгнулся дугой.
Воздух выдержит только тех…
Тело парня сотрясала мелкая дрожь.
- Господи, - пробормотал он, пряча в ладонях лицо, - о Господибожетымой…
Только тех, кто верит в себя…
Обхватил ладонью лоб, растирая кожу по всей поверхности.
- Что это?! – закричал он, обращаясь, по всей видимости, к поющему, - да что это?!
Ветер дует туда, куда, прикажет тот, кто верит в себя...
Неожиданно у лежащего закатились зрачки. Кажется парень находился сейчас в отключке – ничего не видел, ничего не слышал. Но, если бы кому-нибудь было по силам заглянуть в этот момент внутрь этого корчащегося на полу человека…
Он действительно выпал из окружающего мира. Но не спал, и не был в забытьи. Он слышал и видел.
Яркие живые картинки выплыли из ниоткуда, кадрами до предела реалистичного фильма, и отчётливы были там звуки и запахи…
Саша видел…
Деревенька в южной полосе. Мазаные глиной домики, деревянные заборчики. На пыльных улочках куры, гуси, козы.
…отчётливо слышал…
Едва слышный шум моторов. Звук постепенно усиливается. Из-за поворота выныривают мотоциклы с колясками. Живность, кудахтая, блея и гогоча, рассыпается по дворам. Из колясок выпрыгивают солдаты в форме СС. Рассредоточиваются, с оружием наизготовку врываются в дома. Автоматные очереди, женские крики, немецкая ругань, детский плач. Солдаты покидают дома, кое-кто вытирает окровавленный нож. Из дома позади доносится шорох. Один из солдат возвращается в жилище. Короткая очередь, вскрик. Солдат выходит, присоединяется к отряду. Так дом за домом.
- В школу, – пробормотал Саша. Пальцы барабанили по полу, словно имитируя торопливый испуганный бег. Зрачков парня по-прежнему было не видно. – В школу бежим…
Каменное одноэтажное строение, по виду бывшая церковь. На фасаде табличка «Детский сад. Начальная школа».
В одной из комнат из окон за двором наблюдают люди. Мужчина в красноармейской форме, с культей правой руки, левой сжимает «наган». Другой, восточной внешности, вооружён допотопной берданкой. Третий, с длинными волосами и бородкой, по виду священник, без оружия. На полу ничком мужчина в милицейской форме. Из-под тела натекла обильная лужица крови, рядом валяется трёхлинейка.
Звон разбитого стекла. Шальная пуля, раздробив раму, впивается в стену. Мужчины в комнате отвечают выстрелами из револьвера и берданки. Священник склоняется над убитым, неуверенно нащупывает винтовку.
Из соседней комнаты доносится детский плач. Там, на кроватях, выводок детей от трёх до десяти лет. Две высохшие старухи и молодая женщина в белом халате пытаются успокоить перепуганных ребятишек.
- Тёть Свет, - слёзы катятся по щекам парня, - где мама…
Стрельба во дворе на время стихает.
- В кольцо берут, твари, – красноармеец одной рукой ловко перезаряжает револьвер. Поворачивается к владельцу берданки, – зацепило, Махмуд?
- К похоронам заживёт, – Махмуд бинтует предплечье грязной тряпкой, – а может не успеет...ждать-то недолго осталось...
- На всё воля Божья, – вздыхает священник. Он по-прежнему на коленях. Не решается взять в руку винтовку, словно боясь об неё обжечься.
-Так молись! – Махмуд неожиданно срывается на крик, – да покрепче ему помолись-то, Богу своему!!
- Прекратите, товарищи, – красноармеец устало морщится, – развели поповщину. Светлан, вода осталась? – кричит в соседнюю комнату.
Из комнаты с детьми показывается молодая женщина. Виновато разводит руками.
- На донышке, товарищ Братерский.
Подходит к Махмуду, разматывает у того тряпку. Тот охотно подчиняется, улыбаясь девушке.
- Есть уже просили – девушка достаёт из кармана халата бинт, ловко бинтует раненому руку, – младшенькие маму звали...
У Братерского сводит судорогой лицо, Махмуд сдавленно ругается по-узбекски.
- На всё воля Божья, – священник по-прежнему смотрит на винтовку.
- Аллах всевидящ, – говорит Махмуд, – нельзя вот так... женщин детей нельзя... Аллах всевидящ...
