КОММУНАЛКА.
Желтый круг от старенькой настольной лампы высвечивал руки с бледными и тонкими пальцами. Одна кисть прижимала раскрытую тетрадь на свободном пятачке среди словарей, справочников и газет к краю потертого журнального столика, а другая сжимала карандаш, быстро двигалась. Чистый лист наполнялся смыслом.
Алексей спешил дописать статью в газету «Вестник». Он не успевал выполнить задание, так как параллельно подрабатывал курьером. Три последних дня выдались особенно напряженные. Он, как загнанная лошадь, носился по городу, разнося рассылку.
За занавеской сопел и вертелся во сне отец. Он поздно пришел с работы по той причине, что на заводе выдали аванс. Сивушный сладковатый запах наполнил комнату, от которого не спасала даже растворенная настеж фрамуга. Часы на комоде громко тикали и показывали половину второго ночи.
Несмотря на то, что Алексей хотел спать, он был доволен воцарившейся тишиной в коммунальной квартире, куда только вчера приехал погостить к отцу. Точнее он нашел здесь временное пристанище, затаив обиду на жену Светлану и ее маму Марию Сергеевну. Ссора началась из-за пустяка, но вылилась в настоящий скандал. Алексей уже не мог точно вспомнить, из-за чего она вспыхнула, и кто ее затеял. Обидно было то, что теща, не разбираясь приняла сторону жены, и они вместе «уделали» его, разнесли в пух и прах, не оставив камня на камне. Света не преминула вспомнить прежние «заслуги», указала в очередной раз на его не способность обеспечивать семью и потребности молодой жены, которая в страхе перед нищенским существованием боится рожать ребенка. Распалившаяся Мария Сергеевна перебивая в «праведном» гневе дочь, с красными пятнами на щеках, качала головой в постоянном упреке, обозвала его бездарностью и посредственностью на побегушках, что переполнило чашу терпения. Алексей сбежал к отцу в коммунальную квартиру и на расстояние казнил женщин своим презрением.
Рука Алексея быстро вздрагивала, и карандаш плавно уходил вправо, оставляя за собой исписанную строчку убористого с наклоном почерка.
«….Игнат Савельевич передовик производства с двадцатилетним стажем», - писал Алексей статью в колонку «Трудовые будни» и вспоминал свой недавний визит в машиносборочный цех второго механического завода.
Два коротких абзаца быстро вылетели из-под «пера». Алексей приступил к третьему, как вдруг за стеной справа заплакал ребенок. Он громко и натужно орал, словно его давили. От неожиданности Алексей вздрогнул, рука дернулась и вывела зигзаг, оборвавшись на полуслове. Через тонкую перегородку было слышно, как скрипнула кровать, а затем торопливые шаги по комнате и неровный, волнообразный вопль младенца в такт покачивания на руках. Тихонько скрипнула половица, затем снова и снова. Малыш успокоился минут через десять и замолчал, а тонкий и жалобный скрип доски еще продолжался некоторое время.
Алексей сидел, откинувшись на спинку стула и поглядывал в сторону занавески, за которой сопел отец. Он все опасался, не разбудит ли его шум за стеной. Наконец-то скрип прекратился. Подождав еще с полминуты в воцарившейся тишине, Алексей взял карандаш и вернулся к статье. Он перечитал написанное. Ухватив мысль за «хвост», продолжил.
«….В бригаде с Кочетковым работают не менее достойные люди. Взять, к примеру, Фишкина Максима…». Алексей писал без особого энтузиазма, уставший после тяжелого дня (у него до сих пор гудели ноги), подпитываемый лишь страхом получить нагоняй от редактора газеты – полной с пучком черных волос на затылке Ольги Викторовны. Справа щелкнул дверной замок, и по коридору зашаркали чьи-то ноги, обутые в тапочки. Звук шагов приблизился, потом стих. Судя по лязгу щеколды, один из жильцов занял туалет. Скоро из-за двери донесся бурный шум воды, снова лязг щеколды и шаркающие шаги проследовали в обратном направление.
Алексей постарался не обращать внимания на посторонние звуки и сосредоточился на статье.
