Лебединая песня
Добавлено: Май 29th, 2009, 4:13 pmЛебединая песня
Во рту пересохло. Я отвернулась от экрана, чтобы не видеть, как маньяк с топором бросился на перепуганную до смерти девушку.
Кто бы мог подумать, что мой старикан еще и ужастиками увлекается! В тихом омуте, как говорится… Старик не отрывался от экрана ни на секунду. Его лицо, похожее на печеное яблоко, было сосредоточенным и бесстрастным, точно он снимал показания с приборов.
Я пошла на кухню разгружать пакеты с продуктами. Из комнаты неслись истошные вопли, визг и демонический хохот. И, главное, музыка. Тихая, вроде незаметная, но бьющая по нервам. Хоть уши закрывай.
И за что мне это? Я же не искин*, которому хоть кол на голове теши. Искинов старик на дух не переносит, и потребовал, чтобы «Добрый самарянин» прислал ему в помощники ему стопроцентного человека. Без всяких там вкраплений.
Нет, то, что старикан с приветом, меня в агентстве сразу предупредили. Но до сих пор его приветы за рамки не выходили. Вон они висят на стене, это их тех, что внедрили. Да еще и в красных и зеленых папочках с завязками аккуратной стопкой лежат в книжном шкафу. Ровно сто семнадцать различных изобретений. С того времени, как осенью сорок четвертого, его контузило, так и стал он всякую никому не нужную ерунду изобретать. И имя сменил. Хотя вообще-то, Леонард Иваныч старик спокойный, даже продвинутый. Без капризов и старческого маразма, не то, что некоторые. А триллеры? Так каждый сходит с ума по-своему. Все лучше, чем с соседями собачиться, да анонимки на них строчить.
Старик выключил телек, прошлепал за мной и уселся на любимую табуретку потрепаться:
- Вы, Земфирочка, триллеры не любите?
- У меня вся жизнь сплошной триллер, Леонард Иваныч, - ответила я. – Молоко и творог купила, как просили. Все остальное по списку, как обычно. За квартиру заплатила. Вот ваши капли, квитанции и сдача.
- У вас что-то стряслось?
- Жизнь не удалась, а так все нормально, - я начала перемывать гору грязных тарелок.
Старик – чистюля. Аккуратист. Никаких заскорузлых носков под кроватью. Мне лишь приходилось смахивать пыль с его немногочисленных, расставленных с музейной педантичностью вещей. Только вот мыть посуду он ненавидит.
- Как поживает ваш молодой человек? Тот, что подвозил вас на черном джипе?
Я чуть не грохнула скользкую тарелку.
- Подглядывали?
- Наше дело стариковское. Теперь я могу лишь издалека завидовать счастливым соперникам, без всякой надежды на взаимность, - проскрипел он.
- Можете спать спокойно. Никакого счастливого соперника у вас больше нет. Самоликвидировался, - успокоила я его. И едва не захлюпала носом от жалости к себе, вспомнив нашу последнюю ссору, обидные, горькие слова, которые мы друг другу наговорили. А всего-то и надо было, выслушать друг друга и попросить прощения. – Вы - мой последний и единственный поклонник.
- Сочувствую, - он пошлепал губами, точно думал, как меня утешить. - А как ваш роман? Еще не закончили?
Старик бил прямой наводкой по живому. Не зря был артиллеристом на войне.
Я только вздохнула:
- Сегодня утром пришел шестнадцатый и последний отказ от издательства. Сказали, что все это годится только для высоколобых зануд. Четвертый роман в стол. Головой я, понимаешь, пишу… А чем еще писать-то?
- Тут мы с вами похожи. Но о нас еще заговорят, - взвился он. - Помяните мое слово, Земфирочка. Просто мы обогнали свое время.
- На ваш счет, я не сомневаюсь, Леонард Иваныч, а вот я плетусь где-то сбоку. Куда мне до вас? Ладно, не волнуйтесь вы так. Живы будем, не помрем, - я смахнула крошки со стола. - Стирку я заберу с собой, и принесу во вторник. Я побегу, ладно?
- Побудьте еще полчаса, Земфирочка. Прошу вас. А во вторник можете совсем не приходить. Продуктов мне хватит. Бельишко я сам постираю. И до киоска с сигаретами дойду, если будет нужно, - зачастил он, видя, что я иду к двери. – Останьтесь. Я хочу вам кое-что показать.
- Очередное великое изобретение? Валяйте. Только во вторник я выходная, как договорились, - торговаться было стыдно. Да только за душеспасительные беседы с подопечными мне денег не доплачивают, а совсем даже наоборот. Параграф 17/1 - будь он неладен - ничего личного. А у меня их вон сколько. И у каждого воспоминания, обиды, дети… На десять романов историй хватит.
*
- Вы когда-нибудь смотрели триллер без звука?
- Нет, а что? У вас телевизор что ли сломался? Или на слух жалуетесь? Может вас в поликлинику свозить? Вам, как ветерану, полагается новое наноухо.
