"На нашей улице в три дома"

[Татьяна Ка.]

У нас возле приемки бутылок всегда кто-нибудь тусовался. А еще там валялось много-много разноцветной фольги, которой раньше запечатывали бутылки сверху. У меня была целая сумка такой красоты! Я любила разглаживать ее ногтем. Очень расстраивалась, если попадались рваные кусочки. А еще она как-то странно пахла. До сих пор запах помню.

[Oleg]

Половинка новой главы.

Глава 14. « И где она, эта «истина?»
Затем, разгорячённые, потные и уставшие, мы принимали за палаткой «душ». Достав из кустов обычную садовую лейку, Гиви сказал мне:
- Вставай дорогой, я полью, потом ты мне.
Приняв стойку на травяной площадке, опираясь на одну руку, блаженно охая под холодными струями, льющимися на спину, другой рукой я обмывал грудь. Потом вытирался большим махровым полотенцем, которое тоже нашлось в хозяйстве грузина.
Настал его черёд. Я лил воду на его широкую, густо заросшую кучерявыми и седыми волосами спину. Он, как мерин, отфыркивался от струй воды, затекавших на лицо, вскрикивал от удовольствия, обмывая грудь и внушительный живот, свисавший почти до травы.
- Хорошо! – Вах, как хорошо! – Лей ещё, на шею лей!
Две женщины с хозяйственными сумками в руках, завидев эти водные процедуры, остановились на асфальтированной тропинке, что вела от магазина к жилым домам. Перебросившись парой фраз, одна громко крикнула в нашу сторону:
- Гиви, дорогой, смотри, живот-то перевесит. - Чего доброго упадёшь в грязь. - Встанешь ли?!
А он им в ответ, уже обтирая полотенцем волосатую грудь:
- Девочки, не волнуйтесь, Гиви ещё ого-го! – Весь, до сих пор, в вашем распоряжении, мои красавицы!
Переглянувшись, они прыснули смешком и, помахав грузину свободной рукой, продолжили путь к домам.
- Ну вот, теперь можно жить дальше, - блаженно похлопывая себя по груди, сказал Гиви, и мы вернулись к столу.

