ЛЮСКА (часть третья) повесть

:) Место для самых отчаянных авторов-мазохистов, желающих испытать невероятные ощущения :)

А теперь серьезно.
В этом разделе есть два правила.
1. Будь доброжелателен.
2. Если не готов выполнять пункт 1. - ищи себе другой форум, не дожидаясь действий администрации.

Модераторы: просто мария, Becoming Jane

ЛЮСКА (часть третья) повесть

Сообщение Владимир Воронин 13 Декабрь 27th, 2016, 10:03 pm

Майским поздним вечером, когда тени удлинились и в лесу разноголосым хором заливались соловьи, к базу подъехал синенький скрипучий грузовичок.
Привезли гнедую кобылу без имени. Кобыла, как кобыла, некрупная и ладно сложенная. Выходила она из кузова по сходням явно с трудом и сильно хромая. На обеих коленках передних её ног, зияли огромные открытые раны, сочащиеся сукровицей. Хозяин сам осмотрел раны, промокнул их матерчатой салфеткой, обильно смазал несолёным гусиным жиром с помощью гусиного же пера. Не туго забинтовал широким медицинским бинтом. Сверху обмотал бинтом эластичным. Кобылу не стали пускать в общую леваду к остальным лошадям, поставили в отдельную загородку. Каждое утро и вечер, хозяин перебинтовывал её коленки, смазывал свежим жиром. Через неделю раны перестали сукровить, затянулись тонкой, блестящей, ещё не кожей, но плёночкой, похожей на тонкую нежную кожицу. Кобыла повеселела. Примерно через месяц, когда на коленках кожа была уже почти настоящей, кобыла забеспокоилась, стала нервно носиться по загону и призывно ржать. Она «пришла в охоту». Жеребец ей требовался. Жеребец, стоявший без дела в деннике, тоже забеспокоился. Он слышал кобылу, отвечал ей через кирпичную стену, разделявшую их. Свели пару не сразу. Сначала приехал ветеринар и осмотрел кобылу. У лошадей тоже бывают венерические заболевания. Хозяин не хотел рисковать здоровьем жеребца, а значит, и всего табуна. Получив добро ветеринара, стали готовить случку.

Для Мальчика отвели просторный загон с торца конюшни. Невесту он не видел, как и других лошадей, но слышал. Дали жеребцу освоиться на новой территории.

При случке животных, будь то лошади, коровы, или собаки, всегда приводят самку к самцу, а не наоборот. Делается это для того, чтобы самец не отвлекался, чувствовал себя хозяином положения. У животных сильно развит инстинкт охраны территории. И как бы призывно не пахла сука, кобель обязательно осмотрит и пометит территорию, а потом, может быть, и обратит внимание на гостью. Если привести самца на территорию самки, где всё ей пропахло, у самца даже может возникнуть к ней агрессия, как к возможному конкуренту за обладание территорией. Когда Мальчик обвыкся в новой обстановке, к нему привели гнедую кобылу. Процессом руководил Андрюха, конюх бывалый и опытный. Всё получилось с первого раза и как надо. Через три дня кобылу, для контроля, ещё раз запустили в загон к жеребцу. На этот раз она его совершенно не заинтересовала. Значит, всё в порядке. Гнедая кобыла беременна. Через некоторое время коленки её зажили совершенно, следа не осталось от прежних ран. Только шерсть на тех местах, где эти раны были, стала белой. Андрюха прозвал кобылу Белоколенкой. Только-только Андрюха привык к новой подопечной, уже собирался перевести её в общую леваду, к остальным лошадям, как приехал тот же самый скрипучий синий грузовичок, и увёз её в неизвестном направлении. Ни Андрюха, ни Люська, ни другие лошади, не знали, откуда взялась и куда делась Белоколенка. Знал только хозяин. Но никому не рассказывал. Стыдно было.