Леонард Иваныч рассыпался сухим старческим смехом.
- Со мной все в порядке, голуба моя. Вот посмотрите этот эпизод еще раз.
Он вырубил звук. Маньяк снова гнался за девушкой, спрятавшейся в ванной. Орудуя топором, превратил дверь в куски. Девушка беззвучно кричала, некрасиво раззявив рот. Маньяк вторил ей беззвучным смехом, превращая ее красивое тело в кровавое месиво. Все было плоско и наивно, как лубок.
- Вы увидели разницу? Конечно, вы не могли не заметить. В первый раз вы отвернулись, не досмотрев сцену до конца. А теперь даже не моргнули.
- Без звука смотреть совсем не страшно.
Леонард улыбался вставной челюстью, как чеширский кот. Ну вот, порадовала старика. Глядишь, может он мне благодарность напишет, а в агентстве премию по этому случаю дадут. Раз нет ни любви, ни славы, остаются только деньги.
- А все потому, Земфирочка, что звуки и музыка воздействует на наш мозг, пробуждая воображение, чувства, интуицию. В общем, все скрытые ресурсы нашего подсознания. Вам никогда не хотелось, чтобы в момент наивысшего наслаждения запели скрипки…
- Дудук, - сказала я, вспомнив вишневые глаза моего бывшего. Сердце опять сжалось в комок. – У него голос, от которого хочется плакать, такой восточный. Хриплый, нежный и страстный одновременно, как у…
Я осеклась.
Старик покосился на меня.
- У вас несколько экзотические вкусы. Ладно, пусть будет дудук.
- А скрипки утром, когда проснешься летом, в воскресенье. Настроение хорошее, на работу не идти. И флейта нежно так. Тари-рам-пам, тари-ра… А с кухни доносится запах кофе.
- Да, конечно, индивидуальные особенности, - пробормотал Леонард Иваныч и заторопился объяснять. – В общем, все это неважно. Главное, что мы понимаем друг друга. Я изобрел одно устройство. Вы же знаете, я мастерю по ночам, когда не спится. И ученики мои не забывают меня, помогают, кто чем может.
Всю жизнь старик проработал рядовым робототехником. Так было записано у него в трудовой, пришлось в нее заглянуть, когда я улаживала его дела в собесе. Но старик об этом не знал и вдохновенно врал мне про таинственное НИИ в некоем почтовом ящике. Какие могут быть ученики у техника?
- В общем, так. Устройство, я назвал его Серафимой, - он едва заметно вздохнул, стрельнув глазами на древний, раскрашенный анилиновыми красками портрет. Погибшая еще в конце шестидесятых и не оставившая ему детей, жена, совсем молоденькая, моложе меня нынешней, голубиными глазами строго смотрела на нас со стены.
- Устройство вживляется под кожу, и считывает ритмы мозга. Альфа, бета, тета волны… Впрочем, к чему вам детали. Проще говоря, устройство улавливает ваш уникальный эмоциональный фон.
- Интересно, - протянула я, мало что поняв. - Ну и кому… то есть, зачем это?
- Вы слышали выражение «душа поет»? А она поет! Даже в девяносто четыре года. И я научу вас слушать мелодию сердца. Чип малюсенький, вы даже не заметите.
- Погодите, Леонард Иваныч, - сказала, поняв, куда он клонит. – Все это, конечно, увлекательно, но мы так не договаривались. Вы мне обещали показать. Я посмотрела. Я не подопытный кролик, к тому же полчаса прошли.
Старик скривился.
- Вы не понимаете, голуба моя. Я предлагаю вам новую удивительную жизнь, о которой никто даже и мечтать не смеет. Жизнь, наполненную яркими чувствами, утонченным пониманием своей души. А вы, как все они, - он махнул рукой куда-то в сторону двора, очевидно, сравнивая меня со своими мифическими завистниками. - Вот так грубо и безжалостно отвергаете мою... мою лебединую песню. Кто знает, сколько мне осталось. Я думал, что у вас ко мне особое, личное…
Губы его заплясали, подбородок задрожал. Никак мой Иваныч плакать собрался.
Мне стало стыдно. Трудно мне что ли пожилому человеку подыграть. Не хватает еще, чтобы у него давление поднялось. Довела ветерана. Агентство только и ищет повода, чтобы заменить нас искинами. Турнут меня из «Доброго самарянина», куда я подамся? Что я умею делать такого, чего не умеют роботы?
- Будет вам, Леонард Иваныч. Вы еще нас всех переживете. Вы же всю войну прошли. Вы же героический мужчина, великий изобретатель. Ну, что вы, в самом деле, расклеились. Конечно, у меня к вам особое и личное.
Пресловутый параграф побоку. Теперь точно вытурят из агентства, как не крути! Потому как на искинов спрос. И содержать их дешевле, производительность труда выше. Они ж все стерпят.
- Правда? – старик трубно высморкался в большой клетчатый платок.