- Бог им судья – священник касается винтовки кончиками пальцев.
В этот момент двор снова взрывается автоматными очередями. Пули крошат рамы, выносят оставшиеся стёкла, застревают в штукатурке.
Осколок стекла впивается красноармейцу в руку. Братерский роняет револьвер, тут же поднимает, продолжает стрельбу. Священник поднимает трехлинейку, встаёт с колен.
Слышно, как заходятся плачем дети.
К школе перебежками приближаются СС-овцы, поливая здание автоматным огнём. Пулями выбиты рамы, изрешечены стены. Мужчины в комнате пытаются отстреливаться, однако ответный огонь чересчур плотен. Пуля выбивает берданку из рук Махмуда. Они с Братерским вынуждены прятаться за стенами.
Священник сжимает винтовку, видно, как побелели костяшки его пальцев. Махмуд опять ругается по-узбекски. Братерский высовывает руку с наганом в окно, сдавленно охает, роняет револьвер. По предплечью мужчины плывёт красное пятно, рукав гимнастёрки пропитывается кровью.
Неожиданно священник вышвыривает винтовку в окно, падает на колени, начинает громко молиться. Слова молитвы чередуются со свистом пуль.
В соседней комнате заходятся криком дети, старухи прижимают к себе самых маленьких.
Саша рыдает навзрыд.
Почти крича в экстазе, молится священник. Неожиданно к нему присоединяется Махмуд, что-то нараспев произнося по-узбекски. Детский плач, визг пуль. Слова молитвы на двух языках каким-то образом сливаются в единую мелодию.
В соседней комнате по-прежнему свистят пули, почти в унисон молятся на разных языках двое мужчин.
С кровати вдруг медленно поднимается девчушка лет четырёх. Взгляд отстранённый, глаза с пушистыми ресницами - голубые льдинки. Девочка встаёт, направляется к выходу. Движения, как у лунатика.
- Даша! – Светлана кидается к малышке, однако спотыкается на ровном месте, - куда?!
- Спасти, - бормочет парень, размазывая по щекам слёзы, - просто нужно всех спасти…
Даша заходит в первую комнату. Священник с Махмудом умолкают, удивлённо смотрят на малышку. Та идёт, не замечая никого и ничего, не обращая внимания на пули. Беспрепятственно проходит комнату, спускается на крыльцо. Автоматный огонь стихает.
Девчушка стоит на крыльце, рассматривая солдат голубыми глазами. СС-совцы с оружием наизготовку оцепили школу полукругом. Несколько секунд стоит гробовая тишина.
СС-овец в унтерской форме что-то кричит по-немецки, указывая на девочку. Сам вскидывает автомат, палец ложится на спусковой крючок.
- Пух! – глядя на СС-совца, тихо, но отчётливо произносит малышка, – пух-пух!
На груди унтера вспухают пулевые отверстия, оттуда начинает сочиться кровь. Фашист, опустив голову, смотрит на грудь непонимающим взглядом. Падает на колени, затем на землю лицом вверх. Взгляд остаётся тем же немигающим и пустым, однако теперь это глаза мёртвого человека.
- Пух-пух! – негромко говорит девочка.
Несколько солдат, хрипя, валятся на землю. На форме чернеют дырки от пуль. Оставшиеся с ужасом смотрят на девочку. Один пытается вскинуть автомат.
-Пух!
Чёрное отверстие посреди лба. Оставшиеся в живых солдаты срываются с места, бегут через двор. Даша поднимает кулачки, вытягивает указательные пальцы, изображает стрельбу с двух рук.
- Пух! Пух! Пух! Пух!!
Спины СС-совцев взрываются ошмётками плоти и крови. Солдаты валятся в пыль лицами вниз.
Пространство школьного двора усеяно трупами солдат. На форме каждого чернеют пулевые отверстия. Из живых во дворе остаётся одна лишь Даша.
Малышка вздрагивает, словно очнувшись от глубокого сна. Оглядывает двор и трупы удивлённым взглядом.
Из дома выходят Светлана и мужчины. С ужасом смотрят на побоище и на ребёнка. Священник с Махмудом переглядываются. Махмуд пытается что-то сказать, однако голос его подводит. Светлана подходит к малышке, берёт на руки, прижимает к себе, гладит по волосам. Братерский пытается что-то сказать, однако священник прижимает палец к его губам, показывает на ребёнка. Глаза девочки закрыты, дыхание глубокое и ровное.