Ранней весной, когда Дон разлился и затопил низины по левому своему берегу, хозяин наведался на конюшню к своему приятелю, жившему в черте города Ростова на Левбердоне, недалеко от многочисленных ресторанов и баз отдыха.
Приятель зарабатывал на жизнь и содержание лошадей тем, что катал верхом и в расписной коляске многочисленных туристов, отдыхающих этих самых баз, посетителей ресторанов. Вешняя большая вода окружила конюшню и левады со всех сторон. Только по высокой насыпной дамбе можно было добраться до места его обитания. Да и то, только на Ниве. По этой-то дамбе, кое-где переезжая журчащие потоки неглубокой воды, и приехал к товарищу хозяин.
Попили чайку, обсудили дела, поговорили о погоде и международном положении. Осмотрели лошадей, сгрудившихся в сухом углу левады. Лошади были разные. Были и хорошие. Хозяин не удержался, похвастался своим породистым жеребцом. Его приятель пожалел, что разделяет их больше ста километров, а то бы он непременно попросил покрыть своих кобыл.
Говорить было больше не о чем, а уезжать рано. Светило солнце, в тихой мелкой воде отражались деревья, кусты и облака. Хозяин попросил подседлать ему лошадь, вспомнил, как путешествовал по полоям в Сальских степях.
Приятель кликнул конюха, сам принёс высокое казачье седло.
Подседлали ему нестарую ещё, спокойную и ладную гнедую кобылку. Хозяин отправился путешествовать. Пик разлива прошёл, вода была неглубокой, по колено лошади. Журчащими спокойными потоками вода потихоньку сходила обратно в Дон, была тёплой и прозрачной. На воде и в воде кипела жизнь. Часа три путешествовал хозяин. Кобыла была привычной к воде и совершенно не боялась. Она смело шла вперёд, высоко поднимая ноги. Ветра не было, светило солнце, бесконечное блестящее зеркало воды, раскинулось до горизонта. В нём отражались голые ещё тополя, кудрявые кусты дикой маслины, прошлогодний камыш и белые облака, спокойно и неторопливо плывшие по синему яркому небу. Неожиданно выстреливали из камышей утиные пары, поднимавшиеся почти вертикально и делавшие широкий круг над всадником. Ярко расцвеченный селезень впереди, за ним – коричневатая с пестринами, неброской раскраски уточка. Чёрные лысухи, с белой нашлёпкой на лбу, не могли взлететь так быстро, им нужен был разбег. Шлёпая ногами по воде и оставляя на ней длинный след, часто-часто хлопая короткими крыльями, лысухи производили при взлёте столько шуму, что даже лягушки на время умолкали, слегка испуганные. Недаром эту птицу считают первой добычей начинающего охотника. Очень уж легко выцелить этот живой гидросамолёт. Но лысуха, наконец, взлетала, лягушки опять включали свой неумолчный хор, пели птицы.
На широкой досточке, прибившейся к торчащему из воды пню, на весеннем солнышке грелась целая гроздь болотных черепах. Они вытянули шеи при приближении лошади и беззвучно скользнули воду. В воде было довольно много мусору, плавали веточки, щепочки, обломки прошлогоднего камыша, сухие мокрые листья деревьев. Над водой поднимали свои небольшие, как будто отлитые из мгновенно состарившейся бронзы, или вырезанные из восковой коричневой бумаги, головки степные колокольчики, называемые казаками «рябчики». Кое-где уже показал из воды ярко-зелёные стрелки, устремлённые к небу, молодой камыш. Осока ещё не достигла поверхности воды, но уже видна была в прозрачной её толще. Возле одного из таких осоковых подводных кустов, хозяин заметил огромного сазана. Рядом с ним было несколько рыб меньшего размера. Это сазанья мамка, в сопровождении кавалеров, вышла на икромёт. Рыбки помельче, сновали у самых ног лошади.
Над головой послышался странный, лёгкими волнами разносившийся неземной звук, ласкающий ухо. Подняв глаза, хозяин увидел пару белых лебедей, летящих по голубому небу словно ангелы. Он знал, что эти «ангелы», уничтожают всё живое на двести метров от своего гнезда. Для мелкой птицы – лебеди, хуже всякого хищника. Недаром киргизы зовут их - «белые волки». Но всё равно было красиво. Устав сам, и притомив лошадь, путешественник вернулся на остров. Подъехав к конюшне, он спешился, осмотрел лошадь. Был удивлён и озадачен тем, что на мокрых коленях лошади розовели огромные раны. Кожа, вместе с шерстью, была, как будто срезана острым ножом. Подошедший хозяин конюшни объяснил, что это мусор. Вернее его действие.
Плавая в воде на уровне колен лошади, щепочки и веточки, действовали как наждачная бумага, отрывая от плоти микроскопические кусочки. За три часа путешествия они содрали с колен по большому лоскуту лошадиной шкуры. Погуляй он по воде подольше, дело могло дойти и до костей. Хозяину было крайне неудобно за причинённый ущерб. Жалко было лошадь, пострадавшую от его прихоти и молча сносившую эти страдания. Он предложил приятелю забрать лошадь к себе на время и вылечить. Приятель не соглашался. Только обещание случить кобылу с породистым жеребцом, убедило его. Кобылу погрузили в старенький и ржавый грузовичок, выкрашенный синей краской, отправили в хутор. Так обитатели хутора познакомились с таинственной незнакомкой, получившей в дальнейшем от Андрюхи имя «Белоколенка». Исчезнувшей так же неожиданно, как и появилась.
Шёл дождь. Противный, мелкий, холодный, обложной, осенний. Дождь шёл третьи сутки. Лошади жались под навесом из руберроида, который соорудил Андрюха рядом с конюшней. Было тесно и скушно. Сено мокрое, овёс мокрый, в леваде лужи и грязь жидкая непролазная чернозёмная. И дождь, дождь, дождь. Пришёл Андрюха, накинул уздечку на Люську, повёл её к воротам. Привязал. Вернулся за Девочкой. Потом привёл Звёздочку. Кобылы стояли на холоде, привязанные к жердине у ворот, поджимали хвосты и ноги.
Из дверей конюшни вышли три привидения. Бесформенные фигуры были закутаны в полупрозрачную плёнку. Импровизированные плащи, сооружённые из полиэтиленовой плёнки, бельевых прищепок и бельевой-же верёвки, шумели под дождём от каждого движения их обладателей. Три молодых тракториста, устав от безделья, уговорили Андрюху дать им лошадей, чтобы съездить за сигаретами в магазин, что в соседней деревне. Вообще-то, они собирались попить водочки, но Андрюхе же этого не скажешь! Ему пообещали привезти лимонада. Лимонад Андрюха любил очень, но лошадей любил больше. Долго не соглашался. Убедило его обещание трактористов обойтись без сёдел и вернуться скоро. Вдобавок к лимонаду, они обещали привезти конюху пачку сигарет с фильтром и халвы. Перед халвой Андрюха не устоял. Парни кое-как взобрались на лошадей, поехали. Без седла оно даже лучше в такую погоду. Тепло от лошадиной спины, как от печки. Ехали шагом, не спешили. Всего-то четыре километра до ближайшего магазина! Приехав, привязали лошадей к штакетнику, вошли в помещение. В помещении было хорошо, тепло и сухо. Магазин по совместительству исполнял роль культурного центра, бара, кафе и клуба. Ребята взяли водочки, устроились за пластмассовым столиком в углу, закурили. Лошади смиренно мокли под дождём. Изрядно выпив, хлопцы купили три бутылки лимонаду для Андрюхи. Не забыли они и про обещанную конюху халву. Забыли про то, что лошади не любят пьяных. Когда один из них отвязал Люську, и, перекинув ей повод на шею собирался было усесться верхом, лошадь заартачилась. Пьяный и самоуверенный парень, строгим, как ему казалось, голосом сказал: "Но - о - о"! И резко дёрнул повод. Люська подалась назад, мотнула головой, дёрнула ещё резче. Ремённый мокрый повод выскользнул у парня из рук. Люська отошла на несколько шагов назад, стала смотреть, что будет дальше. Звёздочка подождала, пока её отвяжут, потянула повод, вырвала его из рук своего потенциального наездника и присоединилась к Люське. Девочка ничего ждать не стала. Она просто вырвала штакетину, к которой был примотан её повод, спокойно пошла по дороге, волоча крашеную палку по асфальту. Звёздочка и Люська двинулись за ней. Они шли домой. Озадаченные парни пару секунд смотрели вслед удаляющемуся транспорту, затем бросились вдогонку. Лошади не спешили, спокойно шли по дороге. За ними вприпрыжку поспевали трактористы. Им вовсе не улыбалось пройти четыре километра под противным осенним дождём. Они очень надеялись поймать строптивых лошадей. Жители домов, стоявших вдоль дороги, да редкие коровы, привязанные попастись на лужайках между домами и дорогой, могли наблюдать интересное событие в жизни деревни. По дороге гуськом шли три лошади, волоча по земле поводья. За лошадьми двигались три странные, бесформенные, серо-блестящие полупрозрачные фигуры, похожие на облака, спустившиеся зачем-то на землю. Фигуры явно не были инопланетянами. Сквозь шум дождя доносился вполне понятный, земной матерный язык, на