Я кивнула:
- Кому еще кроме вас я показывала свою книгу? Никому. Давайте сюда вашу «Серафиму». Только предупреждаю, уколов я до смерти боюсь.
Старик засуетился, зашаркал тапочками по квартире.
- Вы не почувствуете ничего. Как комарик укусит. Раз и все. Земфирочка, вы даже не представляете, какой фурор мы с вами произведем.
Он достал специальный пистолет. Я видела такой в ветлечебнице, куда носила прививать кошку одной из подопечных. Теперь и я буду с чипом, как кошка.
- Только поклянитесь, что вы не агент иностранных спецслужб, и это не подслушивающее устройство, - невесело пошутила я. Не до смеха, когда контуженый старик подносит к тебе пистолет. Вдруг он, как тот маньяк из фильма?
- Торжественно клянусь, - шутливо поднял руку Леонард Иваныч. – Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Я закатала рукав. Прощай моя стопроцентная человечность.
- Только имейте в виду, работать начнет не сразу, - предупредил старик. - Дайте денька два-три, чтобы прижилось, и сенсоры успели образовать связи.
Леонард Иваныч ткнул пистолетом в плечо, рядом с отметиной от детской прививки. Серафима на тусклом портрете, как мне показалось, зажмурила крашеные глаза.
*
Во вторник я прибежала к старику сама, еле дождавшись утра.
Жизнь до сих пор катилась по накатанной. Пролетали мимо меня мои подопечные со своими болячками, домашними животными и бесконечными разговорами о том, как «раньше было…». Мелькали магазины и аптеки, прачечные и поликлиники, коллеги и проблемы. Уходили старики, приходили на их место новые. Я неслась вперед на бешеной скорости, отчаянно боясь, что скоро стану никому не нужна.
А теперь точно свернула на обочину и поехала по лесу. Меня трясло и подбрасывало на каждом ухабе. И оказалось гораздо легче остановиться и научиться заново медленно ходить, с удивлением разглядывая мелкие детали, которые раньше смазывались в одну бесконечную вереницу лиц и событий.
- Ошибки быть не может, - покачал головой Леонард Иванович. – Вы даже не представляете, Земфирочка, сколько в вас скрыто.
- Но чувствую-то я совсем другое. Абсолютно не то, что предполагается вашей музыкой, что звучит у меня в голове.
- Вашей музыкой, - поправил он меня.
- Хорошо, пусть моей. Но вчера один ко… какой-то мужик меня подрезал. Чуть не поцеловала его в зад… то есть едва не врезалась в него. Убить готова была, а в голове легкомысленные романтические рулады. По-вашему это нормально?
- Имейте терпение, голуба моя, - усмехнулся старик, и отечески похлопал меня по плечу. – Вы слишком привыкли полагаться на картинку. Включайте воображение.
- Легко сказать. У меня голова кругом идет с этим вашим устройством. Вот еще пример. Я боюсь звонить одному человеку. Знаю, что нужно, но до дрожи в коленках боюсь. До заикания. А музыка при этом такая… дерзкая, экспрессивная.
- А примеры соответствия есть? – настороженно спросил старик.
- Угу, - кивнула я. – Только…
- Я знаю, что вам тяжело. Слушать сердцем задача трудная. Серафима мне это давным-давно доказала. Не спорьте, не пытайтесь это понять или просчитать, просто следуйте повелениям сердца.
*
Я вручила старику охапку хризантем, терпко пахнущих осенью и скорым расставанием, и заметила, как он сильно сдал за последние два месяца. Он еще больше сгорбился, лицо осунулось так, что нос и уши стали резко выдаваться вперед. Сердце отозвалось хрустальным перебором арфы и протяжной светлой печалью скрипки.
Старик плюхнулся на стул, растерянно улыбаясь, сжимая букет. Я водрузила на стол корзину с фруктами и присела перед ним на корточки.
- Это вам, милый мой, дорогой Леонард Иванович. Вот смотрите! – на стол лег желтый конверт с подписанным договором на издание моего последнего романа. – У меня все получилось.
Я сжала его пятнистую морщинистую руку.
- Вы – мой добрый ангел-хранитель. Если бы не вы… Простите меня, я совсем вас забросила.
- Земфирочка, голуба моя, - его голос подозрительно задрожал. – Я верил в вас. И, знаете, даже подготовился к этому случаю. Должны же мы отпраздновать ваш успех. Все так и должно быть: цветы, фрукты… Подождите меня. Я сейчас принесу бокалы и вино. Настоящее грузинское, почти пятидесятилетней выдержки. Специально хранил для такого случая.
Он словно оправдывался.
- Я помогу вам.
- Нет. Устраивайтесь поудобнее. Сегодня я буду за вами ухаживать. Тряхну, так сказать, стариной.
Он прошлепал на кухню, унося с собой букет цветов. Из крана потекла вода, зазвенели банки в шкафчике. Старик мурлыкал что-то бравурное себе под нос, открывая и закрывая ящики.
Тренькнул телефон.