- Так вот, про жернова, в которые попала Света, - разливая вино по стаканам, продолжил он разговор. – Опять-таки надо начинать издалека, чтобы всё понятно было. – Время-то у нас есть? – спросил, щуря глаз на меня.
Улыбнувшись, я утвердительно кивнул и он продолжил.
- Пашу я знал с тридцатых годов. – Годы тогда были страшные и голодные, а мне, тогда молодому парню, вдруг крупно повезло, как мне тогда показалось – взяли на работу кладовщиком на продовольственный склад. – Но недолго я «гоголем» проходил. – Первая же проверка, месяца через три, выявила на складе большую недостачу. – Короче, волчары торгашеские, всё повесили на меня – ничего ещё не соображавшего в этом деле парня, а сами оказались, как бы ни при делах. – Вот и впаяли мне тогда семь лет.
Гиви потянулся за стаканом, мы чокнулись, пригубили и он продолжил.
- Так это ещё по-божески для тех лет, могли и к стенке поставить. – Тогда это было запросто – как чихнуть.
– И отправился я в вологодскую губернию – сосну валить, да лесную мошку кормить своей кровушкой. – Вот там я и познакомился с Пашей, который к тому времени мотал уже третий срок, хотя и был старше меня всего на шесть лет. – Как говорится, с младых ногтей шёл по тюрьмам и лагерям. - Уже тогда он пользовался определённым авторитетом у зеков, нажил себе болячку и, временами харкал кровью. – В силу всего этого, в лесу он уже не работал, а обретался в лагерной кочегарке. – Узнав, что мы земляки с ним, он долго приглядывался ко мне, устраивал всякие проверочки – «на вшивость». – И, только после этого, как бы начал опекать меня, как земляка. – Так прошли три года моих лагерей. - А потом началась война с немцем.
- Прошло какое-то время и зеков начали брать на фронт – в штрафники. – Сидел я в тот вечер перед отбоем у Паши в кочегарке, трепались о чём-то, он мне и говорит: « Иди-ка ты к «хозяину», просись на фронт. Повезёт – жив, останешься. Всё спишут тебе, и чистым на гражданку вернёшься, а останешься здесь, всяко может быть. Похоже, меня будут переводить в другой лагерь, а тут у меня всякие «дружбаны» есть, не всем я по-нутру пришёлся. Меня не будет, могут на тебе отыграться. Я вор, а ты нет, и никогда им не будешь, так за что тебе пропадать-то? А на фронте хоть и малый шанс у тебя, но будет».
- Я его тогда спросил:
- А почему ты не просишься на фронт, ведь тебе ещё чёрте, сколько сидеть осталось. – Выйдешь ли?
«Ты так и не понял – я вор и им останусь, не могу я быть «ссученным», - ответил он мне.
- Не мог мне тогда Паша сказать, что его готовят к воровской коронации, а потому, лагерное начальство и решило перевести его в другой, более строгий лагерь, как говорится – от греха подальше.
Гиви опять приложился к стакану с вином. Медленно, с задумчивым выражением на лице и отстранённым взглядом, устремлённым мимо меня, скорее всего, в своё далёкое прошлое, промокнул полные губы тыльной стороной кисти, и продолжил.
- Так всё и получилось. – Я ушёл на фронт в штрафники. – Воевал, после каждого боя сотнями хоронил таких же, как и я бывших зеков. – Своё железо «поймал» уже в Польше.
Он задрал майку, и показал внушительный, зигзагообразный шрам, терявшийся в складках кожи на животе и, добавил:
- Это ерунда, главный «подарочек судьбы» сидит здесь, - он оттянул ткань майки на груди слева.
Маленький, почти незаметный в зарослях седых волос, шрам располагался чуть ниже соска.
- Ни тогда в госпитале, ни потом, уже в мирное время, врачи так и не решились делать операцию, говорят, опасно очень. - Так и сидит он сволочь во мне, сроднился я уже с ним. - Вот только, когда психовать начинаю, а как без этого на моей-то работе, он о себе напоминает – колется гад. – Прав оказался Паша тогда в лагере, выжил я и до сих пор живу, а вот его, уже нет. – Давай, молча и за него.
Мы допили всё, что оставалось в стаканах.
Гиви встряхнул кувшин, ухмыльнулся.
- Что-то ещё осталось, это нам напоследок, на посошок, как говорят.
И, продолжил рассказывать.
- Провалялся я в госпиталях долго, вернулся домой в конце сорок пятого. – Родители меня обженили быстренько, боялись, что помру и оставлю их без наследников. – Нет, что ты, всё хорошо, живём мы с женой до сих пор душа в душу, детей нарожали, вырастили, выучили, - как бы отметая всякие сомнения, какие могли возникнуть у меня, уточнил пожилой грузин.
- Жили у моих стариков, в тесноте. - Бедно жили, зачастую, на столе была всё та же мамалыга. – Да и кто в те послевоенные годы жировал?! – Всем тяжко было. – А в пятьдесят втором в городе появился Паша – сполна оттрубивший свой срок.
- Нашёл он меня, встретились, хорошо посидели, поговорили, вспомнили всё. – Ни тогда, ни потом, я никогда не спрашивал его, как ему удалось вернуться в Сочи, прописаться и обосноваться в этом домике, недалеко от Светкиной матери. – Ты пойми, воровское сообщество, это, как государство в государстве. – Есть свои законы, правила, и масса возможностей, рычагов давления на - власть предержащих. – Человек грешен, а безгрешные, давно уже вознеслись, - и Гиви вновь поднял палец вверх. – В такой ситуации, многое возможно, если подойти к этому с умом. – А Паша был умён – этого у него не отнять.
Гиви задумался, запустил ладонь под майку, стал медленно поглаживать грудь, под левым соском. Потом, как бы вернувшись из прошлого, встрепенулся и, улыбнувшись, с нескрываемой грустью в голосе продолжил:
- Вот так в городе появился новый «смотрящий», из своих – местный, и мой давний приятель. – Да, не друг, а именно, хороший приятель. – Он меня своими делами не пачкал, но, что мне можно было знать, я знал. – Так же, как и он, знал от меня кое-что. – Тут «дурочку включать» нечего - помогал он мне во многом и последним хлебным местом в «Макасе», я тоже обязан ему.
- Вот парень, вкратце так. - Обрисовал я тебе один «жернов». – Теперь надо рассказать о втором, и о том, как и почему они вдруг завращались после стольких лет тишины благостной в городе нашем, сметая и круша всё вокруг, в том числе и себя. – Многое в жизни зависит от случайностей, вот легла карта не так - и понеслось всё в разнос.

[Воробей]

Прежде всего - спасибо. Удивительно это - вот так погружаться в чужую жизнь. Картинка получилась - однозначно. Яркая, говорящая.

Не буду о знаках препинания - сама этим иногда грешу.

Есть описки типа: "Брат, уже умывшись, вытирал лица, а" ) Кому он вытирал лица? На самом деле, понятно - описка. Но это не единичный случай.

Я бы сказала - Вы транжирите слова. Иногда они кажутся лишними и хочется зачеркнуть несколько слов в одном предложении или даже целые фрагменты текста. НО! Это мне так хочется. Я - жадина. Обычно я обдираю свой текст как липку. Лишнее слово мне жмёт. Но это не значит, что я права. Возможно, из-за этой "жадности" мне не даются описания. Так что я просто делюсь своими впечатлениями от текста.

[Oleg]

Искоренить опечатки очень сложно, они были есть и будут у всех. Моя "любовь" к пунктуации здесь хорошо известна.
Когда стучу по клавишам, почти не задумываюсь о построении предложений, как думаю, так и пишу. Выкладываю здесь. И только потом, вновь читая (как бы текст постороннего), начинаю править. Вот тогда и отсеиваю многое.

