Лесник Март 6th, 2019, 9:27 pm
Сказки забытого леса.
Глава 1. Кирюха
Заброшенный хутор в зимнем лесу уснул и только в моем окошке огонёк, одиноким маячком на многие километры вокруг. Дрема одолевает меня. Расслабленный теплом и дневным хлопотами: я то проваливаюсь в сон, то потревоженный непонятным скрипом на чердаке, с трудом цепляю реальность. Но картины сна гораздо реальнее, и я уже не могу определить где я.
Беспокойный сегодня Кирюха, все шуршит и стучит. Это он специально, показывает кто в доме хозяин. Да я и не спорю. Обидчивый он сильно. Напакостит если не по его. Хозяин. Я его не сразу признал. Дом старый, и пока мне достался, долго нежилым стоял, лет десять наверное. Вот и захирел, ослаб Кирюха. Никак ему без людей нельзя. Он уж и уходить собрался да жалко ему дом бросить, хорош больно. Столько в нем уютных потаённых местечек: и на чердаке, и в кладовке, и в мастерской, где шкафчики, полочки. Раздолье.
Кирюха домовой строгий, мышей в страхе держал что бы в комнаты ни-ни, из подполу не выпускал. Да ослаб он от тоски и одиночества, мыши и распустились, в комнаты забредать стали. А как вселился я, ожил Кирюха, все за мной следом ходил, одобрительно половицами поскрипивал. Да не замечал я его. "Какие домовые, сказки все" — так я думал услышав скрип и потрескивания непонятные.
В хлопотах мы, и все мыслями заняты, потому и не видим ничего. А Кирюха и не обиделся. Он счастливым стал. Жильцы у него. Он гордо посматривал на соседний дом, где жила старенькая одинокая больная соседка. Тамошний домовой исстрадался весь, за неё переживая." А мой вон какой шустрый" — бормотал довольный Кирюха, с трудом успевая за мной. А я все в хлопотах обустройства по дому. Что то чинил, а то и выбрасывал, под неодобрительным взглядом Кирюхи. Не понимал он моего расточительного легкомыслия, столько выбрасывать. А когда я топором старый резной дубовый платяной шкаф ликвидировал, Кирюха обиделся. Но не надолго. Я люблю столярничать. Сделал кровати-топчаны из досок, высохших на чердаке до невесомости, постелил матрасы, и опробовав их пружины, Кирюха растаял, подобрел и взял привычку кувыркаться на них, скукоживая покрывала. А я все никак не замечал его.
Но дни шли, месяц за месяцем и как то зимой, когда вечера долгие и дел почти никаких — печку топить да снег убирать, и ритм озабоченности городской покинул меня, мысли уже не толкались, мешая друг другу, почувствовал я его. Печку я как раз топил, а холод жуткий стоял, звенел морозом, а он на печке сидит, на меня смотрит и рожи смешные строит. Человек не человек и зверь не зверь, описать никак не смогу. Он как бы в дымке весь, как будто фокус не навёл и он нечётким весь. Но глаза. Ох и пройдошистые они. Нет не пугали, они смеялись. Он понял что я его вижу и рожицу мне страшненькую, а глаза то добрые, весёлые. "Кто ты" — спросил я, "Кирюха — говорит — живу я здесь." Так и познакомились.
Видел я его редко. Мешают мысли, хлопоты, и только расслабившись и мысли отпусти, начинаешь видеть его, и то, только нечётко. А хорошенько, только дремая, глаза хоть и закрыты а его видишь. Смешной он оказался. Похож на Карлсона только без пропеллера. "А зачем мне пропеллер? — Кирюха удивился — я и так куда хочу." И в то же мгновение уже скрипел чем то на чердаке. Обидчивый, да. Подшутить над ним нельзя. Как то пробовал, так он валенки спрятал, еле упросил вернуть.
Только я один знаю о нем. Мои приезжают и он прячется. И никак его вытащить. А когда один остаюсь, он выходит и бродит за мной, поскрипывая. Я чую его. И покойно мне слышать скрип его, успокаивает, все же не один я.
Опять заскрипел, затрещал чем то. Да что же это с ним сегодня? Давно уж спит он в это время. Опять скрипит. И ветер на дворе поднялся, ставнями окон стучать начал. Воёт как то жалобно, просяще. В соседнем доме собака прям выть и рычать начала. "Что то не ладно,— подумалось мне — может зверь к дому подошёл, бродит." А собачий лай уже в жалобное повизгивание. А ветер все отчаяннее. Страшновато однако. Леса вокруг, глушь. И Кирюха прям сам не свой, не отзывается и все скрипт сердито.
Глава 2. Гость
И отчего ему тревожиться подумал я спускаясь с печки. Пошлепал босыми ногами по холодном полу. С тёплой печки оно и даже в удовольствие. Посмотрел в окно, белым бело водоворот крутит ветер. "Кого там носит?“ Но напрасно я всматривался. Может чего и есть там но выходить из дому в метель смысла нет. Да и что я там увижу? .— Ну и долго ты там скрипеть будешь, — сердитым голосом шуганул я Кирюху, обращаясь к потолку. Притих. Молчит.
А метель с новой силой взвыла охрипшим ветром и закашлялась хлопьями снега в окно. Ставни и вовсе на дробь перешли. " Не сорвало бы," — подумал я. И как бы услышав меня, Кирюха отозвался, говорит:
— Гость непрошенный к нам просится, не пускаю я его, нечего ему тут делать, пускай к себе в лес заворачивает.
— Да что же за гость такой — удивился я, — в такую то погоду, да и ночь на дворе, кто бродить может?
— Этого вам людям знать не положено, наши дела это — заважничал Кирюха, — но тебе скажу. — Леший к нам ломится, а я не пускаю. Тут моя сила. Пущай он в своем лесу за порядком следит, вон звери распустились, по селам курей воруют, людей беспокоят.
— Да что же ему надо от меня, — спросил я все ещё не веря в такую чертовщину.
— Да ты ему без надобности,— говорит Кирюха — Переживает он. Измаялся весь. Со мной вот хочет посидеть. За лес потолковать. А я гоню, его это дела. Сам пускай и управляется в своем лесу."