- Я изобретаю вечный двигатель и не могу подойти, - сказал автоответчик дребезжащим голосом хозяина. – Меня не волнуют всякие глупости. Если то, что вы имеете мне сказать действительно важно, извольте оставить сообщение после сигнала.
Милый, смешной Леонард Иваныч.
На том конце провода от неожиданности ругнулись низким мужским голосом.
- Господин Ярыжкин, компания «Изи-тек» рассмотрела ваше предложение о внедрении в производство вашего бинаурального устройства для стимуляции мозга. Наши специалисты из отдела инноваций рассмотрели присланную вами сопроводительную документацию и пришли к…
- А вот и я. Заждались уже? Пробка больно тугая, - старик держал в одной руку бутылку, а в другой пару высоких хрустальных бокалов.
- …устройство обычный плейер, выбирающий мелодию методом случайных чисел и никоим образом не влияющий на ритмы головного мозга. Подобные разработки мы считаем бесперспективными. Убедительно просим вам больше к нам с подобными предложениями не обращаться.
Старик покраснел. Его лоб мгновенно покрылся крупными каплями испарины.
- Это правда? – спросила я.
- Бездари! Завистники! Тупые ремесленники!
- Значит, это обычный плейер с готовым набором мелодий? А как же музыка сердца?
- Они ничего не смыслят в этом, - он не мигая, смотрел на меня, тяжело дыша.
- Вы что, смеетесь! Это крупнейшая компания на рынке высоких технологий.
- Земфирочка, вы – мое доказательство.
- А я то, глупая, удивлялась, почему чувствую я одно, а сердце поет совсем о другом. Вы меня обманули. Вы убедили меня поступать так, как велит мое сердце. И я делала, и шла, и говорила, потому что думала, что это правда. А вы, как кукловод, дергали меня за ниточки.
- Я вам все объясню, - один из бокалов выскользнули из дрожащих пальцев, и разбился об пол. – Только выслушайте. Все не так, как вам представляется.
- И это, - я ткнула в конверт с договором, - не мое. А я как была марионеткой без сердца, так и осталась.
Я проскочила мимо него на кухню, вытащила из ящика нож. Набрав побольше воздуха, закусила губу и полоснула по коже, где был вживлен проклятый чип.
- Что вы делаете?! – ужаснулся старик, глядя на меня круглыми глазами.
- Перерезаю ниточки, - едва не теряя сознания, я выковыряла чип из плеча, бросила на пол и наступила на него. Чип хрустнул. Зажав рану рукой, я схватила сумку и выскочила на лестницу.
- Не бросайте меня, Серафимочка, - отчаянно крикнул он вслед срывающимся голосом. – Кроме вас у меня...
Пробежав два пролета, я почувствовала, что ноги меня не держат. Сползла по стеночке на пол. Было больно и обидно до слез. И еще жалко музыки, которая стала частью меня за эти несколько месяцев. Я привыкла просыпаться и засыпать с ней. Жалко было, что без нее я теперь вряд ли испытаю то вдохновение, которое не отпускало меня целую неделю, и заставило пережить и переписать заново мой последний роман, от чего он заблестел и заиграл всеми оттенками эмоций. Музыка гнала меня, не отпускала, не давала ни на миг остановиться, пока я не поставила последнюю точку.
И старика жалко. Дура! Сколько раз предупреждали меня в агентстве, никаких личных отношений с подопечными. Параграф 17/1. Ничего, переживет, как-нибудь. Пришлют к нему в помощники искина новейшей разработки. И я переживу. Порывшись в сумке, я нашла скомканный носовой платок и кое-как перетянула кровоточащую рану.
Я шла по бульвару. Без музыки мир сразу стал серым, и праздничные желтые листья кленов, как то сразу поблекли. И небо выцвело и затянулось серой паутиной. Кто я без нее теперь? Бездарь. Может и так, но только я человек, а не лабораторная крыса. Не кукла, которой управляет сошедший с ума старик.
Сама разберусь как-нибудь в своей жизни, делала же я это как-то раньше без дирижерской палочки Леонарда Иваныча. Сделаю то, о чем кричало мое сердце все это время. Пусть даже коленки начинают дрожать. Я набрала номер телефона.
- Слушаю, - отозвался хриплый и нежный голос, самый любимый на свете, который я не слышала почти целое лето.
- Это я. Если можешь, забери меня. Мне нужно тебе сказать… Прости меня!
*
Крепкий, манящий запах кофе ворвался в мой сон и безжалостно разметал его обрывки. Не открывая глаз, я перекатилась на другую сторону кровати, и уткнулась носом в подушку. Наволочка еще хранила тепло и пряный запах волос того, кто сейчас хлопотал на кухне. Оттуда доносилось призывное шкворчание ветчины. Потом, расколовшись одно за другим, на сковородку полетели яйца.
Я сладко потянулась и вдруг услышала, как ненавязчиво и нежно запела скрипка. И флейта в ответ ей, расцвела причудливым узором, оцарапав мое сердце.
И мир снова перевернулся.