я просто делюсь своими впечатлениями от текста.

Спасибо.

[Воробей]

Олег, не слушайте меня. Если кое-что повычёркивать, останется сильный текст. Текст, до которого мне расти и расти. критиковать легче, чем писать.

[Oleg]

За те пять-шесть лет, как я начал писать, мне, похоже, удалось обзавестись толстой кожей. Я, в основном, спокойно реагирую на критику(если только человек не напрашивается на грубость). Взял за правило, делить критику по шкале от двух до пяти и не бросаюсь править текст в угоду каждому, что-то сказавшему. Их может быть много, а я один, и текст мой. Мне и решать, что с ним делать.
Свои огрехи в этом деле я тоже хорошо знаю(исправлять их уже поздно). Нельзя же корректоров оставлять без работы? Их - бедолаг, уже можно по пальцам перечесть сегодня. А издательство сократившее корректора - это не издательство, а фуфло.
Читайте, пишите, спрашивайте.
Успехов.

[Oleg]

Похоже, что глава получится большой, а дробить не вижу смысла. Буду выкладывать кусками.

- Почти все в городе звали его - сапогом – Пашины ребята и того хлеще – кирзой. – Сапоги-то разной выделки бывают: есть хромовые, яловые, а есть и самые низкосортные – кирзовые. - Понимаешь, о ком я говорю, - спросил Гиви.
- Конечно, о начальнике райотдела милиции Сапогове.
- Знал его?
- Да нет, просто видели с мальчишками несколько раз в порту.
- Фарцевали?
- Было дело, но только потихоньку, мелочёвка одна.
- Ясно, мой младший, твоего возраста будет, тоже этим промышлял, пока я ему по ушам не надавал.
- Да, вот об этом легавом я и хочу рассказать, он и есть второй «жернов». – С него всё и началось, завертелось и, как божий день ясно всем, что к Светкиной истории, он руку приложил.
- Молоденьким лейтенантом в мешковатой, не подогнанной форме, он появился у нас где-то в середине пятидесятых. – Щуплый, неказистый парень с оттопыренными ушами, но с дипломом юридического института в кармане. – В те годы, милиционер с высшим образованием, редкостью был. – Всё больше, офицеры с довоенным и военным стажем, но без корочек.
- Года полтора-два прожил он в милицейском общежитии, потом женился на местной девушке и перебрался в дом к её родителям. – И так у него всё спакойненько и шустренько пошло по службе. - Что не четыре года, то звёздочка очередная на погон, а за ней - должность новая. – Народ-то и оглянуться не успел, а он уже майор и начальник Центрального райотдела милиции. – Квартиру получил хорошую в центре города, пересел со служебного «козлика» на новую серую «Волгу».
- А почему на серую, а не на чёрную, как у всех шишек, - встрял я в рассказ.
- Рылом не вышел, - ответил, как отбрил, Гиви.
- В городе четыре района, все остальные начальники отделов «Москвичами» ещё перебивались и только ему дали «Волгу». – У нашей шатии-братии, всё чётко расписано, кому какой ломоть в этой жизни полагается, и какой цвет машин должен быть. – Горком, райком и КГБешники – эти на чёрных разъезжают, а всем остальным, он не положен по рангу.
- С погонами и должностями всё тоже было понятно. – Город-то под особым контролем в министерстве и у тех, кто выше сидит. – Кого не возьми – все люди-человеки. – Все хотят летом отдохнуть спокойно в тишине и с комфортом, чтобы не слышать ночью воплей «помогите», «караул», и прочих. – Что московские чинуши, которых тут летом пруд пруди, что воровские паханы. - Вот и поддерживали это благолепие с одной стороны Сапогов с милицией, а с другой Паша, за что и отвечал перед своими. - Всем эти игры в «поддавки» были выгодны, и в первую очередь - сочинцам.
Гиви заметил, что я начал ёрзать в своём креслице. Нетерпелось мне, хотелось, чтобы грузин быстрее переходил к той теме, которая больше всего интересовала меня в тот момент. Он заметил.
- Потерпи парень, слушай и мотай на ус. – У тебя вся жизнь впереди, может и пригодится. – Это у меня всё в прошлом, а с кем мне поговорить о нём? – Вот тебе оно надо, интересно, тебе и расскажу. - Совпали наши интересы. – Ты хочешь узнать что-то о Светке, а я хочу хоть перед кем-то выговориться. – Скучно мне здесь, неинтересно жить стало.