— Да ладно тебе Кирюха,— не жлобничай, может ему нужно поговорить с кем, поделиться чем, тебя не убудет. Да и замерз видать твой Леший, вон как метель завывает.
— Ну да,замерзает он, — рассердился Кирюха — это он её крутит. Ветра нагнал. Снег переворошил до земли самой. Деревья скоро ломать начнёт, как не по его выйдет, все просится. Он ко мне раньше заходил часто. Так я тогда без хозяев тосковал, вот и опять он по привычке а я то при хозяине нынче. При тебе стало быть, — уточнил Кирюха — и не пристало мне из дому проходной двор устраивать. Да и надоел он мне своими жалобами: то зверь его не уважает, то лесники любимую рощицу вырубили. А мне оно к чему? Мне дом в порядке держать надо.
— Жлоб ты Кирюха, пускай погреется твой Леший, пугать то меня он не будет? Страшный он?
— Так это если он сам захочет то и увидишь его а не захочет то хоть глаза высмотри. Сам он решает каким ему быть: хошь птицей, хошь зверем каким, а то и вовсе кустом прикинется, а сейчас он с ветром гуляет а в виде каком, никто не знает.
— Так мне дверь ему открыть, или как? — заволновался я.
— Не беспокойся, — захихикал Кирюха, — это же Леший. Ему любая щелкая за ворота станет. Ну раз ты хозяин рарешаешь, то так и быть, впущу его. Мне не жалко да и любопытно мне, на что в этот раз жаловаться будет. Это же надо, силой такой наделён, любого зверя в дрожь вгонит, деревья вырывает с корнем а туда же, жаловаться — бормотал довольный Кирюха.
И правда, утих ветер в тот же миг. И тише стало. Так, играючи, ставни поскрипывали. "Ну вот — подумал я, — зашёл видать, шепчутся похоже с Кирюхой." Шорох на крыше живее стал. "Во чудеса — подумал я — а может дурит меня Кирюха и нету никакого Лешего. Это в его духе. Иногда он любит вот так насочинять и потом важничать. Завтра небось хихикать будет, как мол, развёл меня, напугал. Но ветер же утих, как зашёл он, — засомневался я. — Да что тут гадать, завтра Кирюха расскажет, он любит поболтать не удержится. Полезу ка я на печку, там никаких Лёших и Кирюх, хватит мне впечатлений."
Печка встретила теплом и уютом. Камень приятно надавил на косточки и задремал я….
Глава 3. Леший
Лес. Я иду по тропинке. Сквозь зеленое сито листвы, тянутся ко мне яркие нити солнечного утра. Как хорошо! Воздух насыщен ароматом влажного лета. Макушки сосен, причудливым узором, записали голубое небо, а птицы оглушительным птичьим перепевом, приветствуют меня. Мне легко и радостно. И я побежал раскинув в стороны руки, птицей цепляя ветки молодых березок, пропуская их между пальцев. Молодые побеги приятно щекочут ладони. Я бегу все быстрее. Стволы деревьев набегают с невероятной скоростью. Ещё немного и я полечу.
Но что же так колет в ноги. Сухая яглыця прошлогодних опавших сосновых иголок, сотнями неистовых пчёл, обжигает стопы. Как от раскаленных углей, отдергиваю ноги. Я уже не бегу. Я танцую на этом жалящем аду. Яглыця оживает злобными ежами и я подпрыгивая, пытаюсь сбежать из этого гиблого места. Но ёжики сбившись в огромную стаю, преследуют меня….
— Ну что сонько, вставай,— раздался голос из чащи. — Да кто там ещё? — кричу я. И паутину сна прерывает мутный силуэт Кирюхи в глубине печки с сосновыми ветками в руках. Я все ещё вытанцовываю в лесу и начинаю осознавать, что я на печке, а подлый Кирюха охаживает мои ноги колючими сосновыми вениками.
— Ты чего творишь, — сквозь сон прохрипел я, — С каких пор домовые решают за меня сколько мне спать? Я огляделся.
В доме уже посветлело и первые лучи зимнего солнца пробивались сквозь причудливые узоры оконного стекла. Метель давно утихла и снег жемчужной россыпью слепил восторженно, чистотой нетронутого снега. Кирюха оставил мои ноги в покое и загадочно улыбался. — Чего будил? — Спрашиваю сердито. — Дело важное — ответил Кирюха, — Леший с тобой поговорить хочет."
— Какой ещё Леший? — не понял я. — и вдруг все вспомнил : и вчерашнюю метель и странного гостя. — Ну и где твой Леший? — все ещё не верил я.
— Да вот же он, рядом сидит" —
захихикал Кирюха. Я растерянно вертел головой и никого не видел.
— Ну что ты вертишься. Ты успокойся. Не напрягайся. Взгляд свой отпусти, он сам его найдет. Эх люди, — продолжал Кирюха — вы видите только то что хотите видеть, только то во что верите и в итоге не видите почти ничего. А мы вокруг вас. Слепые вы люди. Целый мир живет рядом с вами и он вам не видим — со вздохом закончил Кирюха.
Я откликнулся к стенке, прикрыл слегка веки. Что то бормотал Кирюха, но уже не разобрать слов. Я ещё не отошёл ото сна и легко погрузился в неустойчивое состояние двух реальностей: мир с печкой и Кирюхой вытеснялся трепетным миром с неясными очертаниями. Напротив меня огромная птица. Её неподвижный взгляд, мимо меня. Он сковывал и обессиливал. Мысли становились вязкими как кисель, я не мог оторвать взгляд от этих неподвижных черных глаз.
— Кто ты? — еле смог я прошептать.
— Я хозяин леса — ответила птица. — Я давно наблюдаю за тобой — продолжала она — я видел как ты гладишь берёзки, как разговаривешь со змеями. Лес принял тебя.
— Я вспомнил, я видел тебя этим летом, — заговорил я пересохшими губами, — мы собирали чернику, и ты взлетел с ветки, и настолько были огромными твои крылья, они не помещались между деревьями. Ты летел боком почти касаясь земли крылом. Меня тогда ещё поразило как ты был огромен.