« …Он недавно влился в дружный коллектив слесарей третьей бригады и теперь вместе с остальными …».
Мысли снова вернулись в правильное русло и заструились ровным потоком. Через пять минут тишину коммунальной квартиры разорвал грохот упавшего чего-то тяжелого и железного. По характерной мелодичной ноте велосипедного звонка, вплетенной в свалку громких звуков, Алексей предположил, что это упал подвешенный в коридоре велосипед, на громоздившиеся под ним ящик с банками и стиральную машину. Защелкали замки. Послышались сонные, злые голоса.
- Филипповна, блин. Скажи Сашке, чтобы велосипед на площадке хранил или я его выкину на свалку, на фиг, - грубый, прокуренный мужской бас раскатился по квартире, - выспаться нельзя, а людям завтра на работу.
- Вот, вот. Надо и о других думать, - возмущалась женщина справа.
- Да ладно вам. Упал нечаянно, что с того? – отбивалась Филипповна, - ты, Люська, лучше свой холодильник отдай в починку, а то трясется словно в ознобе, всю квартиру на уши ставит.
Еще некоторое время перебранка с взаимными упреками в коридоре не позволяла Алексею продолжить работу. Наконец захлопали двери и защелкали замки. Робкая тишина вернулась, казалось, что она больше не уснет и теперь с тревогой ожидает нового эксцесса.
Алексей шумно выдохнул и снова склонился над тетрадью. Он помнил, что сегодня утром ему предстоит пораньше прийти в редакцию и перепечатать черновик. Его пишущая машинка осталась в тещиной квартире на Советской.
Он сидел некоторое время, жуя карандаш, не в силах сосредоточиться. Мысль долго и упрямо не возвращалась.
«….Усатый Петрович постучал папиросой о подоконник в курилке и разоткровенничался…». Едва Алексей нащупал нить повествования, как за шторой захрапел отец прерывистым, густым, захлебывающимся храпом.
- Черт, побери, - тихо выругался Алексей. Встал и подошел к столу у окна. Растворил шире фрамугу и воткнул в розетку провод электрического чайника. Пока закипала вода, он полез в трюмо в надежде найти вату и заткнуть ею уши. Когда отрывал верхний ящик, отцовский «шипр» покачнулся и упал на деревянную поверхность. Алексей мигом накрыл его рукой и с искривленной испугом физиономией обернулся на занавеску. Отец храпел, как и прежде, даже показалось еще смачнее и забористее. Алексея это начинало злить. Он перевел взгляд на ладонь прикрывающую одеколон, словно старалась удержать звук, возникший при падении. Медленно и осторожно поставил флакон подрагивающей рукой и затем слегка толкнул пальцем. Тот качнулся и снова упал с глухим стуком. Алексей посмотрел на занавеску и прислушался, чтобы оценить эффект от содеянного. Отец храпел. Тогда молодой журналист приподнял флакон двумя пальцами над полированной поверхностью трюмо сантиметров на двадцать и разжал их. «Шипр» несоизмеримо с большим стуком ударился о дерево. Алексей сам испугался этого звука и вжал голову в плечи. Зрачки, отражающие тусклый свет лампы, забегали в глазницах. Его взгляд перепрыгивал с занавески на левую стену, где за тонкой перегородкой спал горластый малыш затем - на правую, за которой хозяева себя еще не проявили никаким образом и снова на занавеску.
Лишь храп отца пугал тишину. Загнанный в угол, подстегиваемый необходимостью продолжать работать, Алексей, набравшись смелости, подошел к занавеске, отдернул ее и слегка коснулся плеча Андрея Николаевича. Отец тут же перевернулся на бок и затих, лишь долгие и размеренные вздохи доносились из его приоткрытого рта.
Алексей мысленно поздравил себя с успехом и вернулся к журнальному столику под желтый свет лампы. Едва рука заскользила по бумаге, как забурлила вода в чайнике. Журналист крепко стиснул зубы, в негодовании мотнул голов, поднялся и выдернул шнур из розетки. Чая уже не хотелось. Он начинал все больше нервничать и злиться на беспокойное окружение, которое не позволяет ему дописать чертову статью. Алексей поймал себя на мысли, что с тоской думает о комнате в тещиной квартире, где он мог работать спокойно в тишине. Заводить на радиоле пластинку второго концерта Шостаковича и черпать вдохновение из музыки. Вспоминал, как выходил из комнаты раздраженный, если женщины разговаривали громко и просил их говорить тише. Те умолкали, либо уходили на кухню и закрывали дверь.