- Да я ничего, я слушаю, - пробормотал, улыбнувшись старику, и он продолжил.
- Годами всё так продолжалось, да что там годами, почти двадцать лет, а потом, из-за одной фразы идиота исполкомовского, всё пошло прахом. – Вольно или невольно, но столкнул он лбами Пашу и Сапогова.
- Слушай, дядя Гиви, ты об этом так говоришь, будто сам при этом присутствовал, да и не верится, чтобы милицейский начальник и Паша так мирно сосуществовали в одном городе столько лет, - засомневался я.
- А чего ты удивляешься? - Так оно и было. – Всем выгодно, начиная с Москвы и заканчивая местным начальством. – Так, иногда, вставляли «шпильки» в бок друг другу, но не более того. – Нет, сам я при том разговоре не присутствовал, это мне заместитель Сапога рассказал. – Он любил ко мне в «Макас» заглядывать. - Рюмочку пропустить, кофейком побаловаться, потрепаться за жизнь. – Вот и рассказал, как бы мимоходом, понимая, что я всё Паше передам. – Ясное дело, хотел через меня предупредить его.
Гиви откинулся на спинку шезлонга, закинул руки за голову, повёл плечами, как бы расправляя их. Пляжная мебель под ним угрожающе заскрипела. Улыбнувшись своим воспоминаниям, продолжил, делая зигзаг в рассказе.
- Сапог-то, любитель был до женского пола, но это ж не грех. – Тем более у нас, да в летнее время. – Раздолье! – Только не ленись, выбирай. – Вот он и выбирал аккуратненько, и осторожно. - А когда сел в кресло начальника райотдела, осмотрелся, притёрся с начальством городским, наглеть начал. – И, вот как-то раз вечерком, сидел у меня капитан - его зам по-уголовке. – Рюмочку дежурную уже заглотил, бутербродик сжевал, и кофейком всё запивал. – Смотрю, Паша идёт к нам. - Вечером такое редко бывало - его время утреннее. – Поздоровался со мной, попросил кофе сварить и присел за столик напротив капитана. – Всё происходило рядом со стойкой, мне хорошо было слышно. – Паша поздоровкался с капитаном, и спрашивает:
- Слушай, я что-то запамятовал, твоего начальника, случайно не Лаврентием зовут?
- Капитан хмыкнул, ухмыльнулся, отложил сигарету. - Молчал, держал паузу, аккуратной струйкой пуская дым в сторону от Паши, - продолжил рассказывать Гиви.
- Ты в те годы уже служил в милиции, должен помнить своего шефа и выкрутасы его в городе, - спросил Паша милиционера.
Офицер молча кивнул.
- Скольких девок Лаврентий тут перепортил, конечно, ты сосчитать не мог, да и кто позволил бы тебе?
- Помню такого, даже довелось видеть пару раз Лаврентия, - потянувшись к пепельнице за сигаретой, ответил капитан.
- Вот видишь, они же совсем не похожи с Сапогом, да и погоны на плечах не те, а замашки ваш решил перенять. – Ему что, приезжих мало?! – Начал уже местным юбки задирать. – Смотри, у нас народ в городе законопослушный, но горячий, ты это знаешь. - Чего доброго, могут его «милицейское достоинство» на пятаки порубить. - Доиграется.
- А чего ты мне выговариваешь, ему бы и сказал, - ощетинился милиционер.
- Ты местный, правильный, вот тебе и говорю, а ему … западло, чести много будет, - ответил Паша, поднимаясь из-за стола.
- И такое было, - улыбнулся своим воспоминаниям Гиви.
- Вот тебе и ещё одна причина злость затаить, окрыситься на Пашу, но говорят, после этого разговора, затих сапог на какое-то время. – К местным девчонкам не цеплялся больше - побаивался.
Понимая, что с отступлениями от основной темы, могу просидеть у палатки до ночи, я начал подталкивать грузина на проторённую дорожку рассказа.
- Гиви, а что в исполкоме сказали Сапогову такого, что он закусил удила и всё пошло наперекосяк?
Старик бросил на меня совершенно отстранённый взгляд, будто, только сейчас увидел впервые. Через секунду он вернулся из воспоминаний прошлого в реальность. Еле слышно прошептал, не стараясь скрыть досаду в голосе:
- И куда вы все так спешите? – Спешите, а потом, один чёрт - опаздываете.
Я промолчал, просто улыбнулся в ответ на тихую реплику пожилого человека, невольно вспомнив фразу, слышанную неоднократно: «Все такими будете».

[Oleg]

Крутил, вертел, и всё же решил разбить главу.