* искин – искусственный интеллект
Во рту пересохло. Я отвернулась от экрана, чтобы не видеть, как маньяк с топором бросился на перепуганную до смерти девушку.
Кто бы мог подумать, что мой старикан еще и ужастиками увлекается! В тихом омуте, как говорится… Старик не отрывался от экрана ни на секунду. Его лицо, похожее на печеное яблоко, было сосредоточенным и бесстрастным, точно он снимал показания с приборов.
Я пошла на кухню разгружать пакеты с продуктами. Из комнаты неслись истошные вопли, визг и демонический хохот. И, главное, музыка. Тихая, вроде незаметная, но бьющая по нервам. Хоть уши закрывай.
И за что мне это? Я же не искин*, которому хоть кол на голове теши. Искинов старик на дух не переносит, и потребовал, чтобы «Добрый самарянин» прислал ему в помощники ему стопроцентного человека. Без всяких там вкраплений.
Нет, то, что старикан с приветом, меня в агентстве сразу предупредили. Но до сих пор его приветы за рамки не выходили. Вон они висят на стене, это их тех, что внедрили. Да еще и в красных и зеленых папочках с завязками аккуратной стопкой лежат в книжном шкафу. Ровно сто семнадцать различных изобретений. С того времени, как осенью сорок четвертого, его контузило, так и стал он всякую никому не нужную ерунду изобретать. И имя сменил. Хотя вообще-то, Леонард Иваныч старик спокойный, даже продвинутый. Без капризов и старческого маразма, не то, что некоторые. А триллеры? Так каждый сходит с ума по-своему. Все лучше, чем с соседями собачиться, да анонимки на них строчить.
Старик выключил телек, прошлепал за мной и уселся на любимую табуретку потрепаться:
- Вы, Земфирочка, триллеры не любите?
- У меня вся жизнь сплошной триллер, Леонард Иваныч, - ответила я. – Молоко и творог купила, как просили. Все остальное по списку, как обычно. За квартиру заплатила. Вот ваши капли, квитанции и сдача.
- У вас что-то стряслось?
- Жизнь не удалась, а так все нормально, - я начала перемывать гору грязных тарелок.
Старик – чистюля. Аккуратист. Никаких заскорузлых носков под кроватью. Мне лишь приходилось смахивать пыль с его немногочисленных, расставленных с музейной педантичностью вещей. Только вот мыть посуду он ненавидит.
- Как поживает ваш молодой человек? Тот, что подвозил вас на черном джипе?
Я чуть не грохнула скользкую тарелку.
- Подглядывали?
- Наше дело стариковское. Теперь я могу лишь издалека завидовать счастливым соперникам, без всякой надежды на взаимность, - проскрипел он.
- Можете спать спокойно. Никакого счастливого соперника у вас больше нет. Самоликвидировался, - успокоила я его. И едва не захлюпала носом от жалости к себе, вспомнив нашу последнюю ссору, обидные, горькие слова, которые мы друг другу наговорили. А всего-то и надо было, выслушать друг друга и попросить прощения. – Вы - мой последний и единственный поклонник.
- Сочувствую, - он пошлепал губами, точно думал, как меня утешить. - А как ваш роман? Еще не закончили?
Старик бил прямой наводкой по живому. Не зря был артиллеристом на войне.
Я только вздохнула:
- Сегодня утром пришел шестнадцатый и последний отказ от издательства. Сказали, что все это годится только для высоколобых зануд. Четвертый роман в стол. Головой я, понимаешь, пишу… А чем еще писать-то?
- Тут мы с вами похожи. Но о нас еще заговорят, - взвился он. - Помяните мое слово, Земфирочка. Просто мы обогнали свое время.
- На ваш счет, я не сомневаюсь, Леонард Иваныч, а вот я плетусь где-то сбоку. Куда мне до вас? Ладно, не волнуйтесь вы так. Живы будем, не помрем, - я смахнула крошки со стола. - Стирку я заберу с собой, и принесу во вторник. Я побегу, ладно?
- Побудьте еще полчаса, Земфирочка. Прошу вас. А во вторник можете совсем не приходить. Продуктов мне хватит. Бельишко я сам постираю. И до киоска с сигаретами дойду, если будет нужно, - зачастил он, видя, что я иду к двери. – Останьтесь. Я хочу вам кое-что показать.
- Очередное великое изобретение? Валяйте. Только во вторник я выходная, как договорились, - торговаться было стыдно. Да только за душеспасительные беседы с подопечными мне денег не доплачивают, а совсем даже наоборот. Параграф 17/1 - будь он неладен - ничего личного. А у меня их вон сколько. И у каждого воспоминания, обиды, дети… На десять романов историй хватит.
*
- Вы когда-нибудь смотрели триллер без звука?
- Нет, а что? У вас телевизор что ли сломался? Или на слух жалуетесь? Может вас в поликлинику свозить? Вам, как ветерану, полагается новое наноухо.
Леонард Иваныч рассыпался сухим старческим смехом.