Свет ночника падал на лежащего, телевизор по-прежнему что-то бубнил.
…только тех, кто верит в себя…
Поющий дотянул последнюю ноту, и с пола Саша поднимался уже под завершающее гитарное соло.
Едва оказавшись на ногах, парень упал снова, в этот раз на диван. Сел, обхватив голову руками.
- Пух! – прижав ладони к вискам, Саша качался из стороны в сторону, - пух-пух, твари, пух-пух!
…маленькая деревенька в южной полосе, голубоглазая девочка идёт мимо молящихся мужчин…стоит перед вооружёнными солдатами вермахта…
…падает с дыркой на груди сержант с пустым взглядом…летят ошмётки крови из спин, спасающихся бегством солдат…рассматривают потрясённые люди побоище на школьном дворе…
- Их просто нужно было спасти, - бормотал парень, раскачиваясь, - я спас… спасла, господи милосердный, неужто так было?!
Взгляд голубых глаз остановился на чёрных динамиках колонок. Саша шагнул к музыкальному центру, потянулся к коробке компакт-диска. Глянул на год выпуска –1994, провёл пальцем по списку песен, задержавшись на треке «Воздух». Наконец, пошатываясь, двинулся обратно к дивану.
Неожиданно в спину ударили приглушённые звуки автоматных выстрелов. Саша стремительно обернулся. На экране телевизора продолжался выпуск «Евроньюс». Кадры горящей деревни, испуганные лица женщин, плачущие дети. Танк, бронетрастпортёры, люди в камуфляже с оружием – всё тонуло и плавилось в глазах стоящего перед телевизором человека.
- Фашисты, - произнёс Саша ровно, - вы всегда и везде, твари…
На экране громадный танк, вращая башней, разворачивался посредине улицы.
- Пух! – шагнув вперёд, Саша склонился к экрану.
Бронированная машина пылает, оплывая расплавленным железом.
- Пух-пух!
Вспыхивают факелами бронетранспортеры. Солдаты в панике бегут по улице.
Губы парня расклеиваются в улыбке, когда он падает на кровать лицом вниз. Спустя мгновение Саша уже крепко спит, дыша глубоко и ровно.
И он, разумеется, уже не мог видеть, как при падении перелистнулась страничка забытого на диване томика Тарковского, и свете хрустальной розы особенно отчётливо видны стали строчки:
«Когда отыскан угол зренья и ты, при вспышке озаренья, собой угадан до конца».
Утреннее солнце брызгало лимонными пятнами на паркет, тонуло в прямоугольнике выключенного телевизора, щекотало лежащему затылок. Подложив книжный томик под тетрадные листы, парень увлечённо водил по бумаге чёрной гелевой ручкой.
- Санёк, айда популяем, - солнце мигнуло на линзах очков в тонкой оправе.
В руке вошедшего удобно устроился пневматический пистолет.
Отложив ручку, Саша поднял голову.
- Яш, - произнёс парень тихо, - я, кажется, уж настрелялся. Ты скажи лучше, вот если ж постараться, могилу человека найти можно?
- Если сильно постараться, найти можно то, чего и представить нельзя, - Яков поправил очки, - чью могилу искать-то собрался?
- Как тебе сказать, - Саша глянул на исписанные листки, - свою, стало быть…шутка-шутка…знакомой одной…близкой…участник войны…
- А давно знакомая умерла?
- Да лет получается пятнадцать назад…Ладно, Яш, ты извини, поработаю ещё немного…
- В стихоплётство податься решил?
- В мемуаристику скорей…
Потирая висок, Сергей снова склонился над бумагой. Лимонные лучи ложились на чёрные строчки:
«…а потом она…я...ничего не помнила…милосердная память…Но раз уж теперь я всё вспомнил и не сошёл с ума…может, не зря так случилось? Они всюду, чертовы war pigs, свиньи войны. Остановить их мне не по силам, но кое-что я всё же теперь могу? Он был прав тогда, тот узбек, нельзя вот так – женщин, детей, нельзя и мужчин. Кто-то или что-то действительно наблюдает за всем этим. Иногда его терпению приходит конец. И тогда сам человек становится смертельным оружием – кто-то или что-то выбирает своим оружием слабейшего и невиннейшего из своих созданий. И воздух действительно в состоянии держать тех, кто верит в себя…»