- После очередного совещания в горкоме партии, кто-то из исполкомовских, намекнул Сапогову, чтобы он не очень-то распинался о своих заслугах. «В твоих, мол, успехах и Пашина доля есть. – Существует такое мнение у городских властей», - продолжил рассказ старик.
- Сапог, говорят, проглотил эту «пилюлю» молча, но после этого начал «рыть землю». - Пытался любыми способами прихватить на чём-то Пашу и его ребят. – Мне говорили, что в то время, документы на представление Сапогова к очередному званию уже ушли наверх.
Гиви откинулся в шезлонге и после небольшой паузы продолжил.
- Звание подполковника, оно ведь, как бы пограничное. – Многие в армии и в милиции, полковниками уходят только на пенсию. – И то не всегда, а он молод был, и служить ему ещё, как медному котелку. – Гонора и амбиций – не занимать. - Думаю, во сне, он не раз видел себя не только в полковничьей папахе, но и генеральские лампасы, иной раз, мерещились. – И, эти сны, вполне могли стать реальностью. – Весь расклад был в его пользу: образование высшее есть, очередное звание на подходе, в Управе освобождалось кресло одного из заместителей местного генерала. - В управлении можно было по министерской разнарядке, получить направление на высшие офицерские курсы МВД. – Затем, ещё лет шесть-семь службы без приключений, и запросто, можно получить штаны с лампасами. – Только, во всём этом, была всегда одна закавыка …
Гиви ухмыльнулся и, продолжая рассказ, даже подмигнул мне.
- Наше-то высшее офицерьё, не рвалось на эти курсы. - Предпочитали уйти на пенсию полковниками - но из Сочи, а не генералами, где-нибудь за Уралом. – Получить место в столице, шансов мало, там и своих блатных полно, а все сочинские комиссары в Управление, приходили только из Москвы. – Нашего же «орла» это не смущало, верил в свою хватку, да и связями нужными уже к тому времени оброс. – А тут – на тебе! – Такую «пилюлю» ему преподнесли: «Есть мнение!» - Вот и взвился он, засуетился, - подвёл черту под этой частью рассказа Гиви.
К палатке подошли ещё две женщины с бутылками. Приняв стеклотару и перебросившись с ними парой шутливых фраз, грузин вернулся на своё место и продолжил рассказывать.
- Жизнь, она штука сложная с выкрутасами, такие коленца порой выкидывает, что мама не горюй. - Вот и в этом случае. – Ведь никто не знал до самого последнего момента, что в краевом Обкоме у одного из чинуш, есть зятёк подполковник милиции в крупном, портовом и промышленном городе на берегу нашего моря. – А дочка, плешь уже проела папашке-обкомовцу, прося и требуя, устроить перевод мужа из большого, но временами очень пыльного города во Всесоюзную Черноморскую здравницу. – Узнал бы об этом Сапог чуть раньше, глядишь, и не случилось того, что случилось. – Абы, да кабы, я ж и говорю тебе - расклад карты был не тот. – Без козырей для всех.
Гиви запустил ладонь под майку и, покряхтывая, несколько мгновений массажировал грудь слева. Поёрзав в шезлонге, продолжил, слегка изменив направление рассказа, спросил:
- Светка писала тебе про зимнее происшествие в баре на набережной?
По удивлённому выражению на моём лице, понял, что я ничего не знаю и удовлетворённо кхекнув, утвердительно изрёк:
- Я ж и говорю – умная девочка! – Всё правильно, оно тебе надо?
- Ничего себе, умница?! – попытался возмутиться я. – Почему я не должен был этого знать?
- Да потому, что толку от твоего знания – пшик. - Одна нервотрёпка, вот вернётся, захочет, сама и расскажет.
- Ну, если уж начали говорить, так и расскажите, что знаете, - подтолкнул я к рассказу бывшего бармена.
- Да ничего толком я и не знаю, так, одни только предположения сложившиеся из обрывков чужих рассказов. – Попробовал как-то спросить об этом Пашу. – Он так глянул на меня, что всякая охота расспрашивать отпала. – И, только когда уходил из кафе, сказал мне:
- Забудь, всё улеглось.
- Но так сказал, что было ясно – у него ничего не забылось и «пакт о ненападении» между ним и Сапогом нарушен. – С того случая всё только начиналось.

[Oleg]

Начало новой главы.

Глава 15 «Два барана поутру
Повстречались на мосту!» (Терентьева Ольга)

