Итак, я начинаю выкладывать все свои сокровища
Василий Блаженный
Посвещаю моему птицеликому другу за поддержку и помощь
Подковы мерно стучали по мощеной дороге. В карете ехала старуха. Одетая в золотую парчу, гордо и молча восседала она на бархате подушек. Лицо её казалось мёртвым, глаза были закрыты, и лишь тонкие пальцы беспрерывно теребили шелковый платок.
Она ехала за сыном, в монастырь Пяти Ручьев – древний, почитаемый монастырь… Много лет назад объявилась там провидица, дающая ответы людям на их вопросы, и слава о ней, проклятой, дошла и до царского двора…
-Слава о тебе, благая, дошла и до царского двора! – молодой правитель не привык к тесноте монастырских келий, но низкие своды и скудность убранства не смутили юношу. Он пришел за знанием. За тайной, за словом – не за роскошеством дворцов! И та, что по людской молве могла это знание дать, была тут. Совсем рядом: облаченная в скромное платье монахини, она сидела на узкой лавке, опустив голову в глубоком смирении. И не желала посмотреть на государя, преклонившего колено у ее ног.
-Благослови!..
Монахиня перекрестила юношу - будто сновидица, не поднимая глаз, и безучастно. Словно пытаясь разбудить, подчиняясь внезапному порыву, он поймал маленькую холодную ладонь:
-Я хотел спросить тебя... - прошептал он.
-Ах, простите, простите, мой повелитель! – перебил невесть откуда взявшийся сухопарый монах с жиденькой козлиной бородкой. – Наша святая пугается чужих. Позвольте, я…
Слова его, подобострастные, торопливые, неуместные, разозлили юного царя, но он стерпел и промолчал – лишь поднялся с колен, да наградил монаха недобрым взглядом.
Монах же, будто и не заметив, подошел к провидице, вложил в маленькую, слабую, как у ребенка, ладошку четки и что-то зашептал на ухо. Провидица не ответила, но монах остался доволен.
-Теперь я покину вас, мой повелитель…
Царь раздраженно кивнул и, как только дверь затворилась, вновь обратился к женщине:
-Скажи, ответишь ли мне, благая? - он уже не шептал, в голосе его слышалась и обида и злость и надежда.
-Спрашивай, Василий, – тихо отозвалась женщина.
-Хочу я знать, как должно мне править? - собравшись с духом, спросил юнец. - Давно ищу ответ на этот вопрос – есть ли он у тебя? Знаешь ли ты, благая, как нужно мне распорядиться царской властью, чтобы народ любил меня, чтобы держава моя была сильна в глазах, а иноземцы бы её уважали, чтобы настал в землях моих век благоденствия тела, процветания разума и безмятежности души? - он говорил с жаром, все более распаляясь, провидица же молчала, не поднимая глаз. Только пальчики ее перебирали бусины четок. - Наставишь ли ты, мудрая, как вершить мне дела, чтобы достойным быть славы предков, но избежать ошибок и неудач их? Ответь же мне, прошу!.. - говорил юный царь; слушала его речи провидица.
Долго они оба молчали… наконец, она ответила. Тих и мягок был её голос:
-Люби народ свой, Василий – и народ тебя полюбит; заботься о воинах – и держава будет несокрушима; привечай книгознатцев и мудрецов – и свет разума воссияет среди людей твоих; строй храмы, славь святых, блюди благочестие – и души твоих подданных будут безмятежны; внимай преданиям старины – и дети детей твоих сложат о тебе песни.
Юноша слушал её – и только лишь горечь разочарование отражалась на высоком челе:
-За тем ли я ехал к тебе, провидица?! – воскликнул, не выдержав он, - за теми ли советами, что дадут мне и без тебя?! Молва людская, видно, зря нарекла тебя всеведущей! – вскочил он в отчаянии. - Если нечего тебе сказать боле, значит уйду я, не получив ответа!..
-Я могу сказать тебе… - остановил его кроткий голос. - могу, Василий. Но тогда поведаю я тебе и то, о чем не спрашивал. Готов ли?
-На все готов!
-Подойди.
Юноша покорно склонился, приставив ухо к ее губам. Он боялся шевельнуться, боялся даже вздохнуть, чтобы не упустить важного. И услышал тайну, способную сделать его воистину величайшим правителем. Тайна проникла в душу и запечатлелась навеки.
Юный Василий был счастлив!
