Гефест Май 22nd, 2008, 12:36 am
Чисто русские имена, знакомые с детства герои сказок....и конечно, языческие традиции. Если это все смешать, то получится замечательный рассказ....
Не пожалей.
Вячко стоял на опушке поганого леса и напряженно вглядывался в пугающую черноту. Самое бесовское время - ночь на Ивана Купалу. Только одна ночь в году, когда цветет папоротник. И если не испугаться - пройти туда, в самые дебри, не увязнуть в трясине, поддавшись болотным огонькам, не прогневать лешего, топча его тропинки, не попасться в лапы Семарглу, своенравному богу, то можно отыскать в топкой глуши волшебный цветок. А тогда - загадать одно, самое заветное желание – и оно обязательно исполниться.
Медлил Вячко, боязно было идти. Он вспомнил Малушу, ее зеленые колдовские глаза, лукавую улыбку и жгучий смех. До сих пор печет в груди от стыда, как высмеяла она его на игрищах. Ах, чертовка… Бегут как змеи, рассыпанные по плечам черные косы, манит текучий, как вода, взгляд, стоит в ушах издевательский хохот. «Никогда нам не бывать вместе, глупый Вячко, слышишь, никогда» - сказала, и круто повернувшись, только подол взлетел, убежала к подругам.
« Все равно моей будешь!»- решил он и ступил в пугающую темноту. И сразу тихо стало вокруг, словно уши заложило. Только что шумела ночная степь, а тут – как отрезало. Тишь. Пустая. Мертвая. Не зря этот лес называли поганым, отродясь тут ничего не было, ни грибов, ни ягод, и даже зверя бить сюда не ходили, потому как, либо зверь попадался порченый, либо охотник не возвращался.
Столетние дубы обступили со всех сторон. Цепкая поросль хватает за штаны и рубаху, мешает идти. И чей-то взгляд, насмешливый, пристальный мелькает из-за деревьев, и словно подталкивает в спину - иди… Словно кто-то нашептывает в ухо – сдюжишь, не побоишься, твоя будет Малуша, твоя навечно…
Вячко остановился, прислушался. Все стихло мгновенно, будто и не было ничего. Чаща, топь непролазная, куда идти – неведомо. Темнота вокруг, ни проблеска. А слева, оттуда, куда метнулась жуткая тень, только краем глаза замеченная, хрустнуло, и раздался надрывный хохот. Бежать! Бежать, а там будь что будет!
Вскрикнул он и понесся что есть духу, натыкаясь на деревья, падая, слыша, как что-то ломится по пятам. Наконец, где-то на пути страшное отстало, потерялось в ночи, а ноги сами вынесли Вячко на лесную поляну. Споткнувшись, полетел он в густой кустарник и еще долго лежал там, судорожно хрипя, не в силах отдышаться. А когда встал, и огляделся вокруг, заметил слабый, дрожащий свет. На тонком стебле горел бесовским огнем невиданный цветок.
Вот оно. То, ради чего, пришел сюда, не побоявшись смерти, ради чего себя пересиливал. Осталось только желание загадать.
Вячко облизал пересохшие губы, протянул к цветку руку. И в то же мгновенье полетел на землю, сбитый с ног диким зверем, острые когти больно впились в грудь и горячие струйки крови потекли из-под них. Волк! Огромный! Черный! Нет не волк… Не бывает у волков таких острых загнутых когтей, таких перепончатых кожистых крыльев за плечами, таких желтых ненавидящих глаз… не умеют волки говорить, хрипло выдавливая гортанные слова из клокочущей пасти. Семаргл!
- Зачем пришел, человек?- жуткие челюсти едва не сомкнулись на горле.
А что сказать? Зачем пришел? Сорвать запретный цветок? Загадать самое заветное, самое желанное? Затем что без любимой жизнь не мила? Как объяснить чудовищу, что такое любовь?
- Прости,- прошептал Вячко.
- Чего хотел ты? – и когти глубже впились в истерзанную плоть.- Богатства? Славы? Говори!
- Любви.
-Любви?- удивился лукавый бог.- Давно не слыхал такого. А не боишься?
- Не боюсь… Ничего не боюсь. Жизнь без нее не мила. Убей…
Втянулись страшные когти, исчезла давящая тяжесть.
- Сорви цветок,- прохрипел Семаргл, и, махнув хвостом, исчез в чаще леса.- Только не пожалей,- донеслись уже издали его слова и бешеный хохот вновь взметнулся в сереющее предрассветное небо.
Неужто отпустил? Из последних сил, спотыкаясь, добрел Вячко до цветка и за минуту до восхода солнца успел сорвать, неистово шепча имя любимой. И вскрикнул, заметив, как рука, держащая цветок, удлиняется и покрывается бурой шерстью, и рвется рубаха на могучих плечах под напором кожистых крыльев, и жалобный стон переходит в гортанный хохот. Так вот что это значило – не пожалей… Так вот какова она – расплата за купленную любовь!
Он долго кружил возле дома Малуши. Укрывшись темнотой, хоть разок еще взглянуть на любимую, хоть издали! Прикинувшись псом бездомным, прокрасться под стены ее горенки! Подошел, и, робея, ни на что не надеясь, заглянул в оконце. И тут же наткнулся на огромный испуганный взгляд той, ради которой был готов и на позор и на смерть, ради которой чудовищем диким вынужден теперь по лесам скитаться! Забурлила кровь, потемнело в глазах, и, не соображая, что делает, Вячко влетел в избу. Она, в ужасе, закрыв руками лицо, забилась в угол.
- Малуша,- прорычал он.- Помнишь меня? Узнаешь ли? Никогда, говорила, не быть нам вместе? Что теперь скажешь?
- Вячко?!- Малуша отняла руки, смотрела пытливо и изумленно.- Ты?
- Не ждала?
- Ты…- Малуша подошла ближе, совсем уже не боится она его.
Взяла в свои нежные руки косматую голову, гладит мохнатую шерсть. Давится Вячко от слез и горя. Ласкает она и склоняется все ниже и ниже: «Так что же ты плачешь глупый?»
И вдруг он заметил, как желтеют любимые зеленые глаза, и сужаются хищные кошачьи зрачки. И вновь вспомнился дикий хохот в лесу – не пожалей…