Перегнувшись, Гиви достал из-за ящиков кувшинчик и, перепроверив его содержимое, со вздохом вернул на место.
- Только на посошок осталось, - сказал с сожалением и продолжил.
- Паша мне как-то рассказывал. – В то лето, когда тебя забрали в армию, Светка всего пару раз ходила на море, а потом загорала на одеяле во дворе дома. – А жара стояла страшная, листья на деревьях в трубочку скручивались. – Паша увидел это и всё понял. – Девчонка она интересная, видная и одна на пляже. - А кругом понаехавших «озабоченных» мужиков полно, в воде от них покоя нет, и на пляже липнут. - Вот она и плюнула на купание.
– Артура помнишь? – Он вроде, как за адъютанта при Паше был, - спросил Гиви.
Да, этого я помнил. Один раз, увидев такого, долго не забудешь. Огромный армянин чем-то смахивающий на гориллу. Гора мускулов, густо заросшая чёрными, кучерявыми волосами. Грудь, спина, плечи, всё ими покрыто.
- Помню, конечно.
- Вот его Паша и приставил к Светке. - Несколько раз они вместе ходили на море. – Можешь представить себе такую картинку? – спросил, расплываясь в улыбке старик.
- Нет, не могу, - честно признался я.
- Вот и Светка не смогла, несколько раз сходила с ним и всё. – Так и сказала Паше: «Не могу, все пялятся на нас, как на зверей в зоопарке». - И так, считай два лета, она на пляже и не появлялась. - Подружек-то среди девчонок у неё никогда и не было, это ты лучше меня знаешь. – С самого детства в вашей компании была - среди мальчишек. – Ну, а потом осенью случилась эта история в баре на набережной.
- В «Чёрном дрозде», что ли? - уточнил я у рассказчика.
- В нём самом.
- Ты мелкого фарцовщика Зайцева знал? – Кликуха ещё у него среди ваших, ребят была - Косой? – спросил Гиви.
Напрягая память, я постарался припомнить, но всё без толку.
- Да и ладно, он мелочь никчемная. - На побегушках был - презрительно скривив губы, подвёл черту под характеристикой фарцовщика, и продолжил рассказывать.
- Так вот, осенью в баре на набережной, эта мразь мелкая, начал рассказывать про Светку грязные сказки. – Ему никто не поверил, высмеяли его, поиздевались, но, как говорится – круги по воде пошли. – Сплетня эта до ушей Артура дошла, да видно, он не захотел её Паше пересказывать. - Может быть, сам хотел разобраться с мерзавцем, да опоздал, за что и поплатился. – Долго он потом ходил с фингалом под глазом, полученным от Паши.
– Доползла эта грязь и до Светки, натура-то человеческая неисправима, мало ли есть желающих «услужить» в таких случаях?! – А она, ну, ты её знаешь. – Реакция была предсказуема.
- Не помню уже сейчас, кто мне из ребят рассказывал всё, но точно, кто-то из Пашиных, присутствовавших при всём.
- Сидели они вечером, как обычно, во дворе под своим фонарём и в картишки перекидывались. – Видят, Светка домой возвращается с занятий, да только слишком рано что-то в тот день. – Паша окликнул её, она даже голову не повернула в их сторону. – Сумку через калитку забросила поближе к крыльцу дома, развернулась, и побежала в обратную сторону. – Вот тут до Артура и дошло, с чем это может быть связано. – Попытался Паше всё рассказать, а тот, даже до конца не дослушал, засветил Артуру под глаз, да как заорёт на всех:
- Что сидите, мать вашу?! – Догоните её, остановите, она сейчас таких дел натворит!
- Бросил на стол ключи от своей старенькой лайбы. – Они схватили их и к машине, а она, сволочь, не заводится. – Перед этим, несколько дней дожди лили, видно, контакты и отсырели. – Короче, только время потеряли. – Бросились бегом, подгоняемые Пашиным страшным матом. – Такого, они ещё отродясь не слыхивали - отборный, что накопился за все годы его отсидок по лагерям. – Да куда там! – Разве её догонишь, она через кусты и по тропкам, знакомым с раннего детства, сбежала с горки к набережной за считанные минутки. – Опоздали они.