— Да — отвечал Леший, — управлять лесом мне удобно птицей. Иногда я бываю волком или лисицей а когда усталость одолеет, я вековым дубом обернусь, мыслей лишусь, и созерцаю. Лес весь во мне и я в нем, в каждой веточке или звере любом. Но трудно нам стало. Стонет лес. Губите вы его люди. Вот я и с домовым твоим об этом. Да что он, ему только дом в мыслях. А ты понимаешь лес и тебе я скажу, гибнет он, вырубаете вы его нещадно. И дуба уж почти не осталось и сосны вековой не встретишь, а ведь на них лес держится. Молодняк то пока вырастет. А зверям как быть?
Долго ещё говорила птица, да не слышал уже я, трудно удерживать себя стало в этом зыбком, в сон уходить стал. Да Кирюха уж тут как тут. — Ну что, поговорили? — спрашивает.
Я опять на печке и мутный силуэт Кирюхи. Я не отвечал, перед глазами птица, может то сон был. — Я что спал? — спросил я Кирюху. — Нет,— ответил Кирюха,— не спал ты. Ты видел его. Видел Лешего. В его мире ты был. Забыли люди про этот мир, все с науками своими, машинами, телефонами, телевизорами а наш мир уже им недоступен.
— А почему так? — Спросил я. — А заняты вы только собой, ушли вы от нас, позабыли. Главное, и не верите что есть мы и наш с вами ранее общий мир, теперь вы только в своем, вами созданном. — С печалью закончил Кирюха. — Как же не видим? — начал спорить я, - и лес мы видим и зверей. — Нет — возразил Кирюха — вы только оболочку видите, а суть вы забыли. Пойду я — сказал Кирюха и растаял.
Задумался и я, замелькали картины леса, деревьв, их ветки ласково тянулись ко мне, под ногами суетились муравьи. Сон опять одолевал меня …..
Глава 4. Мелиса
Наступили ясные морозные дни. Обильно выпавший снег толстым теплым слоем укрывал землю. Весь день я в домашних заботах, то дров наколоть то снег почистить или в доме чего починить. Дом старый , ветшает быстро.
Кирюха притих чего то. После того случая с Лешим, уже дней пять как не кажет себя. А мне компания и не особо нужна, так только осознаешь что не один и ладно. Кирюха он по пустякам не обьявляется и только по измятым покрывалам на кроватях в гостевой половине дома, где он по прежнему любит кувыркаться, заметно его присутствие.
Мороз приятно скрипит под ногами. Лопата мягко входит в толстый слой снега и аккуратным пирогом слой за слоем откапываю засыпанные тропинки на участке. Сегодня приедут мои, жена с дочкой. Гостевать будут. Вот и стараюсь я. Откопал от снега мангал, этим летом из кирпича выложил. Будем телятинку запекать на углях.
Чудное блюдо, скажу я вам. У меня к нему в погребке, вино в бочке зреет. Дочка обещалась луковый суп на белом вине и печеночный пирог. Короче я весь в предвкушениях и ожиданиях. А еще привезут мою баловницу, Мелису. Говорят компания тебе будет.
Мелиса кошка черная как воронье крыло и очень самостоятельная, взять ее на руки проблема, сразу начинает рычать и вырываться и если не отпустить может поцарапать нешуточно. Первое время, еще маленьким котенком, взгляд имела взрослой дикой пантеры. Нас не признавала и постоянно пряталась и шипела. Но время меняет всех и нашу Мелису тоже.
Солнце по весеннему греет хоть и мороз крепкий но средина зимы позади, а лучами палит как в знойное лето. Снег искрится и играет в его лучах, глаза слепит, слезу вышибает, прям смотреть больно. Сад у меня не большой, соток 20-ть, но кто их тут мерял. Я как забор ставил то границу сам определил. И то , чего скромничать, ну соседи то по бокам там понятно ни пяди нельзя, впереди улица ну а сзади полная вольница, редколесье, где хочешь там и границу себе ставь. Вот я на глаз и ставил заборчик то. Не все на хуторе заборы ставят, так только со стороны улицы где чужой может случаем попасть а от соседа чего городить, ну а от леса и подавно.
Хутор с лесом мирно всегда жил, лесом кормился. Там и грибов россыпи, малинники а чуток подальше, к болота, и черничные места богатые, соседним селам промысел. И как сезон грибной ли, ягодный ли, наполняется лес людьми, кто заработать а кто запасы на зиму. Земля здесь бедная, суглинок а копнешь на пару штыков лопаты, то песочек чистейший, речному в пример. Так и жили от века на хуторе, огородики чахлые да леса богатые. Зверь здесь не пуганный, то косули в огород забредут то зайцы. А у меня сад молодой, погрызут ведь, и я первым делом забор штакетный. В зеленый цвет выкрасил и зимой любо на него глазом, а летом и вовсе гармония. Огород я не сажаю, только травы под яблоньками да сливами.
Увлекся я мыслями а тут и мои подьехали. Пойду встречать.
Отгостевали мои. Порадовали и уехали. Побаловала погода их: и морозом безветренным, и небом чистым, и солнышком ярким. Лесом прошлись, а вечерком у магала. Ночь ранняя. Луна полная. Зведная россыпь куполом. А мы у огня, пламя играет, завораживает. Славненько так все. И уехали погостевав тройку дней.
Мелиса впервые на хуторе. Городская она. По углам шарится, вынюхивает, место себе ищет, но не долго. Где еще кошке быть как не на печке. Печка большая места много. С этими событиями позабыл я про Кирюху, а Мелиса его учуяла сразу. Как в дом занес, на пол поставил, она и застыла, принюхивается и шерсть дыбом. У нее это по особому, спина коромыслом и по хребту ирокез. Шипеть начала, но хозяйкой себя сразу поставила. Огляделась и пошла по дому. Видать сошлись они с Кирюхой. К вечеру она уже на печке дремала и довольно урчала. Точно так же она и у нас урчит когда мы ее дремающую по шерстке поглаживаем. Есть у меня подозрение, что хитрый Кирюха компанию себе приобрел и от его поглаживаний Мелиса млеет. Надо же, думаю себе, а ведь дикая она, чужих к себе не подпустит, а тут вон, идилия на печке, урчат похоже оба. Вот и я с краешку на печке место себе у этой парочки вытребовавши, в уголок их подвинул, и подремать в мыслях.
Хлопоты гостевые позади. Мысли растекаются. И уж в дымке Кирюху наблюдаю. Сидит возле Мелисы, поглаживает и млеет. Компания у него. Ну и ладненько.