котором фигуры разговаривали между собой и с впереди идущими лошадьми. Лошади шли спокойно, мерным ровным шагом. Но когда парни пытались их догнать, кобылы ускоряли шаг, порой переходя на рысь. Девочка, как признанный лидер, шла впереди. За ней следовала рослая Звёздочка. А Люська, казалось, играла с преследователями. Порой она замедляла шаг, как бы приглашая её поймать. Изрядно уставшие парни бросались вперёд, пытаясь схватить волочившийся по земле повод. Но попробуй, схвати повод, когда он волочится у самых копыт лошади! Искоса взглянув на нагнувшегося, почти схватившегося за конец повода парня, уже предвкушающего скорую победу и дальнейшую поездку верхом, Люська слегка взбрыкивала задом и прибавляла ходу. Преследователи отставали. Верхом конечно хорошо, но копытом по голове - плохо. Так и двигались. Бельевые прищепки поотлетали с импровизированных комбинезонов трактористов, верёвки развязались и запутались, плёнка тилипалась и хлопала на ветру, было холодно и мокро. Трактористы трезвели. От жажды и безысходности, они выпили две из трёх бутылок лимонада, предназначенных для Андрюхи. Легче и теплей не стало. Через четыре километра трактористы, мокрые, замёрзшие, усталые, злые и трезвые, пришли, вслед за лошадьми, домой. Они отдали Андрюхе бутылку лимонада и промокшую халву, завалились спать. Андрюха завёл лошадей под навес, который он сам соорудил рядом с конюшней из досок, жердей и руберроида, тщательно вытер их пучками соломы. Присев на ясли среди своих любимиц, он маленькими глоточками попивал лимонад, закусывал халвой, наблюдал как кобылы хрумкают сено. Андрюха очень любил лимонад и халву. Но лошадей он любил больше.
Однажды утром, весь табун столпился у ворот конюшни. Внутрь лошадей не пускали, но они чувствовали - внутри что-то происходит. Пахло новой лошадью. Пахло чужой кобылой. Через время лошади привыкли к новому запаху, отошли от ворот, занялись каждая своим делом. Примерно через неделю Андрюха вывел на воздух новое приобретение хозяина. Это была небольшая, ладная, но страшно худая кобылка. Глаза ввалились, рёбра можно было пересчитать, задние ноги и круп в толстой корке засохшего навоза, хвост и грива спутаны колтунами и обтрёпаны. Андрюха конюх был хоть и молодой, но опытный. Он не выпустил вновь прибывшую кобылу сразу в большую леваду, завёл ее в небольшую загородку, имевшую общую с левадой жердяную изгородь. Кобылы могли познакомиться с новой товаркой, обнюхаться, но не могли подраться, как того требовал этикет косяка. Кобылы обнюхались, познакомились. Девочка через жерди попыталась грызануть новенькую, но у неё не получилось, та отскочила от оскаленных зубов атаманши. К вечеру кобылы потеряли к новой товарке всякий интерес. Андрюха счел возможным выпустить кобылку в общую леваду. Этикета знакомства избежать не удалось, начались драки. Но драки какие-то вялые. Сразу было понятно, что новенькая не претендует, да и не может претендовать, на сколько ни- будь почётное место. Даже старой, худой, но рослой, серой в яблоках кобыле, она уступила. Та, неожиданно для себя, поднялась на одну ступеньку выше в лошадиной социальной иерархии. Теперь не она была парией. Теперь новенькая покорно ждала, пока все насытятся и отойдут от кормушки. Но уж если она подошла, то не отходила, пока её не отгоняли. Худая, как велосипед, она могла есть круглые сутки. И ела. Даже во сне, что ни будь жевала. Хоть клок соломы, но что ни будь, всегда находилось у нее во рту. Была у этого события предыстория.
Председатель одного из богатейших, некогда, колхозов, пожаловался на одном из районных совещаний, что ему нечем кормить лошадей. На совещании присутствовал и хозяин, числившийся в районе передовым фермером. Председателя того он знал и раньше. Знал, что тот держит большое поголовье породистых лошадей, выставляет своих скакунов на Ростовском ипподроме, получает немалые призы. Оказалось, всё это в прошлом. Колхоз обеднел и разваливался на глазах. Породистых лошадей не то, что на соревнования возить, кормить было нечем! Пользуясь знакомством, хозяин попросил у председателя какую ни будь спокойную лошадку, для планируемого им детского спортивного лагеря. Председатель, на удивление быстро, согласился. Тут же позвонил по телефону на конеферму и велел заведующему выделить требуемую лошадь. Хозяину он дал соответствующую записку. На другое утро, ранененько, так, что ещё солнце не взошло, тот был на колхозной конеферме вместе со своим шофёром Валерой. Безотрадная картина открылась их взору. По большой леваде, огороженной толстыми железными трубами, бродили лошади. Много лошадей. Все они выглядели ужасно. Сразу было видно, что это породистые лошади. Но были они страшно исхудавшими, почти у всех был понос, задние ноги, гривы и хвосты были в колтунах и навозе. Посреди левады были вкопаны в землю добротные ясли из некогда покрашенных синей краской железных труб. В яслях пластами лежала и воняла слежавшаяся и прелая позапрошлогодняя солома. Больше ничего не было. Вокруг левады торчали редкие кустики серого сухого прошлогоднего бурьяна. У самой левады, от огораживающих её труб, и на длину лошадиной шеи, бурьяна не было. Всё было выгрызено с корнем. Лошади вяло оглянулись на сигнал автомобиля и продолжали понуро стоять по колено в грязи. Из распахнутых ворот добротной конюшни вышел высокий, худой как лошадь человек, подошёл к приехавшим. В недавнем прошлом это был знаменитый спортсмен и тренер, почти олимпийский чемпион. Сейчас - согбенный долгой жизнью и невзгодами, седой человек в засаленной кепке, резиновых сапогах, с плохо выбритыми серыми щеками. В одном лице он исполнял роль заведующего конефермой, конюха, фельдшера, рабочего и вообще всех, кому положено работать на ферме. Страна разваливалась, разваливался колхоз, разваливалась конеферма, разваливалась жизнь. Но надежда на лучшую судьбу для себя и своих лошадей, ещё теплилась на глубине души старого конника. Внимательно прочитав и перечитав записку председателя, он вывел гостям самую захудалую лошадку, едва стоявшую на ногах. Была ранняя весна, кое-где уже проклёвывались тонкие зелёные шильца молодой травки. Конюх надеялся, что с приходом настоящей весны, ему удастся спасти поголовье племенных кобыл, выпустив их на пастбище. Спасти кобылу, повод которой он передал хозяину, конюх уже не надеялся. Хозяин и Валера с сомнением разглядывали новое своё приобретение. Лядащая кобылка, но, как говорится, "дарёному коню в зубы не смотрят". Не стал смотреть и хозяин. Вытащил из багажника машины высокое казачье седло, передал Валере. Похлопал его по плечу, пожал руку конюху и укатил по своим хозяйским делам.
Валера умел обращаться с лошадьми. Он бросил на спину лошади потник, приладил седло, подтянул подпруги и путлища стремян. Осторожно сел в седло. Кобыла покорно пошла. Был Валера невысок ростом, не тяжел. Но его пятьдесят с небольшим килограммов, были явно тяжелы для этой кобылы. Как только дорога повернула так, что его не могли увидеть с фермы, Валера слез с коня и пошёл пешком. Кобылу он тянул за собой в поводу. А та всё порывалась на ходу схватить губами редкие былки прошлогодней сухой травы, росшей на обочине. Валера остановился, посмотрел на лошадь, подумал. Он свободнее отпустил подпруги седла, направился к лесопосадке, тянувшейся вдоль дороги. В посадке, особенно обочь её, было много серой прошлогодней травы.
Кобыла с ходу принялась, даже не есть, а буквально пожирать сухие колючие стебли, чуть ли не с корнем выдирая их из земли. Валера не был человеком слишком чувствительным, но у него выступили слёзы на глазах. Это ж надо, до чего довели скотину, тварь бессловесную. Подкормив лошадку, Валера потянул её обратно на дорогу. А та всё порывалась ухватить ещё хоть один кустик бурьяну. Но идти до дому было далеко, а надежды на приятную верховую прогулку испарились быстро. Так они и шли. Валера тянул за уздечку, а кобыла норовила схватить каждую былку, торчавшую из земли на обочине дороги. Когда Валера сильно уставал, он пытался ехать верхом. Но попытки эти становились всё короче и реже, пока он и вовсе не махнул рукой на это дело. До дому было не очень далеко, каких ни будь двенадцать километров. Преодолели этот путь пешеходы почти за двенадцать часов. Когда подходили к хутору, уже светили звёзды, большие и яркие. Валера хотел есть и страшно устал. Он не рассчитывал на такое трудное и долгое путешествие. Думал час верхом с ветерком, да и дома. Даже перекусить с собой в дорогу ничего не взял. А питаться сухой прошлогодней травой, он не привык. Поэтому, передав кобылку Андрюхе, отправился ужинать и отсыпаться.