- Как рассказывал потом Артур: «Подбегаем к бару, а Светка уже выходит из дверей. Глаза шальные, а в руке «розочка» от разбитой бутылки и зубец один в крови. Мы так и замерли, ну всё, думаю - порешила Светка падлу!»
Тихонечко так, забрали у неё из руки стекляшку и забросили в море, как можно дальше от берега.
- Ловите тачку и везите её, только не домой, а прямо к Паше, - крикнул уже в спины быстро удаляющимся ребятам и Светке. – А я, тут осмотрюсь, что к чему?
- Только шагнул на крыльцо бара, как двери распахнулись и посетители, как испуганные воробьи, шмыг, шмыг в разные стороны. – Ясное дело, кому ж хочется с милицией связываться?! – Когда вошёл, жена бармена уже названивала в скорую. – Когда опустила трубку на рычаги, спросил её:
- В милицию звонила?
- Нет ещё, - ответила испуганно.
- Вот и хорошо, и не звони сейчас, пусть врачи из больнички звонят, если им надо. – Выдерни шнур, убери аппарат с глаз долой. - Нет у вас телефона!
Девушка, согласно кивая, как китайский болванчик, быстро сделала всё, о чём просил Артур. И только после этого, он повернулся в сторону дивана, на который привалился Косой. – Бармен, присев на корточки, держал его запястье, прощупывая пульс. - Картина была живописной: волосы на голове слиплись от крови, кровь на лбу и лице, она же на шее. Когда Артур подошёл ближе бармен повернулся к нему.
- Что, готов дятел … или?
- Да с чего бы вдруг, - улыбаясь, возразил бармен и добавил.
- Ерунда, бутылкой по голове получил, от этого не умирают, вот если бы она с соседнего столика прихватила, где мужики свих дам шампанским поили, вот тогда да, мог бы и коньки отбросить. – А так, мелочи, сейчас в отключке, скорей с перепугу, ещё пару минут побалдеет и очухается.
- А на глотке у него что? – спросил Артур, указывая пальцем.
- Так это она ему «розочку» дала понюхать, а он и порезался. – Подумаешь, шкурку слегка попортила, так, заслужил наверно?
- Это точно, - подтвердил Артур. – Расскажи, как дело-то было?
- А чего рассказывать, всё очень быстро произошло и закончилось быстро. – Влетела Светка в бар, этот хмырь спиной к ней сидел за столиком с дружками. – Промчалась по проходу, схватила с соседнего стола бутылку пивную и остановилась перед этим, - бармен кивнул в сторону дивана. – А когда он поднял на неё глаза, она и шарахнула его по башке. – Он и поплыл, начал заваливаться, а она ухватила его за ворот рубашки, сунула «розочку» под нос и прошипела так смачно:
- Ещё раз пасть откроешь, я тебя точно спать уложу …навечно!».
- Отпустила его, он и прилёг на диванчик, а сама к выходу пошла. – Вот так всё и было. - А этот хмырь, так он ещё молодой, живее всех живых будет, глядишь, и нас с тобой переживёт.
- Это, как посмотреть, - с сомнением в голосе, возразил Артур
– Вот и все дела, - закончил рассказ бармен.
- Ну, ты это, особенно-то врачу скорой не распинайся, не их это дело, как и кто его приголубил? – Другое дело милиции, если заинтересуются, тут тебе не открутится, что ничего не видел и никого не знаешь. – Расскажешь, всё, как было, остальное - это наши заботы.
- Ясное дело Артур, а врачу … оно мне, да им тоже, это надо? – ухмыляясь, ответил бармен, и подмигнул.
От Морского порта, в конце набережной, послышалось завывание сирены.
- Едут, ладно, принимай гостей, а я линяю отсюда, не хочу отсвечивать, - и дружески хлопнув бармена по плечу, армянин неспешно направился к выходу.
- Да, будь здоров Артур, заходите к нам.
- Пока не жалуюсь! - А куда ж мы денемся?! – Обязательно зайдём.
И дверь за ним захлопнулась.
Теперь, всё решало время. Кто быстрей?!