Мысль обрывается и сон одолевает меня…
Глава 5. Ауки.
Однообразие зимних дней остановило время, Утро. Солнце. Мороз. Ночь. Звезды. Полнолуние. И опять по тому же кругу. Только разборки Мелисы с Кирюхой растягивают его, укладывая в отдельные события.
Бедный Кирюха попался под обманчивую податливость Мелисы, но его радость от новой компании была недолгой. Их первые увлекательные совместные путешествия по закоулкам чердачного хлама закончились сразу, как только она учуяла мышей в подполе. И как ни старался Кирюха увлечь Мелису игрой или вкусняшками из своего тайника, охотничий инстинкт Мелисы был сильнее. Она сутками выслеживала в холодных неотапливаемых гостевых комнатах несчастных теперь уже мышей, которым Кирюха разрешал прогулки в этой половине дома. Надо сказать, они его развлекали, вносили осмысленность в его частые ночные бдения. Но теперь, к его ужасу, Мелиса каждую ночь вылавливала одну а то и пару мышей.
Избалованная специальным кормом, она их не ела, но и не просто душила: она долго и с удовольствием играла с ними в свою жестокую и смертельную для них игру, подсказанную ей инстинктом. Кошки всегда приносят своим детенышам полуживую добычу и в игровой форме приучают потомство к охоте. Мелиса эти инстинкты проявляла и без котят ; долго терзала несчастных мышей, не обращая внимания на отчаянно причитающего Кирюху. Так и переловила почти всех! Оставшиеся глубоко таились в подполе и не отзывались даже на ласковые упрашивания Кирюхи.
Так мы и жили. Кирюха теперь редко мне являлся; все с Мелисой чего-то выяснял. Так и исчислял я время: по мышам, удавленным Мелисой да жалобам Кирюхи на этот беспредел. Утомили меня их разборки и решил я проветриться, лесом пройтись.
Недавняя оттепель увлажнила снег, напитала его влагой. Сильные морозы последних двух дней обещали в лесу затвердевший снежный наст. Во дворе я проверил, держит ли меня, не проваливается ли; для леса это важно. В глубоком снегу чего хошь под снегом кроется, опасно.
Собрался я. Термосок взял и, в сопровождении соседской мелкорослой собаченки Матильды, двинулся в лес. Чего-то вслед ворчал Кирюха; про напасти зимние да про Лешего чего-то… Не разобрал я. Вроде как Леший в спячку ушел, и в лесу всякой нечисти полно, пока он спит. Отмахнулся я от него.
Лес у меня рядом: сразу за забором подлесок идет ; сосенки 5-7 лет. И так до самого леса с полкилометра. Матильда зазывающе тявкнула в мою сторону и первой скрылась в сосновом редколесья. Не торопясь я шел за ней, любуясь красавицами лесными сосенками. Они как девки молодые, пышнотелые, так и светятся зеленью на искрящемся полуденным солнцем снегом. Уже середина зимы: снег затвердел, заматерел и что камень стал — идти по нему легко.
Сосенки приветливо цепляли меня разветистыми лапами изумрудных иголок, подбадривая легким покалыванием. Дышалось легко, морозный воздух освежал лёгкие, он звенел чистотой и я, как обезвоженный путник жаркой пустыни, пил его полной грудью и не напивался. Восторженно осматрвался я вокруг, впитывая зимний пейзаж приближающегося векового леса. Огромные сосны, казалось, подпирали небо и своими ветвистыми верхушками укачивали голубую необьятную бездну. Небольшой ласковый ветерок дул мне в спину подталкивая и торопя, но как только я углубился влес, он утих и перебрался к верхушкам деревьев, поигрывая их ветками. Где-то там впереди слышался азартный лай Матильда — похоже вытравила из зимнего лежбища какую-то мелкую зверюшку.
Передо мной возник мой давний знакомый — старый-престарый многовековой дуб. Часто в грибную пору я любил отдохнуть под его уютной кроной. Огромные нижние ветви его склонялись почти до самой земли и заманивали под себя в знойную пору лета. Когда сосны только усиливали жар обжигающего летнего воздуха, дуб давал спасительную прохладу. Я прислонился к необьятному стволу дерева и вдруг почувствовал его — от него исходила огромной силы уверенность и покой. Его энергия наполнила меня. Я вдруг потерял свои мысли, меня наполняли непонятные мне ощущения, я терял связь с реальностью — только радость осознания себя среди своих.
Я — молодой росток и только-только начал осознавать себя, своими ветками я тянусь к редким лучам солнца, пробивающимся сквозь плотную паутину кроны старых деревьев. Мои листики торопятся напитаться его живительной силой, мне нужно расти как можно быстрее: ведь рядом растет еще много молодняка и мое спасенье в росте, ведь там, на верху много солнца и первые капли дождя должны первыми напитать мои листья. Только крепким и сильным удается прорвать верхнюю границу кроны старых матерых деревьев. Но время уходит и им на смену идем мы молодые ростки, я чувствую в себе огромную силу и уверенность, я знаю что прорву себе место в верхней кроне. Я быстро расту и только зимой я застываю и картины жаркого лета и ушедшей осени теребят мою память. А вот я уже на самом верху, моя сильная крона оттесняет соседние деревья, я знаю, я сильнее их. Проходят зимы одна за другой, не все выдерживают испытание временем, сосны слабые и ураганные ветры время от времени, валят их безжалостно, и только я все шире раскидываю ветви, я здесь сила.
Очнулся я от лая Матильда, она явно была в замешательстве и не понимала что со мной, и уже дергала меня за полы тулупа. Я огляделся,день уходит. Солнце почти село и сквозь деревья просвечивают слабые редкие лучи. Я поразился тому как изменился лес, я как бы попал в другой мир, лес был тот же и вместе с тем совершенно другой, он осознавал себя, он наблюдал за мной. И теперь я чувствовал каждое дерево, каждый куст, я чувствовал их зимнюю дремоту и они чувствовали мое настроение, вон молодая березка потянулась ко мне хрупкими ветками , от нее шла приветливость и какой то внутренний добрый свет. А величавые сосны горделиво и снисходительно излучали показное равнодушие но они знали что я здесь, я ощущал давно забытое родство с ними, радость переполняла меня, я прижался щекой к сосне, и приятная волна прохладной свежести наполнила меня. Как же мне было хорошо…
Похоже мое состояние передалось Матильде, она с восторгом гоняла кругами вокруг меня и громким лаем будоражила лес. Но вдруг она умолкла, навострила тревожно уши, поджала хвост и прижалась к моим ногам. Что то ее пугало там в чаще леса, и деревья вдруг застыли, от них пошла волна тревоги, уходи, уходи зашелестел ветер в их ветвях. Усилившийся ветер раскачивал стволы деревьев, опасность зависла в воздухе, я чувствовал ее всем телом.