- Со мной все в порядке, голуба моя. Вот посмотрите этот эпизод еще раз.
Он вырубил звук. Маньяк снова гнался за девушкой, спрятавшейся в ванной. Орудуя топором, превратил дверь в куски. Девушка беззвучно кричала, некрасиво раззявив рот. Маньяк вторил ей беззвучным смехом, превращая ее красивое тело в кровавое месиво. Все было плоско и наивно, как лубок.
- Вы увидели разницу? Конечно, вы не могли не заметить. В первый раз вы отвернулись, не досмотрев сцену до конца. А теперь даже не моргнули.
- Без звука смотреть совсем не страшно.
Леонард улыбался вставной челюстью, как чеширский кот. Ну вот, порадовала старика. Глядишь, может он мне благодарность напишет, а в агентстве премию по этому случаю дадут. Раз нет ни любви, ни славы, остаются только деньги.
- А все потому, Земфирочка, что звуки и музыка воздействует на наш мозг, пробуждая воображение, чувства, интуицию. В общем, все скрытые ресурсы нашего подсознания. Вам никогда не хотелось, чтобы в момент наивысшего наслаждения запели скрипки…
- Дудук, - сказала я, вспомнив вишневые глаза моего бывшего. Сердце опять сжалось в комок. – У него голос, от которого хочется плакать, такой восточный. Хриплый, нежный и страстный одновременно, как у…
Я осеклась.
Старик покосился на меня.
- У вас несколько экзотические вкусы. Ладно, пусть будет дудук.
- А скрипки утром, когда проснешься летом, в воскресенье. Настроение хорошее, на работу не идти. И флейта нежно так. Тари-рам-пам, тари-ра… А с кухни доносится запах кофе.
- Да, конечно, индивидуальные особенности, - пробормотал Леонард Иваныч и заторопился объяснять. – В общем, все это неважно. Главное, что мы понимаем друг друга. Я изобрел одно устройство. Вы же знаете, я мастерю по ночам, когда не спится. И ученики мои не забывают меня, помогают, кто чем может.
Всю жизнь старик проработал рядовым робототехником. Так было записано у него в трудовой, пришлось в нее заглянуть, когда я улаживала его дела в собесе. Но старик об этом не знал и вдохновенно врал мне про таинственное НИИ в некоем почтовом ящике. Какие могут быть ученики у техника?
- В общем, так. Устройство, я назвал его Серафимой, - он едва заметно вздохнул, стрельнув глазами на древний, раскрашенный анилиновыми красками портрет. Погибшая еще в конце шестидесятых и не оставившая ему детей, жена, совсем молоденькая, моложе меня нынешней, голубиными глазами строго смотрела на нас со стены.
- Устройство вживляется под кожу, и считывает ритмы мозга. Альфа, бета, тета волны… Впрочем, к чему вам детали. Проще говоря, устройство улавливает ваш уникальный эмоциональный фон.
- Интересно, - протянула я, мало что поняв. - Ну и кому… то есть, зачем это?
- Вы слышали выражение «душа поет»? А она поет! Даже в девяносто четыре года. И я научу вас слушать мелодию сердца. Чип малюсенький, вы даже не заметите.
- Погодите, Леонард Иваныч, - сказала, поняв, куда он клонит. – Все это, конечно, увлекательно, но мы так не договаривались. Вы мне обещали показать. Я посмотрела. Я не подопытный кролик, к тому же полчаса прошли.
Старик скривился.
- Вы не понимаете, голуба моя. Я предлагаю вам новую удивительную жизнь, о которой никто даже и мечтать не смеет. Жизнь, наполненную яркими чувствами, утонченным пониманием своей души. А вы, как все они, - он махнул рукой куда-то в сторону двора, очевидно, сравнивая меня со своими мифическими завистниками. - Вот так грубо и безжалостно отвергаете мою... мою лебединую песню. Кто знает, сколько мне осталось. Я думал, что у вас ко мне особое, личное…
Губы его заплясали, подбородок задрожал. Никак мой Иваныч плакать собрался.
Мне стало стыдно. Трудно мне что ли пожилому человеку подыграть. Не хватает еще, чтобы у него давление поднялось. Довела ветерана. Агентство только и ищет повода, чтобы заменить нас искинами. Турнут меня из «Доброго самарянина», куда я подамся? Что я умею делать такого, чего не умеют роботы?
- Будет вам, Леонард Иваныч. Вы еще нас всех переживете. Вы же всю войну прошли. Вы же героический мужчина, великий изобретатель. Ну, что вы, в самом деле, расклеились. Конечно, у меня к вам особое и личное.
Пресловутый параграф побоку. Теперь точно вытурят из агентства, как не крути! Потому как на искинов спрос. И содержать их дешевле, производительность труда выше. Они ж все стерпят.
- Правда? – старик трубно высморкался в большой клетчатый платок.
Я кивнула:
- Кому еще кроме вас я показывала свою книгу? Никому. Давайте сюда вашу «Серафиму». Только предупреждаю, уколов я до смерти боюсь.