Алексей сидел на стуле откинувшись на спинку, сцепив руки на затылке и пытался творить. Тиканье часов в тишине стало громким и назойливым. Он посмотрел на тусклый циферблат. Стрелки показывали без четверти три. Алексей мысленно присвистнул, склонился над тетрадкой и предпринял очередную попытку. Он написал несколько строчек, но тиканье, доносившееся с комода, сбивало его с мысли. Алексей встал и завернул будильник в какую-то тряпку, висевшую на спинке стула, затем сверток засунул под шкаф. Удовлетворенный, наконец-то, полнейшей тишиной, он вновь вернулся к статье.
Две трети текста в черновике уже были готовы, когда Алексей услышал возле двери крадущиеся шаги. Он отложил карандаш и прислушался. Кто-то шел осторожно по коридору мимо в сторону кухни. Он так и подумал, что один из жильцов коммуналки проголодался и, стараясь не разбудить остальных, направляется к своему холодильнику. «Вот это человек, - отдавал должное журналист тактичному и совестливому соседу, - все бы так».
Алексей снова вернулся к работе. Он не подумал о квартире по коридору слева, последней перед кухней.
- Скотиняка такая безрогая, - визгливый женский голос разорвал тишину в клочья, - сколько можно кровь мою пить, пропойца проклятый.
- Маш, - пытался вкрадчиво и ласково мужской бас усмирить жену, - я же совсем чуть - чуть.
- Посмотри на кого ты похож. Чуть - чуть. Знаю твое чуть - чуть. Зенки залил, еле на ногах держишься. Пропойца!
- Маш…
За стеной слышались торопливые шаги и глухие удары по чему-то мягкому. Ссора долго не прекращалась. Словарный запас женщины был неиссякаемый. Жена бранила и лупила мужа, не зная усталости.
Алексей вскочил со стула, заткнул уши ладонями и заходил по комнате. Три шага вперед, три назад. Он периодически отрывал ладони от головы и прислушивался. Женщина не успокаивалась. Раздраженный до крайности и озлобленный Алексей с темными от недосыпания кругами под глазами тощий, с взъерошенными волосами был похож на Раскольникова в момент его наивысших душевных терзаний.
- Черт, черт, - шептал в отчаянии Алексей, - когда же это кончится, Господи?
Он запустил тонкие пальцы в свои густые волосы и крепко до боли сжал их.
- Так нельзя, - шептал сквозь зубы он, - это вертеп, сплошная дьявольская какофония.
В какой-то момент он не выдержал резко подошел в плотную к стене из-за которой доносилась брань и беготня, весь вытянулся, отвел руки назад, как бойцовый петух, наклонился вперед, и беззвучно начал открывать рот костеря беспокойных соседей. Вены на его шее вздулись, лицо пошло красными пятнами. Он едва сдерживался, чтобы не раскричаться в голос.
Через полчаса скандалисты за стеной утихомирились. Алексей еще долго стоял, прислушиваясь к тишине, потом снова ходил по комнате, успокаиваясь и нервно растирая дрожащие руки.
Он проснулся оттого, что кто-то толкал его в плечо.
- Что, - Алексей поднял голову с рук и завертел ею по сторонам, не узнавая место, где находится.
- Алешка, пора вставать. Я уже на работу ухожу. Ты что, всю ночь писал? -
спрашивал отец, стоя над ним, вытирая мокрые руки о вафельное полотенце и всматриваясь в исписанную страницу.
- А? Да. Сколько времени?
Алексей потянулся. Он уснул прямо за столиком, склонив голову на руки и не выключив настольную лампу.
- Не знаю, будильник куда-то пропал.
- Бать, я его замотал в тряпку и под шкаф засунул. Тикал зараза громко, писать мешал.