И вдруг из глубины леса голос, слов не разобрать но в нем испуг и надежда на помощь. Как ,откуда в этой глуши, в столь поздний час и человек в лесу, удивился я, а ноги уже сами несли меня в чащу, к голосу "А-а-а-а"— Опять тот же голос но уже с другой стороны. Круто разворачиваюсь и бегу, заблудился видать, по голосу где то рядом. Матильда скулила там у дуба и на мой призыв никак. И опять этот голос, но уже от дуба, где я только был.."Ва ва ва. Ва а-а-а-а." И тут же громкий вой Матильды. Я опять бегу, мокрый от пота, дыхание сбилось. Вот он и дуб и убегающая в сторону хутора, подвывающая Матильда. Я упал на колени и застыл, уже понимал, это не человек. Это Нечто …
Оно меня манит и пугает. А голоса уже с нескольких сторон одновременно, и не человеческие они вовсе, по спине холодок дрожи, темнота вдруг накрыла лес, стволы деревьев с трудом различают, и только снег отсвечивает белизной, обнажая темноту ночного леса. Я растерялся. Где же хутор. Куда идти. А голоса приближаются, в них я слышу угрозу. Я уже замечаю порывистые тени мелькающие вокруг меня со всех сторон.
Дуб вспомнил я, там спасение и кинулся под его ветви, а он сразу же опустил их к самой земле и укрыл меня. Тени вертели хоровод вокруг дуба, издавали непонятные уже хриплые голоса, в них слышалась и неразборчивая человеческая речь и жуткие звериные подвывания. Дуб надежно укрыл меня и похоже они меня потеряли, начали метаться в стороны в поисках. Я успокоился, знал что пока я под его кроной ничто мне не угрожает.
Наступила ночь и мороз уже пощипывает лицо. Тени сместились в сторону. Взошла луна и наполнила лес волшебным мерцающим светом. И тут я увидел в небе огромный силуэт птицы. Она медленно планировала огромными крыльями у самой кроны верхушек деревьев. И в этот же миг лес затих, деревья утратили напряжённость, ветки дуба расслабились и поднялись, раскрывая мое укрытие. Пугающие голоса утихли. Птица уже кружила над верхушкой моего дуба. Я унал её.
Это же Леший, разбуженный тревогой деревьев он осматривал лес. Тревога ушла. Издалека я услышал лай Матильда. Пошел на ее голос и вот она опушка и прилесок молодых сосенок и радостная Матильда. Бегом побежали к дому.
Озабоченный Кирюха с Мелисой встретил меня на пороге.
— Ауки,Ауки повторял мне он, — ты столкнулся с самыми опасными и злобными духами леса Ауками. Зимой их время, Леший спит а они в развлечении таком, заманивают и пугают одиноких путников заблукавших в лесу. Но Лешего они побаиваются и как только он выходит из спячки, прячутся. Торопился мне рассказать Кирюха. Он сильно волновался и глаза его излучали тревогу. — Не понимаю — ответил я ему ,— сколько раз в лесу был, никогда ничего такого .. .
— Теперь это уже в прошлом, — сказал Кирюха, теперь ты чувствуешь лес и веришь в его духов и эта вера позволяет тебе видеть этот мир и оживить его. Ауков сделал реальными ты сам, когда поверил в их реальность.
— Но что им от меня нужно, что они со мной сделали бы?
— А ничего,так они развлекаются, им важно напугать тебя, заманить в чащу или болото, запутать и насладиться твоими страхами.
— А если бы они меня поймали???
— И что ответил Кирюха,— они могут только пугать. Людей губит их страх. Загнали бы тебя в хащи, и не нашел бы ты дорогу домой, замерз бы, и весь твой страх им достался бы. Любят они ваши страхи. Ауки одним словом, только голоса и тени, более ничего.
— Так ведь и ты бестелесый Кирюха, сквозь стены ходишь.
— Да и я только дух, печально согласился Кирюха, — но я более проявлен в вашем мире и для тебя имею вот такой образ, а Ауки духи лесные и что бы проявиться, им среди людей жить надо.
— А как же Леший? – Возразил я. Кирюха озадачился моим вопросом, помолчал.
— Сила в нем большая, наконец сказал он — ее хватит на все и быть кем он хочет и стихией повелевать, даже ураган может сотворить.
Задумался я. Мелиса терлась об ноги и урчала. Напомнила мне ее покормить и спать укладываться .
— А ведь видеть я тебя стал, сказал я Кирюх. Кирюха помолчал а потом важно изрек.
— Инициация .Ты прошел ее…..
Глава 6. Забытый лес
Надо мной раскинулась бездна неба невероятной голубизны. Огромный шар оранжевого солнца навис надо мной, закрывая почти половину неба. На его гигантском диске кипела энергия жизни, закручивая оранжево-лиловые омуты и вспучиваясь алыми пузырями. Пузыри наполнялись энергией и достигнув предельного давления взрывались, пополняя непрерывные потоки солнечных лучей, несущих животворное тепло земле.
Лучи пронизывали сверкающую изумрудными листьями крону деревьев и насыщали ее оранжевым светом жизни, проявляющимся мерцающим ореолом в каждом листике сказочного леса. Краски поражали необыкновенной сочностью и странной изменчивостью, как будто художник только что расточительно, не жалея, нанес жирными мазками обилие краски на холст, создавая яркий рисунок; и цветовая палитра, не успевая застыть, смешивалась и растекались разными оттенками. Ни один цвет не был постоянным, каждая ветка, травинка, и даже могучий ствол дерева, меняли свои цвета определённым ритмом.