Андрюха завёл кобылу в просторный пустой денник, сыпанул на пол ворох свежей жёлтой ячменной соломы на подстилку. Он был изрядно удивлен, когда новенькая, с явным аппетитом, стала уплетать солому. Конюх притащил большой навильник тёмно-зелёного люцернового сена, набил им ясли. Кобыла принялась жадно жевать сено. Примерно через час, конюх принес ведро свежей чистой воды. Кобыла жевала. Трубкой вытянув губы, всосала ведро воды и попросила еще. Андрюха принёс. Кобыла выпила и взглядом попросила ещё. Андрей удивился, как такая маленькая лошадь, может выпить столько воды. Принес ещё. Ведро опять оказалось пустым. Больше воды конюх не дал, лопнет ещё. Сходил в свою каморку, вернулся с поллитровой стеклянной банкой отрубей. Притрусил вкусными отрубями и без того вкусное сено. Кобыла жевала. Жевала она и утром, когда Андрюха принес ей ведро воды. Кормушка была пуста, кобыла жевала солому подстилки. Наполнив ясли сеном, опять притрусив его отрубями, Андрюха занялся другими лошадьми. Когда он к обеду вернулся, ясли были пусты. Неделю пытался накормить конюх кобылу, но всё было напрасно. Она съедала всё, что ей предлагали, и не могла насытиться. Она жевала даже во сне. К концу недели Андрюха решил, что пора кобыле знакомиться с остальным табуном. Так Люська впервые её увидела. Через пару дней, когда новенькая уже обосновалась в табуне, она в очередной раз удивила Андрюху. Высыпав пару вёдер распаренного овса в деревянное длинное корыто, он наблюдал, как лошади лакомились угощением. Все, кроме одной. Новенькая не подошла к корыту, хотя места было достаточно. Она продолжала стоять у яслей с сеном и жевала. Андрюха удивился. Ведь овёс - известное лакомство для лошадей, примерно такое же, как пирожные для людей. Неужели эта коняга, никогда в жизни не пробовала овса? Андрюха не мог в это поверить. Он зашёл в конюшню, набрал полведра овса, подошёл к Ласточке, протянул ведро ей. Та принюхалась, оставила сено в покое. Засунув голову в ведро, почти выбивая его из рук конюха, кобыла полным ртом хватала овес и глотала, почти не жуя. Звёздочка заметила, как Андрюха из ведра кормит новенькую чем-то вкусным. Она оскалилась, прижала уши, опустила голову почти до земли и боком стала приближаться к нахалке, нарушившей субординацию. Получив от Андрюхи по шее черенком от вил, кобыла сделала вид, что идет по своим делам и вернулась к общему корыту. Андрюха понял, почему Ласточка даже не пыталась подойти к овсу. Её бы всё равно не допустили к корыту. А поесть вволю сена, пока остальные заняты овсом, она случая не упустила. Ведро голодная лошадь опустошила быстро. Вылизала его до зеркального блеска, не оставив ни то что ни одной овсинки, даже чешуйки от овса. Она продолжала вылизывать ведро длинным шершавым языком, будто желая съесть сам запах овса. Андрюха отнял ведро, немного поговорил с Девочкой на понятном только лошадям и ему языке, отправился в свою каморку. Девочка подошла к яслям, для порядку, беззлобно, почти ласково грызанула Ласточку за гриву. Та не обратила на ласки вежливости никакого внимания. Она жевала.
Летом, когда в ближнем лесочке всё-таки открылся летний детский лагерь, Ласточку перевели туда. Специально для неё Андрюха построил небольшую загородку из толстых жердей. Из тонких жердей соорудил ясли для сена. Целую копну лугового сена поставили рядом. В железной бочке был овёс. Даже соль-лизунец лежала в специальной кормушке. Словом, лошадиный курорт. Дети, несмотря на строгие запреты воспитателей, торчали в загородке днями. Они угощали Ласточку сухариками, сахаром, арбузными и дынными корками, помидорами, огурцами. За постоянную привычку жевать, дети прозвали Ласточку Хомячком. Новое имя прижилось, хотя внешне Ласточка-Хомячок, на хомячка вовсе не походила, оставаясь стройной и поджарой. Конечно, выпирающие рёбра исчезли, весенние дожди смыли колтуны навоза с ног, Андрюха расчесал гриву и хвост. Красивая получилась лошадка. Только постоянно жевала. Недаром старые люди говорят: «Кто не наелся досыта в детстве и юности, тот уже никогда не наестся". И правда, чувство голода осталось у кобылы на всю жизнь. И покладистый характер. Дети делали с ней всё, что хотели. Они залазили на неё верхом, пролазили под брюхом, заплетали в косички гриву и хвост. Потом расплетали и снова заплетали. Она терпела всё. Лишь бы не мешали жевать.
Когда Ласточку-Хомячка забрали в лагерь, в табуне опять начались разборки.
Люська попыталась использовать возможность занять лидирующее положение в табуне. Она затеяла драку с общепризнанным лидером Девочкой, но была жестоко избита и покусана. Да еще Звездочка, дочка Девочки и вторая дама табуна, добавила Люське на орехи. Люська смирилась. Куда ей было, утончённой спортивной лошади, тягаться с грубыми и сильными деревенскими кобылами. Для проформы слегка поколошматив других кобыл, она прочно заняла своё законное третье место в табунной иерархии. Осенью, когда лагерь закрыли, Хомячка-Ласточку вернули в табун. Снова вспыхнули драки. Но драки формальные, не жестокие, всех устраивало прежнее распределение ролей и приоритетов. Но на этот раз, Ласточка изгоем не стала. Серая в яблоках кобыла заняла своё законное последнее место. Поздней осенью, как бывает со всеми кобылами, Ласточка загуляла. Её познакомили с жеребцом Мальчиком. Как и положено, через одиннадцать месяцев, кобыла родила жеребёнка. Жеребчик был тонконог, горбонос, ладен и высок в ногах. Он вовсе не унаследовал от матери привычку постоянно что-то жевать. У матери было достаточно молока, в яслях вдоволь сена, в корыте овса. Через врем сын Ласточки-Хомячка превратился в стройного молодого жеребца и был продан на ипподром за неплохие деньги. А Хомячок жевала всю свою лошадиную жизнь. Были в окружении Люськи и другие существа, любившие пожевать.
Пунтик был осёл и не скрывал этого. Кисточка на конце хвоста, длинные лопоухие уши, грустная кислая морда. Настоящий осёл. Тусклая, торчащая клочками во все стороны, серая, мышиного цвета шерсть, сильно отросшие копыта и замедленные движения, выдавали в нём старого осла. Очень старого.
На Кавказе, да и в остальном ослином мире, люди выделяют две группы домашних ослов. Это сравнительно мелкий, любой раскраски ослик, именуемый «ишак». Или «ишек». Он может быть чёрным, белым, рыжим, и даже пегим.
Более крупный, однотонной серой окраски, с длинным, более тёмного цвета ремнём вдоль спины, именуемым «чепрак», собственно - осёл. Осёл ценится дороже ишака, потому как считается более благородного происхождения. Он ближе по внешнему виду и характеру к дикому ослу, чем измельчавший, не в меру одомашненный и выродившийся ишак. Дикие ослы - куланы, водятся пока ещё в очень ограниченных районах Средней Азии. Весьма редки. Куланы почти совсем уже вымерли, но уничтожавшие их на протяжении веков люди, вдруг спохватились, нашли в зоопарках мира несколько выживших особей, восстановили популяцию в природе. Ослы, по своему морфологическому строению и внешнему виду, очень близкие родственники лошадей. Но они не лошади. Это совсем другой вид непарнокопытных животных. Хотя люди иногда скрещивают их с лошадьми. При этом, если осла скрещивают с кобылой, получается полуконь именуемый лошак. Если же жеребец покрывает ослицу, то рождается мул. При скрещивании, чтобы компенсировать разницу в росте, для кобылы копают ямку, а для осла наоборот, насыпают бугорок земли. Результат межвидового скрещивания - что лошак, что мул, неплодны, не способны к размножению. Как правило, они сильны, спокойны и послушны. На западе Европы, именно на мулах предпочитали передвигаться католические священники. Вследствие «неблагородного» происхождения этих животных, у казаков появилась поговорка: «Хвалился лошак родом-племенем». Касалась она выскочек, получивших дворянство из рук российской императрицы. Пунтик был ослом. Он трудился всю свою жизнь, помогая выжить прежнему своему хозяину. Тот очень гордился своим ослом и тем, что ему удалось обмануть советскую власть. Ведь осёл не лошадь. Это лошадей, при советской власти, держать не приветствовалось. Могли и в кулаки записать. А кулакам дороги две: к стенке или в Сибирь. А здесь осёл. Про ослов советская власть ничего не говорила. Опять же, корму ослу надо в три раза меньше, чем лошади. А работать он может в два раза больше. Только вместо одного раза, нужно съездить за поклажей три. Или два. Смотря сколько грузить. Годы гонений на единоличников прошли, советская власть тоже кончилась, пришла пенсия. Осёл стал не нужен. Он три года простоял в сарае на собственном навозе. Сена, а чаще соломы, ему давали вволю. Не забывали поить. Этим уход и ограничивался. Осёл старел, ещё быстрее старел его бывший хозяин. Дед был добрый, но что он мог поделать, если собственное тело его всё меньше и меньше слушалось. Он решил подарить друга, отдать в хорошие руки. Но кому нужен старый осёл? А тут фермер появился, коего «хозяином» дразнили. Ему и подарил дед осла.