-А теперь слушай то, о чем не спрашивал: ведомо мне… - вернул его к яви все тот же тихий голос…
Минуло два года.
Два года с тех пор, как царь Василий посетил монастырь Пяти Ручьев… А он продолжал помнить каждое слово, сказанное провидицей.
Она не обманула: тайна была поистине великой! Держава ширилась, воины не знали страха и поражений, купцы со всех концов света везли товары в его города, земля родила, ремесла процветали, а в прекрасных храмах народ славил своего правителя и возносил за него молитвы.
Нет, не обманула провидица, поведав свою тайну!
Но и второй раз – не солгала.
Не шли из головы молодого правителя слова, что сказаны были на прощание.
«Дошло до меня, - шептала проклятая ведунья, - что тайну эту великую знали до тебя два государя: Глеб и Леонид. Запомни: Глеб и Леонид все знали. А теперь – уходи! Уходи прочь, Василий, и никогда сюда не возвращайся…»
Глеб и Леонид знали тайну…
Глеб правил честно и справедливо. В краткий срок он создал великую державу… а на третьем году был зарезан заговорщиками, что называли себя верными друзьями. После смерти его страну растерзали враги и еще сотню лет лежала она в руинах.
Леонид был умен и дальновиден. Мудрецы пророчили золотой век наукам и искусствам, как взошел он на трон… да все не так вышло. Двадцать лет правил разумник-Леонид – и двадцать лет по всем городам и деревням ловили и казнили заговорщиков. На каждой площади – виселица, на каждой стене – головы изменников. Он залил страну кровью.
Но… почему? Первый был честен, второй мудр… так почему же? Почему, о, Небо?!
Царь Василий гнал от себя сомнения, не хотел помнить, не хотел думать, не хотел верить.
А слова провидицы не забывались. Днем и ночью слышал он: «Глеб и Леонид знали тайну…»
Знали.
Значит, хотели того же – счастья своей стране.
Значит задавали те же вопросы и получили те же ответы.
Два государя до него уже прошли этим путем – и что получили?
Лишь проклятие! Были прокляты сами и стали кошмаром своего народа…
Так что же с ними произошло? Что превратило одного в благодушного слепца, не узревшего врага под личиной друга? Что заставило второго дрожать в страхе перед собственной тенью и убивать, убивать..? Почему великая тайна не уберегла их от великих ошибок?
Чего хотела проклятая, сообщив ему про Глеба и Леонида? Предупредить? Напугать? Или так желала поработить его душу? Ужели и ему, Василию, не миновать злой судьбы?
Царь пытал книгознатцев и вопрошал у предсказателей. Он, казалось, узнал все о двух проклятых царях. Он хотел понять их. И понял. И ужаснулся своему пониманию.
Походы и пиры, службы в храмах, песни и ласки молодой царицы, игры детей – все, что так любил Василий, все, ради чего он жил, не влекло его боле.
Два года он славно правил.
На третьем году был убит Глеб.
На третьем году Леонид начал казни.
Только об этом он и мог думать.
Все также любил царь Василий своих воевод, все также ценил советников, все также чтил отцов церкви. Но каждый раз теперь, как только встречал друга или соратника, черное подозрение рождалось в сердце его: «Не ты ли прячешь кинжал под полой? Не твоя ли льстивая улыбка ведет меня к могиле?» И каждый раз вскипал он праведным гневом, и хотел немедля казнить изменника!..
И вдруг, опомнившись, бросался в храм, и молился, жарко и истово, и просил Бога простить его грешные помыслы и наставить, и утешить в душе его страх и гнев. А потом шел он к воинам своим, или в мастерские, или на торжище, или к землепашцам и пастухам, и устраивал великий пир, и пил, и ел с ними, говоря: «Если вы враги мои, то убейте меня за то, что я заботился о вас, и избавьте от великой муки, а если друзья – то пейте и веселитесь со мной, и развейте мои подозрения.»
Но пиры заканчивались, а страхи оставались. И вот уже не мог он решиться на поход, боясь предательства и не мог решиться покарать виновных – боясь жестокой ошибки.
Василий понимал, что больше не правит, а лишь мечется от гнева к ужасу и от ужаса к сомнению. И ничего не мог сделать.
-Да кто же ты, проклятая провидица! За что ты так прокляла меня! – взывал он, и не находил ответа.
Всё больше времени проводил он в любимом храме, молясь Небесам и прося у них утешения. Всё дальше он стал от царских палат и всё страшнее казалась ему жизнь там, за пределами благословенных стен.