Я залюбовался сочными листьями дуба, их зелёный цвет поражал насыщенностью, а вокруг каждого листика оранжевое сияние. , Я знал, что это энергия жизни. Цвет листьев менялся: изумрудно насыщенный, плавно переливался в зеленую пастель, и обратно — в изумрудный. Цветоаые волны перемещались по поверхности трепещущих восторгом жизни листьев, и в этом угадывалось дыхание растения. Этим ритмом дышал весь лес, его дыхание зелено-изумрудными волнами непрерывно перетекало по поверхности листьев. Ореол же оставался неизменно оранжевым, каждое растение имело свой оттенок, и только у засыхающей поваленной бурей сосны ореола почти не было, жизнь покидала ее. Покидал ее и оранжевый ореол, его остатки угадывались бледными оттенками тускло желтого цвета. Жизнь еле теплилась в ней и она печально прощалась с лесом.
Все живое имело оранжевый ореол жизни – и птицы, и звери. Ярко-оранжевый – у молодых и здоровых, и тускло желтый, с серыми пятнами – у старых и немощных. Растения чувствовали меня, да, именно чувствовали, и, как только мой взгляд погружался в листву – я, как будто растворялся в листьях и видел мир их глазами… Вокруг летали птицы и среди них я узнал гостью моего облепихового сада – это была золотая птица, очень редкая.
О ней на хуторе говорили, что встреча с ней к большой удаче в жизни. Я не верил в рассказы хуторян об этой птице, пока однажды ранней осенью не увидел ее на ветке облепихи. Она была сказочно красива, отливала золотом в закатных лучах солнца и очень пуглива, сразу улетела увидев меня. А здесь она кружила рядом со мной, я протянул к ней руки и она села мне на ладонь. В ее взгляде было доверие и приветливость. Птица озорно сверкнула рубиновым глазом, взмахнула золотом сверкающих крыльев и улетела.
Я осмотрелся - это был мой лес и мой дуб. Сколько раз я отдыхал под его прохладной кроной! Вон пробежала лисица, а за раскидистым кустарником лещины я увидел огромного лесного кабана, удивленно смотревшего в мою сторону. В его взгляде не было ни страха ни агрессии, только любопытство. На дальней полянке играли необычные существа. Они прыгали и весело кувыркались. Маленькие ростом и настолько подвижные, что я не мог их рассмотреть ; их веселый смех был похож на детский. У них были длинные, до плеч, соломенного цвета волосы, и маленькие ручки-ножки .В чем одеты – было не разобрать. Похоже на травяные комбинезончики. Они меня не замечали.
«Странный какой-то лес», – подумал я. Вокруг меня все кипело жизнью: молодые березки о чем-то болтали, заботливо прикрываемые кроной старого дуба, а сосны, как выпущенные лучником стрелы, неслись верхушками в синеву неба. Клен прихорашивался, пытаясь увлечь скучающую ольху. Я чувствовал эмоции леса, каждое растение, каждую птицу, каждого зверя - и они чувствовали меня.
И вдруг дыхание леса участилось: по листьям пробежала дрожь тревоги, ритм смены оттенков стал настолько быстрым, что превратился в пульсацию. Тревога охватила всех обитателей леса. Откуда-то нарастал неприятный дребезжащий звук, он мне что-то напоминал, что-то знакомое. Внезапно подул сильный ветер, небо затягивали тучи, приближалось что-то неотвратимо ужасное – так воспринимали этот шум деревья. Я чувствовал как они, их страх передавался мне. Меня била дрожь.
Я огляделся и увидел древнего годами старика: его длинные седые волосы напоминали сверкающее серебро и покрывали его до пояса. Такой же длинной была его борода. Белая холщевая домотканная рубаха была украшена живыми цветами, босые ноги из-под холщевых брюк. Он стоял в двух шагах от меня и смотрел в сторону неприятного звука.
– Они убивают нас, – тихо проговорил он.
Шум был сильный, но голос старика звучал в моей голове.
В это время красавица-сосна, ровная, как мачта корабля, подпирающая кроной небо, отчаянно вздрогнула, и я услышал скрежущий громкий вой у ее подножья. Присмотревшись, я увидел неясные тени существ, копошащихся вокруг нее.От них исходила угроза и холод равнодушия. Оранжевый ореол сосны вспыхнул пламенем отчаяния и начал угасать — в этот миг сосна медленно начала падать. Стон пробежал по соседним деревьям, они расступились и угасающая сосна встретилась с прохладой земли. Оранжевый ореол сменился тусклым желтым. Она умирала — все больше и больше серых мертвых пятен выдавливали желтизну ореола угасающей жизни.
Я посмотрел на старика, по его щекам текли слезы. Он посмотрел на меня и я узнал - это был он, хозяин леса, Леший.
— Ну вот, ты в нашем мире – сказал он. Пошел мелкий дождь. Затянутое серыми печальными облаками небо омывало очищающей влагой уходящую сосну, а в лесу скрежет рвал слух, тени копошились под соснами и красавицы-сосны в последний раз обнимали землю. Оранжевое осознание, бесценный дар солнца, покидало их.
– Что происходит? – спросил я у Лешего.
– Ты здесь, чтобы это увидеть, почувствовать и понять.
Я вдруг услышал печальный распев хорового пения, слов не было, ее пели деревья.
– Это песня прощания, – сказал Леший.
– Умираете вы, люди, и умирают деревья, когда вы их вырубаете.
– Глупые, несчастные Патерчата, – указал Леший на маленьких существ, которых я недавно видел играющими на полянке.
Я посмотрел в ту сторону и увидел как мечутся и жалобно кричат маленькие существа в тщетных попытках помешать валить деревья мрачным серым теням. Их просто не замечали.
– Кто такие эти существа? – спросил я Лешего.
– Они духи леса, это частички душ маленьких преждевременно умерших детей. Лес приютил их и опекает. Эта сосна была им как мать, они осиротели. Они не понимают, что эти люди не видят их.
— А ты, Леший, спросил я, — умираешь ли ты так же, как умирают деревья???
— Нет, — ответил он.
— Я есть сознание леса, я существую пока есть лес. И с каждым срубленным вами деревом, я теряю свою силу. Когда упадет последнее дерево — я исчезну. Исчезнут и Патерчата, и много других лесных духов.