Ярким белым зимним днём на единственной хуторской улице можно было наблюдать интересную картину. По неглубокому свежевыпавшему сверкающему снежку, ещё не нарушенному колёсами машин, в больших серых валенках и овчинном тулупе шагал хозяин. Он тянул за верёвку осла. Осёл не упирался очень, но и не спешил. Замыкала процессию хозяйка в большом цветастом платке, с длинной хворостиной в руках. Осла она не била, но помахивала в воздухе своим инструментом довольно убедительно. На осла это, если и производило какое-то впечатление, то он этого никак не показывал.
В неглубоком, сухом рыхлом снегу, следы валенок хозяина и сапожек хозяйки отпечатывались не очень чётко. А следов копыт осла не было вовсе. Вместо этого было нечто, похожее на неровную лыжню. Стоявший много лет на мягкой подстилке Пунтик, отрастил такие копыта, которые и в самом деле напоминали лыжи. Каждое из них, загнутое и кривое, было до полуметра длины. Идти ему было не только неудобно, но и больно. Скакательные суставы деформировались, связки растянулись, осёл буквально «волочил ноги». Дело в том, что копыта у животных, как и ногти у людей, растут всю жизнь. Дикие животные, живущие на воле, много двигаются и истирают их о почву, зачастую очень твёрдую и даже каменистую. Домашним животным нужен специальный уход. Особенно лошадям. Если им вовремя не подрезать копыта, они становятся большими, широкими, с неровными краями. Часто трескаются вдоль, причиняя лошади сильную боль. Деформируются суставы и связки, лошадь ходит с трудом и не способна к какой либо работе. С нижней стороны копыта лошади, находится треугольная складка, именуемая специалистами «стрелка». В эту стрелку может попасть камешек или просто набиться грязь. Грязь высохнет и тоже превратится в камень. В результате длительного воздействия твёрдого предмета на мягкую подошву, которая скрыта копытом, образуется «натоптыш», кровоподтёк. Лошадь начинает хромать, ей больно. Чтобы избежать этих неприятностей, у хорошего хозяина всегда есть набор необходимых инструментов. Периодически «стрелка» расчищается «крючком». Это такой недлинный и не очень острый нож с крючком на конце. Копыта обрезаются по краю специальными щипцами или клещами с остро заточенными концами. Края копыт обрабатываются рашпилем и напильником.
Лошадей подковывают железными подковами с шипами, чтобы ноги не скользили. При этом гвоздь, как его называют лошадники «ухналь», должен входить обязательно только в ороговевшую, мёртвую часть копыта.
Неопытный кузнец, забивший по незнанию гвоздь в живую ткань, может покалечить лошадь, надолго вывести её из строя. Подковы подбирают по размеру, как обувь. Копыта у лошадей бывают разные, как и размер ноги у человека. На Кавказе и в Средней Азии, где много ослов, встречаются специальные ослиные подковы, более лёгкие и маленькие, по сравнению с лошадиными.