Старик засуетился, зашаркал тапочками по квартире.
- Вы не почувствуете ничего. Как комарик укусит. Раз и все. Земфирочка, вы даже не представляете, какой фурор мы с вами произведем.
Он достал специальный пистолет. Я видела такой в ветлечебнице, куда носила прививать кошку одной из подопечных. Теперь и я буду с чипом, как кошка.
- Только поклянитесь, что вы не агент иностранных спецслужб, и это не подслушивающее устройство, - невесело пошутила я. Не до смеха, когда контуженый старик подносит к тебе пистолет. Вдруг он, как тот маньяк из фильма?
- Торжественно клянусь, - шутливо поднял руку Леонард Иваныч. – Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Я закатала рукав. Прощай моя стопроцентная человечность.
- Только имейте в виду, работать начнет не сразу, - предупредил старик. - Дайте денька два-три, чтобы прижилось, и сенсоры успели образовать связи.
Леонард Иваныч ткнул пистолетом в плечо, рядом с отметиной от детской прививки. Серафима на тусклом портрете, как мне показалось, зажмурила крашеные глаза.
*
Во вторник я прибежала к старику сама, еле дождавшись утра.
Жизнь до сих пор катилась по накатанной. Пролетали мимо меня мои подопечные со своими болячками, домашними животными и бесконечными разговорами о том, как «раньше было…». Мелькали магазины и аптеки, прачечные и поликлиники, коллеги и проблемы. Уходили старики, приходили на их место новые. Я неслась вперед на бешеной скорости, отчаянно боясь, что скоро стану никому не нужна.
А теперь точно свернула на обочину и поехала по лесу. Меня трясло и подбрасывало на каждом ухабе. И оказалось гораздо легче остановиться и научиться заново медленно ходить, с удивлением разглядывая мелкие детали, которые раньше смазывались в одну бесконечную вереницу лиц и событий.
- Ошибки быть не может, - покачал головой Леонард Иванович. – Вы даже не представляете, Земфирочка, сколько в вас скрыто.
- Но чувствую-то я совсем другое. Абсолютно не то, что предполагается вашей музыкой, что звучит у меня в голове.
- Вашей музыкой, - поправил он меня.
- Хорошо, пусть моей. Но вчера один ко… какой-то мужик меня подрезал. Чуть не поцеловала его в зад… то есть едва не врезалась в него. Убить готова была, а в голове легкомысленные романтические рулады. По-вашему это нормально?
- Имейте терпение, голуба моя, - усмехнулся старик, и отечески похлопал меня по плечу. – Вы слишком привыкли полагаться на картинку. Включайте воображение.
- Легко сказать. У меня голова кругом идет с этим вашим устройством. Вот еще пример. Я боюсь звонить одному человеку. Знаю, что нужно, но до дрожи в коленках боюсь. До заикания. А музыка при этом такая… дерзкая, экспрессивная.
- А примеры соответствия есть? – настороженно спросил старик.
- Угу, - кивнула я. – Только…
- Я знаю, что вам тяжело. Слушать сердцем задача трудная. Серафима мне это давным-давно доказала. Не спорьте, не пытайтесь это понять или просчитать, просто следуйте повелениям сердца.
*
Я вручила старику охапку хризантем, терпко пахнущих осенью и скорым расставанием, и заметила, как он сильно сдал за последние два месяца. Он еще больше сгорбился, лицо осунулось так, что нос и уши стали резко выдаваться вперед. Сердце отозвалось хрустальным перебором арфы и протяжной светлой печалью скрипки.
Старик плюхнулся на стул, растерянно улыбаясь, сжимая букет. Я водрузила на стол корзину с фруктами и присела перед ним на корточки.
- Это вам, милый мой, дорогой Леонард Иванович. Вот смотрите! – на стол лег желтый конверт с подписанным договором на издание моего последнего романа. – У меня все получилось.
Я сжала его пятнистую морщинистую руку.
- Вы – мой добрый ангел-хранитель. Если бы не вы… Простите меня, я совсем вас забросила.
- Земфирочка, голуба моя, - его голос подозрительно задрожал. – Я верил в вас. И, знаете, даже подготовился к этому случаю. Должны же мы отпраздновать ваш успех. Все так и должно быть: цветы, фрукты… Подождите меня. Я сейчас принесу бокалы и вино. Настоящее грузинское, почти пятидесятилетней выдержки. Специально хранил для такого случая.
Он словно оправдывался.
- Я помогу вам.
- Нет. Устраивайтесь поудобнее. Сегодня я буду за вами ухаживать. Тряхну, так сказать, стариной.
Он прошлепал на кухню, унося с собой букет цветов. Из крана потекла вода, зазвенели банки в шкафчике. Старик мурлыкал что-то бравурное себе под нос, открывая и закрывая ящики.
Тренькнул телефон.