Мы продолжали смотреть на падающие деревья, мрачные тени лесорубов и метание маленьких Патерчат. Моросил дождь, давая прощальный глоток влаги умирающим соснам.
Я проснулся. Сквозь занавески окна пробивалось утреннее зимнее солнце, рядом сидела Мелиса и терпеливо дожидалась своего завтрака. Где-то на чердаке слышался скрип Кирюхи. Я дома. Мое лицо и волосы были мокрыми, наверное от дождя... Я умылся, обул валенки и вышел на улицу. Утреннее солнце сверкало жемчугом снежной белизны. Прилесок молодых сосен пробивал путь лесу к моему участку. Еловые красавицы росли уже у самого забора и, казалось, лес с каждым годом мелкими шажками надвигался на мой участок. Пройдет еще 5-10 лет и прилесок вырастет молодым лесом и постучит в мою калитку. Я смотрел на лес другими глазами. Где-то далеко слышен агрессивный вой бензопил. Лес как будто стремился ко мне с надеждой укрыться от массовой и ненасытно-жестокой вырубки мрачными тенями-людьми. «Человек потерял себя, он сошел с ума!» — кричал мне лес.
Рядом стоял Кирюха, он печально смотрел в сторону леса.
— Ты был в нашем мире, — сказал он,
— Это Леший, пока ты спал, перенес тебя в наш мир, что-бы ты увидел своими глазами, как вы, люди, губите лес, и вместе с лесом вы губите себя, — закончил грустно он.
— Нам, домовым, куда как легче, люди начали строить отдельные дома и жить в них, и нам домовым есть дом. Вы уходите из городских квартир — и это хорошо и для вас, и для нас.
— А что не так в многоквартирных домах ?
— спросил я Кирюху.
— Мы там жить не можем, чахнем и страдаем человеческими болезнями так же, как чахнете и вы, люди. Города высасывают из вас жизненные силы. Там вы теряете связь с природой и она не может наполнить вас жизненной силой, — ответил Кирюха.
Так и стояли мы под ярким зимним солнцем с печалью в глазах и смотрели на лес …
Наступил новый день.
Глава 7. Тайна лесного озера
Огненные змеи танцевали свой волшебный танец на заднем дворе моего участка: они то сливались в одну яркую голову сказочного дракона, то вскидывались сотней змей головы Горгоны под порывами зимнего холодного ветра. Внезапно, налетев со стороны леса, он неистово рвал в клочья устоявшееся пламя костра и так же внезапно исчезал где-то за домом, где набрасывался на старую грушу, беспокоя ее зимний сон. Груша была очень старой и мудрой и суета разбушевавшегося ветра ее особо не беспокоила. Она не просыпалась, только недовольно скрипела сухими ветками. А ветер уже раскачивал молодую яблоню у ворот и все ближе подбирался к костру для нового внезапного набега. Не давал ему покоя наш костер.
У нас на хуторе очень тихие вечера: все застывает каменной недвижимостью, ни ветка ни травинка не шелохнутся. Так же тихо было и в этот вечер, пока я собирал дрова для костра. Но как только пламя поднялось над кирпичными стенками мангала, объящвился ветер. Учуял таки себе забаву! И вот уж в который раз не дает костру покоя.
Так и говорил мне Кирюха, что слабость имеет ветер к огню. И где бы не возник огонь, он его всегда настигнет и будет терзать, пока не утихнет, пока не догорит последняя щепка. Своими порывами ветер усиливает и взбадривает огонь, иногда даже загасить его может, не рассчитав свои силы. И нам говорил Кирюха, что надо безветренную ночь и костер, – а ветер сам объявится .
– С огнем куда как проще управляться а вот с ветром сложнее, его удержать суметь надо. А без ветра ничего не получится, — важно рассуждал Кирюха.
Разговор наш был о волшебном мире в который перенес меня Леший несколько дней назад. Я все время думал о нем, любопытство не давало покоя и решил я попросить Кирюху помочь мне. Вот Кирюха и начал меня наставлять, сам-то он легко между мирами, а людям это очень не просто.
— Попасть туда ты сможешь только через огонь, но особый огонь! И стать ему таковым поможет ветер, — говорил Кирюха
— Только ветер обуздать надо и в ритм особый вовлечь его. Этот ритм огню ветер и передаст. Огонь тебя и унесёт, — Кирюха немного подумал и добавил:
— Главное нам обуздать ветер. Ветер непредсказуем и не любит подчиняться. Но мы возьмём его камланием.
И вот наступила та самая ночь, выбранная по наставления Кирюхи. Было тихо, безветренно и морозно, на небе полная луна. Яркая россыпь звёздного неба накрыла хутор сверкающим куполом. Оранжевая луна пристально наблюдала за моими приготовлениями. Тени от пламени причудливо раскачивались на снежном ковре плотного февральского снега. И только наши с Мелисой были неподвижны. Мелисса статуэткой на пеньке напоминала загадочного сфинкса, с печальной мудростью созерцающего наш мир. На чердаке Кирюха монотонно стучал в старый ещё пионерский барабан, как-то он нашёл его под старым хламом на крыше. Это и было его камланием.
Монотонный ритм барабана, тягучий, липкий, и причудливая игра пламени завораживали, мысли растекались. Я был как в полусне и видел толь ко пламя костра. Камлание подействовало и на ветер, он уже не налетал как ураган и не исчезал внезапно. Ритм барабана поймал его, и он так же как и я, терял свою волю. Его порывы стали очень слабыми, еле заметными и совпадали с частотой Кирюхиного камлания. Эти порывы ветра вводили в тот же ритм пламя костра, и теперь уже послушные ритму языки пламени повторяли ритм барабана. Я, не отрываясь, смотрел на ритмичные колебания пламени, мыслей не было. Я растворился в пульсирующих волнах огня. Внешний мир исчез.
Ослепительная вспышка! Я на берегу лесного озера. Вокруг зелёное буйство красок сказочного леса, его изумрудно-пастельное дыхание совпадает с ритмом далеких утихающих ударов барабана. Казалось, камлание и создало этот мир. А может, это всезнающий Кирюха задал своему барабану частоту этого мира? По мере утихания звуков барабана начали проявляться звуки леса, пение птиц, шелест листвы, шум ручья, выпадающего в озеро, и много других лесных звуков. Да, это было озеро моего леса и почему-то я опять попал в лето.