И в один день пришли к нему вельможи и воеводы, и просили они его вернуться со словами такими: «Гонцы не приносят больше добрых вестей. Гибнут наши воины в западной земле, а всё потому что бросил ты нас, царь!»
И винили в том придворные царицу – она сама, мол, с запада родом!.. Она это царя заколдовала! Она гонцов шлёт государю западной земли, тайны ему рассказывает.
Царь усердно, истово молился... За что, за что Небеса прокляли его! Он понял всё, понял, когда царь Леонид улыбнулся ему с выложенной мозаикой стены... В ужасе тогда бежал он из дворца... Каким же чудовищем он стал!.. Царь проклинал себя, рыдал и молился...
Третьего дня он заточил жену свою в монастырь...
Не пожелав даже увидеть... Она предала его.
Нет, не удача изменила ему, не утратила силы своей поведанная тайна – его предали, предали, как царя Глеба!
Но – почему? Ответьте, Небеса, почему же тогда не находит он утешения даже здесь, в пышно убранном храме? Отчего же тогда велел он сбить со стены дворца мозаику, откуда глядело на него, улыбаясь, худое лицо царя-изувера...
Он всё понял... понял и проклял себя...
Царь Василий молился, но не было ни ответа ему, ни утешения...
И тогда он решился.
-Я пришёл к тебе вновь, за ответом! - вскричал царь, врываясь в тесную келью...
На узкой лавке всё так же смиренно опустив голову сидела маленькая женщина в монашеском платье. Над провидицей склонился высокий сухой монах с козлиной бородкой.
-Я пришёл к тебе за ответом... - невольно понизил голос царь.
-Она не ответит тебе, - не повернувшись даже к царю бросил монах.
-Почему? И как ты смеешь говорить так со мной? - изумился Василий.
-Сказано было тебе, - спокойно отвечал монашек, - «не возвращайся сюда вновь никогда!» А ты вернулся. Вернулся, чтобы задавать всё новые и новые вопросы! Ты не получишь на них ответа, царь! Не получишь – как не получил я! Ужель ты думаешь, мне не о чем спросить у провидицы? Есть – но я смиренен, я не прошу у Неба большего, чем есть у меня! Сколько же приходило сюда вас – жадных до богатства и знаний!.. - он облизал тонкие пересохшие губы.
И ни один ещё не стал счастлив, получив ответ! Она умеет шутить! - монашек гадко хихикнул. - Она забавлялась со всеми вами!.. Жаль только, об этих забавах я лишь один и знаю... - он снова хихикнул как-то болезненно и мерзко.
Царь в ярости отбросил его прочь, словно весу было в монашеке не больше, чем в кошке...
-Ответь мне, прошу... - бросился он перед провидицей на колени. - Ответь!..
-Иди прочь... и не возвращайся... - пролепетала в испуге она.
Ответа он не получил.
Ни угрозы, ни пытки, ни золото, ни мольбы не заставили говорить провидицу, а сухой высокий монашек с козлиной бородкой лишь улыбался и повторял: «Ты будешь служить мне, царь, если хочешь ответа...»
Даже избитый до полусмерти шептал он эти слова...
Царь бросил ему уходя: «Хвали Небо, что оставил я тебя жить!»
А монашек улыбался...
Прошло ещё три года, и на пороге монастырской кельи вновь появился царь. Не царь - старик, одетый в лохмотья и вериги.
-Я не ищу больше ответа, - тихо сказал он в ответ на улыбку сухопарого монашека с козлиной бородкой. - Я не ищу больше ответа, я ищу смирения...
Копыта коней мерно стучали по мощеной дороге. В царской карете ехала старуха. Она ехала прочь от монастыря Пяти ручьев, прочь от того, кто был когда-то ее сыном, ее надеждой, ее гордостью, ее жизнью. От того, кто еще совсем недавно был великим правителем многих земель…
Она уезжала прочь в ужасе от увиденного.
Ее Василий, израненный в грязном рубище, прислуживал в обители и не хотел ничего более.
Она грозилась, умоляла, рыдала... Он не ответил матери.
Она, впрочем, и не хотела уже ответа.
Её сын был мёртв.
Начальник расчета поднял шелковый платок, брошенный царицей, и отдал приказ.
По стенам древнего почитаемого монастыря Пяти Ручьев ударил первый пушечный залп.
Обсуждение рассказа здесь
A la guerre comme a la guerre.