- Я изобретаю вечный двигатель и не могу подойти, - сказал автоответчик дребезжащим голосом хозяина. – Меня не волнуют всякие глупости. Если то, что вы имеете мне сказать действительно важно, извольте оставить сообщение после сигнала.
Милый, смешной Леонард Иваныч.
На том конце провода от неожиданности ругнулись низким мужским голосом.
- Господин Ярыжкин, компания «Изи-тек» рассмотрела ваше предложение о внедрении в производство вашего бинаурального устройства для стимуляции мозга. Наши специалисты из отдела инноваций рассмотрели присланную вами сопроводительную документацию и пришли к…
- А вот и я. Заждались уже? Пробка больно тугая, - старик держал в одной руку бутылку, а в другой пару высоких хрустальных бокалов.
- …устройство обычный плейер, выбирающий мелодию методом случайных чисел и никоим образом не влияющий на ритмы головного мозга. Подобные разработки мы считаем бесперспективными. Убедительно просим вам больше к нам с подобными предложениями не обращаться.
Старик покраснел. Его лоб мгновенно покрылся крупными каплями испарины.
- Это правда? – спросила я.
- Бездари! Завистники! Тупые ремесленники!
- Значит, это обычный плейер с готовым набором мелодий? А как же музыка сердца?
- Они ничего не смыслят в этом, - он не мигая, смотрел на меня, тяжело дыша.
- Вы что, смеетесь! Это крупнейшая компания на рынке высоких технологий.
- Земфирочка, вы – мое доказательство.
- А я то, глупая, удивлялась, почему чувствую я одно, а сердце поет совсем о другом. Вы меня обманули. Вы убедили меня поступать так, как велит мое сердце. И я делала, и шла, и говорила, потому что думала, что это правда. А вы, как кукловод, дергали меня за ниточки.
- Я вам все объясню, - один из бокалов выскользнули из дрожащих пальцев, и разбился об пол. – Только выслушайте. Все не так, как вам представляется.
- И это, - я ткнула в конверт с договором, - не мое. А я как была марионеткой без сердца, так и осталась.
Я проскочила мимо него на кухню, вытащила из ящика нож. Набрав побольше воздуха, закусила губу и полоснула по коже, где был вживлен проклятый чип.
- Что вы делаете?! – ужаснулся старик, глядя на меня круглыми глазами.
- Перерезаю ниточки, - едва не теряя сознания, я выковыряла чип из плеча, бросила на пол и наступила на него. Чип хрустнул. Зажав рану рукой, я схватила сумку и выскочила на лестницу.
- Не бросайте меня, Серафимочка, - отчаянно крикнул он вслед срывающимся голосом. – Кроме вас у меня...
Пробежав два пролета, я почувствовала, что ноги меня не держат. Сползла по стеночке на пол. Было больно и обидно до слез. И еще жалко музыки, которая стала частью меня за эти несколько месяцев. Я привыкла просыпаться и засыпать с ней. Жалко было, что без нее я теперь вряд ли испытаю то вдохновение, которое не отпускало меня целую неделю, и заставило пережить и переписать заново мой последний роман, от чего он заблестел и заиграл всеми оттенками эмоций. Музыка гнала меня, не отпускала, не давала ни на миг остановиться, пока я не поставила последнюю точку.
И старика жалко. Дура! Сколько раз предупреждали меня в агентстве, никаких личных отношений с подопечными. Параграф 17/1. Ничего, переживет, как-нибудь. Пришлют к нему в помощники искина новейшей разработки. И я переживу. Порывшись в сумке, я нашла скомканный носовой платок и кое-как перетянула кровоточащую рану.
Я шла по бульвару. Без музыки мир сразу стал серым, и праздничные желтые листья кленов, как то сразу поблекли. И небо выцвело и затянулось серой паутиной. Кто я без нее теперь? Бездарь. Может и так, но только я человек, а не лабораторная крыса. Не кукла, которой управляет сошедший с ума старик.
Сама разберусь как-нибудь в своей жизни, делала же я это как-то раньше без дирижерской палочки Леонарда Иваныча. Сделаю то, о чем кричало мое сердце все это время. Пусть даже коленки начинают дрожать. Я набрала номер телефона.
- Слушаю, - отозвался хриплый и нежный голос, самый любимый на свете, который я не слышала почти целое лето.
- Это я. Если можешь, забери меня. Мне нужно тебе сказать… Прости меня!
*
Крепкий, манящий запах кофе ворвался в мой сон и безжалостно разметал его обрывки. Не открывая глаз, я перекатилась на другую сторону кровати, и уткнулась носом в подушку. Наволочка еще хранила тепло и пряный запах волос того, кто сейчас хлопотал на кухне. Оттуда доносилось призывное шкворчание ветчины. Потом, расколовшись одно за другим, на сковородку полетели яйца.
Я сладко потянулась и вдруг услышала, как ненавязчиво и нежно запела скрипка. И флейта в ответ ей, расцвела причудливым узором, оцарапав мое сердце.
И мир снова перевернулся.
* искин – искусственный интеллект
Но это только показывает, как достоверны герои.