Пунтик ничего не знал о лошадином педикюре, ему просто было больно. Его никто не думал заставлять работать. Он был экзотикой. Не у каждого фермера на Дону, есть собственный осёл. Хоть и старый, ни на что не годный. Копыта его попытались привести в порядок. Сначала хозяин попросту обрубил «лыжи» острым топориком. Потом обкусал клещами, обработал края рашпилем. Пунтик стал красавцем. Ему явно нравились его новые круглые копытца «стаканчиком». Правда, деформированные суставы всё равно болели, но ходить стало гораздо удобнее. Хотя особо ходить ему не приходилось. Его хорошо кормили, к весне с него слезла плотная короста из навоза и свалявшейся шерсти, которой он оброс в тесном сарае прежнего хозяина. Пунтик заметно повеселел и даже иногда пел! Крик осла трудно с чем-то перепутать. Традиционно принято на письме передавать этот звук как протяжное «И – а-а-а». Похоже, конечно, но мало. Во-первых, звук «И», осёл «произносит» как бы придушенно, как будто кто-то крепко держит его за горло. Это отдалённо похоже на скрип отрываемой с усилием большой и тяжёлой двери на проржавевших петлях. Затем, невидимая рука, сдавливающая горло осла, разжимается и он, во всю ослиную глотку трубно орёт: «А-а-а-а». Так несколько раз подряд. Тот, кто первый раз слышит вблизи ослиный рёв, обычно пугается. Остальных он раздражает. Некоторые пытаются подражать, но безуспешно. Конюх Андрюха, хотел было выявить закономерность в концертах Пунтика. Но тщетно. Пунтик молчал, когда был голоден. Молчал, если его забыли напоить. Молчал в дождь и плохую погоду. Молчал перед дождём, снегом и дурной погодой. Он оглашал окрестности своим рёвом только тогда, когда был сыт, напоен, спокоен, и светило солнышко. Андрюха сделал вывод, что Пунтик просто поёт, когда у него хорошее настроение. Иногда Пунтик притворялся мёртвым. Он ложился набок, откидывал копыта и хвост, развешивал уши, закрывал глаза. Осёл не обращал внимания на мух и других насекомых, не реагировал на окрики. Он просто спал. И разбудить его было весьма трудно. Соседские дети пугались и звали хозяина. Они любили Пунтика. Хозяин тоже пугался за Пунтика, звал Андрюху. Андрюха бесцеремонно пинал осла в живот и шёл к себе на конюшню. Пунтик шевелил ушами, открывал глаза, близоруко щурился и вставал на ноги, становясь законной добычей детей. Дети залазили на него верхом, гладили, дёргали за уши. Осёл терпел. Не любил он только, когда его таскают за хвост. Но всё равно терпел. Летом его привязывали длинной верёвкой к колышку на поляне у дороги. Если, по недосмотру, верёвка оказывалась достаточно длинной, чтобы осёл мог выйти на дорогу, он обязательно на неё выходил.
Разлёгшись на тёплом асфальте, Пунтик дремал, не обращая никакого внимания, на проезжающие мимо автомобили. Местные предпочитали объехать спящего осла по обочине. Неопытные автомобилисты, первый раз видевшие осла на дороге, начинали настойчиво и громко сигналить. Или даже выйдя из машины и взявшись за верёвку, старались оттащить осла с дороги. Отдельные проезжающие, особо настойчивые, пытались даже осторожно ударить упрямца.
Пунтик грустно глядел на эту суету и не двигался с места. Поняв, наконец, тщетность попыток переупрямить осла, водители садились за руль, осторожно объезжали его. Тот, кто сталкивался с Пунтиком не в первый раз, делали это сразу. Старый осёл был достопримечательностью хутора и любимцем детей. С ним часто фотографировались приезжие. Только конюх Андрюха считал осла бесполезным животным, напрасно переводящим на навоз сено и овёс. Андрюха любил лошадей. И не любил ослов. Особенно крикливых.
Однажды Люська, как и другие кобылы, была изумлена появлением странного существа. Размером, это существо, было с небольшого жеребёнка, но жеребёнком не было. Яркие белые пятна, словно солнечные зайчики, покрывали шкурку этого тонконогого и бесхвостого создания. На тоненьких дрожащих ножках он ходил по усадьбе за хозяйкой и негромко блеял: "Ука-ука-ука". Его и прозвали – «Ука». Был это оленёнок, детёныш благородного оленя в самом нежном возрасте. Более ста лет назад, в безводной и безлесной Донской степи, был насаждён самый настоящий широколиственный лес. Выбрали для будущего леса место, по обеим берегам заросшей камышом речки Мокрая Чумбурка, рядом с небольшим степным хутором Марков. «Атаманское лесничество Войска Донского» назывался будущий лес. Лесничим был назначен некто Домашевский. Он и руководил посадками. Сажали деревья крестьяне-переселенцы с Украины, которых на Дону называли Тавричанами. Они уважительно называли строгого лесничего паном. Так и остался он в истории, как пан Домашевский. Хотя на самом деле, никаким паном не был. Но в лесу есть Панский пруд, Панская усадьба. Панская дорога. Выращивал пан Домашевский ясени и дубы на оглобли и тележные колёса для нужд Войска Донского, совершенно не думал о звероразведении. При советах, по сталинскому плану преобразования природы, посадили в лесу грецкие орехи, исправно вымерзающие каждую зиму. В семидесятых годах века двадцатого, запустили в лес благородных оленей, кабанов, другую живность охотничью. Олени прижились. Расплодились неимоверно, стали обычным явлением не только в лесу, но и на полях, в лесных полосах, балках и буераках. Каждую весну в лесу случаются трагедии. Оленёнок, с рождения хорошо приспособлен к жизни в лесу. С первых дней он может следовать за матерью. Но не быстро. Маленький ещё. Поэтому в случае опасности, действительной или мнимой, оленуха просто убегает. А оленёнок затаивается. Шкурка его покрыта белыми пятнами, словно солнечными зайчиками. Большие глаза, которые могли бы выдать малыша, он прикрывает и плотно прижимается к земле. Часто в начале лета, в лесу появляется шумная орава ребятишек, приехавших на экскурсию, или просто отдохнуть. Детям нравится в лесу. Но они приходят в лес как гости. Олени здесь живут. Шумная весёлая компания не ведает, что недавно родился новый олень. Оленуха же воспринимает появление людей, пусть и маленьких, как угрозу, опасность. От опасности олени убегают. Оленёнок делает всё, что ему положено делать. Но попробуй спрячься от десятка-другого сорванцов. Бывает, дети находят оленёнка. Так как они добрые дети, то решают, что неподвижно лежащий с закрытыми глазами оленёнок болен, что его бросила мама, ему нужна помощь, его нужно спасать. И волокут его к взрослым. Всё, оленёнок для матери потерян. Как и для леса вообще. Ведь даже если и удастся вернуть его на то самое место, где он был найден, оленуха уже ни за что не подойдёт к детёнышу. От него за версту несёт самым страшным для оленей запахом. Он пахнет человеком! Хорошо, если об оленёнке прознают егеря охотхозяйства. Хорошо, если попадётся сердобольная егерская жена, способная терпеливо выкормить оленёнка коровьим молоком из бутылки с соской.
Но и в этом случае, судьба оленьего ребёнка незавидна. Он никогда уже не станет оленем. Взращенный людьми, никогда не видевший оленей, он воспринимает окружающих его существ, как членов своего стада. А окружают его люди. Хорошо если олень – девочка. Подойдёт время и, рано или чуть позже, она, влекомая инстинктом размножения, убежит в лес в поисках жениха, благополучно родит сына или дочь и, с трудом, но впишется в дикое оленье стадо. Но она никогда не будет бояться человека. Следовательно, очень велики шансы, получить зимой пулю от заезжего охотника, которому оленья психология по барабану. Ведь с виду она – сущий олень. Ну и что, что воспитывалась среди людей и считает себя человеком?