Алексей взял с края журнального столика свои наручные часы и взглянул на стрелки. «Заря» показывала половину девятого. Алексей подскочил, словно ужаленный.
- Блин горелый, я опаздываю, - воскликнул он и начал поспешно и суетливо застегивать пуговицы на мятой рубахе.
- Во, молодец, это не тряпка, а мои брюки, - возмущался Андрей Николаевич, доставая из - под шкафа тугой сверток, - замотал то как, теперь мятым на работу идти.
- Бать, извини, в темноте не разглядел.
- Не разглядел, - ворчал отец, - ладно, у меня еще есть. Ты перекусывать будешь?
- Некогда.
- Я тоже с утра не ем, ничего не лезет. К обеду созреваю, в заводской столовке не плохо готовят, там наедаюсь.
Алексей не слушал отца, пыхтел, прыгал на одной ноге у двери и натягивал вторую туфлю. Ему оставалось чуть больше часа. Этого хватит только добраться до редакции. Времени, чтобы обработать статью и перепечатать текст не было. Готовый идти, он схватил со стола тетрадку, ежедневник и вчерашний номер «Вестника». Запихал все в тощий потертый портфель.
- Все, бать, до вечера, я побежал.
Не дожидаясь напутственных слов, он выскочил за дверь и зашагал широким шагом, как агроном, с измерителем земли по целине.
Всю дорогу до редакции Алексей спешил и готовился к взбучке. Он вспоминал о статье, и сердце его сжималась. Он не мог в черновом варианте отдавать ее Ольге Викторовне. С трудом вспоминал текст и сильно сомневался, что он безупречен.
Запыхавшийся Алексей влетел в помещение редакции в двадцать минут десятого, у него еще оставалось в запасе десять минут. Уповая на провидение, он проскочил к своему столу и поспешно начал закручивать лист в видавшую виды пишущую машинку. Едва он уселся и застучал по клавишам, как к нему подошла секретарь Леночка.
- Леша, Ольга Викторовна, просит, чтобы ты зашел к ней со статьей.
У молодого журналиста все оборвалось внутри. Он переводил растерянный взгляд с чистого листа, вставленного между валиками, на исписанный карандашом тетрадный листок лежащий на его коленях и обратно.
- Что это? – заместитель главного редактора взяла из протянутой руки Алексея зеленую ученическую тетрадку. Не дождавшись ответа, она раскрыла ее и пролистала.
- Статья? – удивленно выдохнула женщина и устремила вопросительный взгляд на Алексея.
- Я не успел перепечатать, - краснел журналист и не находил слов в свое оправдание под ее пристальным взглядом. Это уже был не первый случай, когда он задерживал редактора с материалом.
- Квашнин, это так трудно написать пятьдесят строк? Ты у меня на этой неделе в понедельник отпрашивался на завод, сегодня уже четверг, - сухой строгий тон не двузначно выдавал настроение Ольги Викторовны.
- Алеша, чем вы занимались все это время? – ее голос вдруг смягчился и стал ласковым.
Алексей молчал и не пытался оправдываться, так как знал по опыту, что это только даст новую пищу для упреков и обвинений. Выдержав долгую паузу, которая оказалась мукой для парня, Ольга Викторовна произнесла, - «даю десять минут. Ровно через десять минут ты у меня с готовой статьей, - женщина буравила его гневным взглядом, - и твое спасение, если я там прочту что-нибудь стоящее. Все, иди, Квашнин.
Уже через пол минуты Алексей сидел за столом и неловко прыгал пальцами по клавишам английской Смит Премьер. Не было времени править текст и менять что - либо. Он завидовал способностям Леночки, которая, не глядя на клавиши, как автомат с невероятной скоростью отпечатывала канцелярские тексты. Звук отбивающих литер по бумаге сливался в сплошной рокот.
Ровно через десять минут Алексей положил на стол секретарю статью - свой стыд и позор. Он не решился собственноручно вручать его Ольге Викторовне. Когда набивал текс, по ходу вникал в смысл предложений, написанных прошедшей ночью в сумасшедшей коммуналки и у него по спине пробегали мурашки.