– Это потому, что ты любишь лето, – раздался голос.
Я оглянулся. Вокруг никого. И тут я увидел как по воде пробежала рябь и следом из прибрежных камышей выплыла красивая девушка с зелёными волосами. Она была почти вся в воде. Я видел только её огромные зелёные глаза с поволокой печали и распущенные волосы с вплетенными цветами. Она подплыла к берегу, улыбнулась и сказала:
– Вода тёплая, искупайся, — и с зазывным смехом поплыла на середину озера.
И правда, мне было жарко. Тулуп, валенки, все это, в жаркую летнюю пору, в которой я оказался, утомляло и упаривало. «А почему нет? Такой случай! Вокруг зима, а тут купание» — подумал я. Быстро разделся и с размаху плюхнулся в воду. Вода была тёплая и очень чистая. Я стоял по шею в воде и видел, как у самого дна мелкая рыбёшка косяками плыла к берегу погреться на мелководье.
А зеленоволосая красавица уже призывно махала мне рукой, приглашая к себе:
— Ну что же ты? Я заждалась… Плыви быстрее! — ласково уговаривала она меня и плыла мне навстречу.
В лучах летнего солнца её волосы играли изумрудными бликами на белых лепестках уплетённых цветов, создавая иллюзию роскошного букета полевых ромашек. Её глаза гипнотически притягивали и я не мог от них оторвать взгляд. В их глубине таилось что-то пугающее. Она уже рядом! И она была обнажённой. Её тело было белым с синевато-серым неестественным оттенком.
Когда её рука прикоснулась ко мне, меня охватил ужас. Рука была ледяной! Я попятился к берегу. Но было поздно, она уже схватила меня за руку и потащила к середине озера. Только сейчас я заметил, что ниже пояса девушка была рыбой и её плавник мощными точками быстро тащил меня от берега. Она что-то ласковое говорила мне. Я не слушал. Мне вдруг стало холодно. Я дрожал, сопротивляться не было сил. Она была сильнее. На середине озера она нырнула, громко хлопнув по воде своим серебристым плавником-хвостом и потащила меня на дно.
Хлебнув озерной воды, я очнулся от шока, вырвал руку из её цепких холодных пальцев и отчаянно рванул к берегу, но она успела ухватить меня за ногу и опять потащила на глубину. Я отчаянно барахтался, из последних сил удерживая себя на поверхности. Мои глаза — на водоразделе и я видел одновременно и суету рыбок в воде, и недалёкий берег. Я терял силы и уже глотал озерную воду. В ушах звенело. Ещё мгновение, – и я захлебнусь.
Вдруг кто-то железной хваткой ухватил мою руку и сильным рывком выдернул меня из воды. Я летел над озером, откашливая озерную воду. Подняв голову, я увидел над собой огромную птицу. Её когтистая лапа крепко держала мою руку, мы летели к берегу. Это был Леший. Конечно, я узнал его.
На берегу я в изнеможении упал на траву, отдышаться. И тут я услышал голос Лешего:
— Это была русалка. Дух утонувшей девушки.
— И зачем ей топить меня? — спросил я и повернулся на голос.
Птицы не было, передо мной стоял седой старик, которого я уже видел в волшебном лесу. «Как легко он меняет себя», — удивился я.
— Когда-то её обманул возлюбленный, бросил её перед свадьбой. Она от отчаяния бросилась в озеро, — продолжал Леший, – с тех пор она ищет его. Заманивает в воду молодых парней, мужчин и топит их. Давно ей никто не попадался. Заскучала она. А тут ты!
Я торопливо одевался, меня все ещё била дрожь — то ли от холода коварной русалки, то ли от пережитого.
– Странный у вас какой-то лес. Людей топите, недовольно бормотал я.
– Её душа тоскует. Она не понимает, что вредит тебе, — ответил Леший.
– И что она от меня хотела? — недоумевал я.
– Утопила бы тебя, и ты разделил бы её одиночество на дне озера, – смеялся Леший.
– А я думал, что в вашем мире все добрые, разочарованно пробормотал я.
Леший внимательно посмотрел на меня и серьёзным тоном сказал:
– Когда имеешь дело с людьми или их духами, все может быть, – и продолжил, – русалка, она ведь человеком была, потому и поступки её, ваши, человеческие.
Я подумал и спросил:
– А как же Ауки? Они погубить меня хотели.
Леший улыбнулся и ответил:
– Они – духи леса, и только пугают, а губите вы себя сами. Страх-то у вас свой, человеческий. Вот он вас и губит.
– Получается, что если их не бояться, то они ничего сделать не смогут? — начал понимать я.
– Ну разве что поиграют немного, – засмеялся Леший.
– А Патерчата? – продолжал настаивать я.
— Они души людей, но ещё дети! Сам решай, — ответил Леший и продолжил:
— Ты все же осторожнее будь в этом мире, да и в своём тоже! Русалка и там тебя может достать. В лунную ночь на озеро купаться не ходи. Наши миры близко, а для тебя они и вовсе рядом. Мы немного помолчали.
– Знаешь как обратно вернуться? – вдруг спросил Леший.
– Кирюха говорил камлание слушать.
– Да, верно, но костер догорает, тебе пора.
Леший вдруг покрылся туманом и стал птицей, крылья расправил и улетел.
Я же подхватил свой тулупчик и пошёл к своему дубу. Идти не далеко, и я по дороге начал прислушиваться, – удары барабана были еле слышны. Под дубом я сел, прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Вскоре Кирюхино камлание потеснило звуки леса, мысли разбрелись, я потерял себя и растворился в пламени.
Очнулся я у костра. Он уже догорал и ритм камлания в нем почти не угадывался. Кирюха перестал стучать и освободившийся ветер сердито зашипел на углях, взлетел на облепиху, потрепал её крону и метнулся в сторону леса, по дороге стряхивая снег с верхушек молодых сосенок прилеска. Луна уже скрылась за горизонт и звёздное небо отяжелело и просело на землю. Мелисса где-то на ночной охоте.
А мне пора на печку. Скоро утро……
Глава 8. Мавка.