Гораздо сложнее оленю-мальчику. Ведь он, рано или поздно, должен стать мужчиной. Или самцом, если хотите. А у самцов, свои правила. У оленей, как и у других животных, тот, кто выше ростом и сильней, тот и главный. Олень, вставший на задние ноги, заведомо выше самого высокого человека. Хорошо если человек этот знаком с повадками оленей и сразу даст в челюсть вставшему перед ним на дыбы оленю-подростку. Можно при этом ещё и подсечку под задние ноги провести. Выполненные синхронно удар в челюсть и встречная подсечка под обе ноги, производит сильнейшее впечатление на оленя, возомнившего себя человеком. Как, впрочем, и на человека, возомнившего себя непонятно кем. Хорошо, если Вы знаете психологию оленей и немного разбираетесь в боевых искусствах. А если Вы просто охотник, в межсезонье заглянувший на охотничью базу? Или того пуще – женщина? Да, не дай Бог, в тот период месячного цикла, когда от вас попахивает? Все самки, по-видимому, пахнут одинаково в определённый срок. Учуяв запах, олень начинает ухаживать. Ухаживание заключается в том, что он морщит в подобии улыбки верхнюю губу, громко сопит и демонстрирует своё мужское достоинство. Потом пытается забраться сверху. Перепуганный объект ухаживаний орёт благим матом. Пара-тройка подобных происшествий, и хозяину хулигана приходится принимать непростое решение. Их собственно два. Или-или. Либо пожизненное заключение в вольер, либо пуля. Причём неизвестно, что для оленя, переставшего оленем быть, но человеком так и не ставшим, лучше.
Хозяин всё это знал. Он сразу хотел отвезти оленёнка в охотхозяйство. Но у него была жена. Она в один день привязалась к красивому зверёнышу, жадно вырывавшему у неё из рук соску с молоком. Не отдала. Какой хозяин устоит перед глазами, налившимися слезами? Так Ука остался в усадьбе. Когда он подрос, часто сопровождал хозяина в его верховых прогулках по лесу. Иногда встречали диких оленей. Возможно, и его родную мать встречали. Но Ука оленей пугался, старался поближе прижаться к Люськиному боку. Матерью своей считал хозяйку. Хотя в молоке давно уже не нуждался и питался, как и все остальные лошади, травой, сеном и овсом.
Конечно, он вырос. Конечно, получил в челюсть от одного из приятелей хозяина. Перепугал до смерти заезжую туристку. И получил персональный вольер на другом берегу речки. Там он скучал без людей и лошадей. Однажды зимой, ему удалось проделать дырку в сетчатом ограждении. Олень выбрался на свободу. Но зачем ему нужна свобода? Он пошёл домой, к лошадям и людям. Людей он встретил по пути. Они шли цепью. Ука радостно побежал навстречу. Откуда ему было знать, что на свете бывают охотники? Охотники удивились тому, что олень идёт прямо на них, а не убегает, как положено оленю. Некоторые даже испугались. Но не все. Так окончил жизнь ручной олень Ука, возомнивший себя равным человеку. Хозяйка плакала. Люське было всё равно.
В один из дней, невнимательно пережёвывая яичницу и запивая её холодным молоком, хозяин внимательно смотрел телевизор. В телевизоре была передача про лошадей. Популярный в недавнем прошлом, весьма скандальный телеведущий из Санкт-Петербурга, рассказывал, о том, как жестоко, на протяжении веков, человек обращался с лошадью. Он с апломбом вещал о том, что с лошадью всегда можно договориться. О том, что уздечка, а особенно удила, причиняют лошади невыносимые страдания. Что всё обучение лошади, её выездка, основана исключительно на причинении лошади боли. А вот он, гуманный и умный, в своем загородном манеже обходится вообще без уздечки и шпор. Прекрасно управляется с лошадью, накинув на шею её, что-то вроде свободного и красивого кожаного галстука. Тут же показана была выездка по его способу. Недавний кумир миллионов, с лёгкость ниспровергавший устоявшиеся истины, ниспровергал еще одну. Лошадь действительно его слушалась. Легко и грациозно двигаясь в манеже, выполняла едва заметные команды наездника, гордо и свободно восседавшего на её спине в дорогом американском седле. Уздечки не было. Был широкий свободный красивый ошейник с кисточками. Скорее украшение, нежели средство управления лошадью. Воодушевлённый хозяин, скоренько дожевал яичницу, допил молоко, оделся и отправился на конюшню. Из попавшейся под руку кожаной подпруги от казачьего седла, он соорудил ошейник, почти такой, как в телевизоре. Даже снял темляк с нагайки и тонкой веревочкой прикрутил к ошейнику бахромчатую кожаную кисточку. Для красоты. Нагайку повесил на гвоздь и велел подседлать Люську. Причём без уздечки. Конюх удивился, но повиновался. Он поймал Люську, накрыл её потником, положил на спину глубокое кавалерийское седло, подтянул подпруги. За недоуздок подвёл к хозяину. Тому понравилось. Кавалерийское седло было почти таким же красивым, как и в телевизоре, только на пару миллионов дешевле. Оделся хозяин, тоже соответственно моменту. На нем были тонкие, удобные котоновые штаны фирмы "Gloria Djeans" и рубашка той же фирмы. Голову украшала "ковбойская" соломенная шляпа, купленная по случаю в городе. На ногах - замшевые, с острыми носами, короткие сапоги. В Штатах именуемые "казаки", а на Дону считающиеся ковбойскими. В общем, по всем параметрам и внешнему виду американский ковбой, да и только. Как в телевизоре. Хозяин легко поднялся в седло, велел снять с Люськи недоуздок и надеть приготовленное изделие в виде ошейника. Конюх Андрюха пожал плечами, улыбнулся всегдашней своей улыбкой, но повиновался. Хозяин взял в руки ошейник, велел Андрюхе отойти. Андрюха улыбнулся и отошёл. Люська стояла. Хозин легонечко тронул ее каблуками, подал корпус вперед. Люська пошла. Она выписывала по леваде круги, восьмерки и другие сложные фигуры, повинуясь едва заметным движениям ног и корпуса хозяина. Тот сиял. Всё как в телевизоре, в манеже у телеведущего. Андрюха смотрел с удивлением, другие лошади равнодушно. Ну, ходит Люська кругами, ну и что? Хозяин, всё так же улыбаясь, подъехал к воротам, велел их открыть. Андрюха открыл. Открыл ровно настолько, чтобы могла пройти Люська, с хозяином на спине. Других лошадей, рванувшихся было на свободу, он отогнал длинной хворостиной. Те послушно вернулись к длинным яслям с сеном, устроенным недалеко от конюшни. Люська стояла за воротами. На голове её не было уздечки, во рту не было удил. Вроде бы она свободна. Но на