Через некоторое время (Алексей еще не успел перевести дух), к нему снова подошла Леночка и попросила зайти к заместителю главного редактора. С дурным предчувствием, обливаясь холодным потом, журналист, как на казнь прошел в кабинет.
- Смотрю, Алексей, поменял манеру письма?
Квашнин робко пожал плечами.
- В целом понравилось. Смело. Эта статья несколько отличается от твоих, ранних. Немного рваный текс, но потом в заключении это восполняется откровениями в курилке. Если это достоверный источник, как там его, - женщина подняла лист и стала глазами прыгать по строчкам, отыскивая фамилию слесаря, – так, - она нашла искомое, - «усатый Петрович», то батенька, статья может наделать шума.
- Достоверный, - промямлил Алексей, не веря в искренность слов Ольги Викторовны. Он думал, - «Эта тетка достигла совершенства в лицемерии и унижении других. Сейчас похвалит, даст надежду, а затем как отхлещет. Но я - то знаю все про свою статью и свои возможности и не тешу напрасных иллюзий. Зря стараетесь, уважаемая Ольга Викторовна».
- Я подумала, - продолжала женщина, - и решила вашу статью поместить на первую полосу под заголовком «Откровения в курилке».
«Вот издевается», подумал Алексей и криво ухмыльнулся.
- Я не понимаю вашей мимики Квашнин, - Ольга Викторовна сняла очки и с упреком посмотрела на журналиста.
- Источник достоверный, - поспешил исправиться Алексей, - и я рад, что вам понравилась моя работа.
- Иди, Квашнин, - раздраженно проговорил редактор, - и постарайся следующее задание выполнить не хуже.
Еще две следующие статьи Алексея прошли в номер на первой полосе.
«Наконец-то у меня стало получаться», - думал журналист и писал по ночам в коммуналке у отца под шум воды в унитазе и крики младенца за стеной.
«А какие бы я выдавал шедевры в достойных условиях, - сладостно думал он про комнату у тещи, с тишиной и божественной музыкой Шостаковича, - вот бы я развернулся. Теперь они узнают, кто я такой, утрутся», - вспоминал он про жену и тещу. «Серая посредственность на побегушках», - криво ухмылялся он.
Первая позвонила Светлана. Она предложила встретиться и помириться. Уже вечером радостный и окрыленный журналист с потертым чемоданчиком и тощим портфелем стоял на пороге тещиной квартиры. После затянувшегося чаепития и взаимных извинений, Алексей, наконец, смог отдаться любимому делу в спокойной обстановке. Он запер дверь в комнату, которая временно была его личным кабинетом, подошел к «Ригонде», с трепетом взял пластинку со вторым концертом Шостаковича, сдул с нее пыль и бережно положил на диск проигрывателя. Подождал некоторое время, пока вступит виолончель, закрыл глаза и, наслаждаясь музыкой, покачивал в умилении головой. Затем уменьшил громкость и прошел к столу. Вдохновленный, распираемый желанием творить он приступил к очередной статье. Очерк о спортивной юношеской школе вылетел из - под карандаша через двадцать минут. Алексей поздравил себя за быстрый шедевр и оценил влияние обстановки и тишины на тонкие струны творческого восприятия. Он встал из-за стола взял в руки черновик и, шагая по комнате, перечитал очерк. Довольная улыбка медленно стекала с его лица. Это была статья из разряда «прочих», которыми он в прошлом в большом количестве заполнял последнюю полосу газеты. Подумав, он снова сел за стол и переделал текст. Ничего похожего с его гениальными творениями, вышедшими из-под «пера» за прошлые две неделе не было и близко. Алексей задумался. Он пытался понять, в чем же дело, в чем причина столь разительных перемен, чем он вспугнул музу, и та покинула его? Ведь он получил все, о чем мечтал. Все способствовало созданию очередной уникальной вещи: удобное место для работы, просторная комната, свежий воздух, вдохновляющая музыка, желание творить и главное - тишина. Догадка, возникшая в голове, молнией прошила его от затылка до пяток. Он встал из-за стола, повернулся к еще неразобранному потертому чемоданчику, сиротливо стоящему у двери и пристально посмотрел на него…