спине сидит хозяин, значит, не очень свободна. Лошадь не понимала новой для неё ситуации. Хозяин легонько послал её вперед. Впереди была грунтовая дорога. Люська пошла. Хозяин плотнее сжал её бока. Люська перешла на лёгкую рысь. Потом прибавила. Потом ещё прибавила. Потом ещё. Понеслась вскачь. Её ничто не сдерживало. Хозяин изо всех сил сжал ногами её бока, пытаясь остановить. Люська восприняла это, как команду прибавить. И прибавила. Не было сдерживающего железа во рту. Кобыла неслась во весь опор, на спине плотно сидел хозяин, крепко вцепившись побелевшими пальцами в луку седла и гриву. На груди лошади болтался красивый ошейник. Люська сходу проскочила дамбу, поднялась на взгорок и остановилась. Остановилась, потому что устала. Хорошо ещё, что бежала она по дороге, а не рванула в чистое поле. Хозяин поощрительно похлопал её по шее и слез с седла. Люська-то в чём была виновата? Наездник перевёл дух, осмотрелся по сторонам. Ничего подходящего не было. Он зашёл спереди и сунул в рот Люське ошейник. Получилась почти настоящая уздечка. В детстве хозяина, мальчишки часто так развлекались. Брали обрывок верёвки вместо уздечки, ловили лошадей, пасшихся в ночном, и катались до тех пор, пока не устанут, или лошадь не перегрызёт верёвку. Придерживая рукой импровизированную уздечку, хозяин поднялся в седло. Теперь Люське всё было понятно. Куда повернули твою голову, туда и иди. Натянули уздечку - остановись. Отпустили - иди дальше. Ещё отпустили - иди быстрей. Приехав домой, хозяин расседлал Люську, пустил её к другим лошадям. Отвязал кисточку от ошейника, одел темляк обратно на нагайку. Войдя в дом, стянул с ног ковбойские сапоги, снял джинсовый костюм фирмы "Gloria Djeans", повесил на вешалку широкополую шляпу. Облачившись в домашний халат, взял зелёную школьную тетрадь в клеточку, синюю шариковую ручку, принялся писать письмо знаменитому телеведущему.
Он был зол и начал довольно резко и не очень вежливо.
Хозяин писал, что богатому бездельнику, заработавшему свои деньги на нелёгкой ниве телевидения, по видимому, и в голову не приходит, что дрессировка лошадей для собственного удовольствия, это одно. А заставить лошадь пахать на ниве реальной, чернозёмной, заставить её таскать тяжеленные повозки с грузом, или заставить её воевать, например, это совсем другое. У наших предков просто не было такого количества свободного времени и денег, как у бывшего телеведущего. Надо было на хлеб зарабатывать. Лошадь могла в этом помочь. И сильно. Лошадей заставляли работать. А тех, кто не хотел работать, отбраковывали. Попросту сказать - убивали. И вовсе не от жестокости, или по злобе, а в силу житейской необходимости. Зачем кормить дармоеда, если можно его съесть? Лошади вовсе не свойственно таскать телегу, или ходить под седлом. Лошади, как и все остальные, не любят работать. Лошадям не интересно участвовать в людских войнах. Им своих проблем хватает. Если бы лошадь была свободна в своём выборе, она бы предпочла дикие степи и вольный ветер. И, желательно, никаких встреч с человеком. Ни с гуманным, ни с не очень гуманным. Журналист должен понимать, что снять с лошади седло и отпустить её на волю, он не может. Ни при каких обстоятельствах. И лошадьми он занимается не почему ни будь, не куска хлеба ради, а для собственного удовольствия. Ну, изобрел, как он считает, новый способ выездки. Ну и слава Богу! Зачем же всех других хаять огульно? Для большинства людей, особенно для крестьян и казаков, лошадь - не развлечение, а инструмент. Кстати, довольно дорогой. Тратить всё своё время на его тонкую настройку, нет никакого смысла и хозяйственной необходимости.
Да, есть излишне жестокие люди и жёсткие, можно сказать жестокие методы обучения. Он, хозяин, сам наблюдал как в Молдавии, тамошние крестьяне, острым ножом разрезали упряжным лошадям губы, тем самым удлинняя лошадиный рот. Щека разрезалась так, чтобы железные удила находились за коренными зубами лошади, и она не могла их закусить. Жестоко? Да жестоко! Но представьте себе перевернутую вверх колесами мажару (так в Молдавии именуют большую пароконную телегу), груженую мешками с мукой, или бочками с вином. Крестьянин пожалел лошадей, не стал им резать губы. А они испугались куста у дороги, закусили удила и понесли. И остановить их нет никакой возможности! Телегу перевернули, себе ноги переломали, хозяина почти до смерти ушибли. Лучше бы до смерти, потому что погиб результат годового труда и начинать не с чего. Так что же гуманней? А губы заживут как на собаке. Вернее, как на лошади. Опять же в бою. Казаку, допустим, нужно на всем скаку остановить лошадь. Или повернуть резко. Или уложить её на землю в качестве живого бруствера, чтобы из-за конского тела, вести огонь по противнику. Всего и не предусмотришь. А казак, вместо того чтобы просто натянуть повод в нужную сторону, начинает "уговаривать" коня выполнить нужное действие. Вряд ли он долго проживёт. Да и конь его - тоже. Почти половину тетради исписал хозяин. Уже и конверт приготовил. Потом перечитал ещё раз послание и задумался. Вряд ли человек, серьёзно интересующийся взаимоотношениями лошади и человека, не знает историю приручения коня, методов обучения и дрессировки лошади. Всё он знает, и всё понимает. Эта телепередача - просто очередной пиар-ход журналиста, о котором стали подзабывать. И основное занятие журналиста, не лошадей обучать, а телепередачи, за душу хватающие, за живое задевающие делать. Получилось, задел. Очень задел! Хозяин открыл чугунную дверку печки, бросил своё писание в жаркое пламя и успокоился. Он подумал, что хорошо, что на свете есть миллионеры, способные создать лошадям райскую жизнь. Люська ничего такого не думала. После нежданной прогулки, она с аппетитом похрумкала вкусным люцерновым сеном, выпила целое ведро свежей воды, вынесенной через время конюхом Андрюхой. Прошлась по леваде, высоко поднимая ноги и мотая головой, куснула серую в яблоках кобылу, не успевшую убраться с дороги, улеглась отдыхать на соломенную подстилку, стараясь держаться подальше от Девочки. Она не смотрела телевизор.
Владимир Воронин 13
 
Сообщения: 100
Зарегистрирован: Май 28th, 2015, 12:09 am
Anti-spam: Нет
Введите среднее число (тринадцать): 13

Вернуться в Проба Пера

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 8