[Oleg]

И ещё кусок главы. Похоже напортачил в этой главе с оформлением и прочей пунктуацией. Жара у нас спала, вроде бы пишется, вот и молочу, особенно не заморачиваясь. Если у кого-либо появится желание поправить, подсказать(так ли оформлено).
Скажу - Спасибо!

Шагая через ступеньку, Артур быстро поднялся по лестнице, что вела от набережной к гостинице. В любое время дня и ночи, возле «Приморской» можно было найти такси. Ещё десяток минут, и он был у дома Паши.
Хозяин дома, встретил его в зале, но через приоткрытую дверь в дальнюю маленькую комнату Артур успел увидеть Светку. Свернувшись калачиком, она забилась в угол большого старого дивана с овальными валиками по краям. Плечи её вздрагивали.
Нервно дёрнув щекой, Паша плотно прикрыл дверь.
- Пусть поплачет, сейчас ей это полезно.
И глянув на физиономию армянина, под глазом у которого, расцветал фингал, сказал:
- Пошли на кухню, есть там у меня кое-что, смажешь, припудришь свою красоту. – Ты уж извини, но не сдержался я.
- Проехали, без претензий, что заслужил, то и получил. – Сам хотел разобраться с этой мелочёвкой, да не успел, а оно, вон как обернулось, - ответил Артур, шагнув через порог кухни.
- Рассказывай, как там всё было, а то я из неё так толком ничего и не вытянул, ревела взахлёб, - и Паша кивнул в сторону комнатки.
Рассказ занял немного времени. Выслушав, Паша молча прошёлся по кухне, посмотрел на часы и присев напротив Артура, начал инструктировать.
Закончив, достал из кармана деньги, протянул их Артуру и повторил наставление.
- Через часок, возьми пару ребят, и вначале мотнитесь на вокзал, бери на самый первый, утренний, есть там проходящий, и только потом в больничку. – К этому времени, там все улягутся. – И главное, тихо чтобы всё было, вежливо и аккуратно. – Этого хмыря не вздумай запугивать. - Так, для порядка, слегка припугни и всё, а то, чего доброго, соскочит на полпути. – Всё понял?
- В третьем часу ночи, старенькая легковушка остановилась в переулке возле ограды больницы. - Не хлопая дверцами, из неё вышли три парня, огляделись по сторонам, подошли к ограде и через несколько мгновений их фигуры растворились в кромешной темноте заднего двора больничного корпуса. – Дверь запасного пожарного выхода поддалась легко. – Свет в коридоре травматологического отделения был выключен и только на посту дежурной медсестры, тускло светила настольная лампа. – Положив голову на руки, девушка спала. - Уголки губ слегка подёргивались, как бы в улыбке, видно, хороший сон снился. – Тишина кругом и только из-за двери ординаторской доносился богатырский храп.
- Артур обернулся к парням и, улыбаясь, приложил палец к губам. – Парни понимающе заулыбались. – Он осторожно погладил девушку по плечу. – Она встрепенулась, подняла голову, глаза округлились и, в тот же миг огромная ладонь легла ей на лицо, закрывая его почти полностью, оставляя на свободе только испуганные глаза. – Послышалось тихое:
- Тихо, тихо сестричка, не пугайся. – Ничего мы тебе не сделаем, не бойся. – Только спросим кой о чём, ты ответишь правильно, и мы уйдём. – Поняла?
- Девушка кивну раз, другой и в подтверждение, даже захлопала подкрашенными ресницами. - Наблюдая за этой сценкой, кто-то из ребят, за спиной Артура прыснул смешком. – Свободная пятерня предводителя группы, моментально сжалась во внушительный кулак и замаячила в опасной близости от носа смешливого.
- Я сейчас уберу руку, а ты не будешь пищать и кричать. – Договорились?
Опять девичьи реснички хлопнули дублируя кивок, означавший согласие.
- Вот и ладушки, - армянин убрал ладонь от лица девушки.
Откидываясь на спинку стула, она выдохнула, как вынырнула из глубины.
- Тут у вас на отделении должен быть наш приятель, ему вечером в кабаке, кто-то по голове настучал, вот я и хочу его проведать. – В какой он палате у вас? – задал первый вопрос Артур.
- В третьей, - шёпотом ответила дежурная.
- И сколько их там болезных лежит?
- Кого сколько, - удивлённо переспросила медсестра.
- Я спрашиваю, сколько человек в палате?
- Так один он. – Да и рана у него ерундовая, подумаешь, выстригли волосы на темечке, кожу зашили, наложили повязку. – Сотрясение у него незначительное, врач сказал, что утром после обхода и выпишет его, мы даже одежду ему оставили, - доложила Артуру, слегка оправившаяся от испуга и осмелевшая сестричка.
- А за какие такие заслуги, ему честь оказана – один в палате лежит? – удивившись, поинтересовался ночной посетитель.
- А куда его? – Он один мужчина, остальные женщины, не к ним же его?
- Точно, к ним его не надо, толку с него, мало будет, - подтвердил, расплываясь в добродушной улыбке Артур.
Повернулся к своим, и как бы восхищаясь, прокомментировал.
- Вот житуха пошла, вот город у нас, не город, а рай для мужиков! – Никто им морды не бьёт, рук, ног, и рёбер ни ломает! - Одним женщинам непруха. – Чудеса!
И повернувшись к девушке, сказал:
- Я сейчас пойду, проведаю его, а мои ребята посидят тут с тобой, они массу анекдотов знают, тебе скучно не будет, - и, погрозив парням кулаком, предупредил.
- Тихо мне тут, больница всё же, не мешайте людям спать.
- В палате на четыре койки, действительно, занята была только одна. - Повернувшись лицом к стене, Косой спал, тихо посапывая. - На голове чепчик из бинтов, концы которого, завязаны под подбородком кокетливым бантиком.
- Нависая над лежавшим парнем, и совершенно не церемонясь, Артур дёрнул его за плечо, разворачивая, заставляя лечь на спину.
- А … что …кто? – заполошно затараторил Косой, но ладонь посетителя тут же запечатала ему рот.
- Тихо, тихо сучёнок, не доводи до греха, - прошипел над ним Артур.
- В ужасе тараща глаза, ещё затуманенные пеленой недавнего сна, вцепившись в руку Артура, Косой молотил пятками по матрасу, отталкиваясь ими, пытался выкрутиться, уползти от хватки. - Да куда там!
- Пелена с глаз наконец-то спала, он узнал, понял, кто рядом и, обмяк обречённо.
- Вот так-то лучше, лежи тихо и слушай, что я тебе скажу.
- Косой замычал, попытался даже кивнуть соглашаясь. - Артур убрал руку. - Дав парню слегка отдышаться, спросил утвердительно:
- Говорят, ты из Ростова на Дону, и родни там полно у тебя?
- Одеревеневшие от страха губы ещё не отошли и, промычав что-то, Косой усердно закивал.
- Дон-река, это конечно не Чёрное море, да и климат иной, но самый подходящий сейчас для тебя. – А тут у нас зима скоро, море штормит … дурное море зимой. – Понимаешь, о чём я? – спросил Артур, не отводя глаз от переносицы лежавшего.
- Да, понимаю, - враз осипшим голосом подтвердил Косой.
- Сядь!
Парень засуетился, сел на койке опустив босые ноги на пол.
- Одевайся, - последовала очередная команда.
- Пока Косой одевался, Артур подошёл к окну, осторожно открыл его и даже выглянул наружу, прикидывая высоту второго этажа, а заодно рассказывая «подранку», как и что, будет дальше.
- Сейчас отвезём тебя домой, заберёшь документы и шмотки необходимые, потом проводим тебя на вокзал, посадим, проводим. – В Ростове тебя встретят наши кореша, - в этом месте Косой напрягся, даже попытался возразить, правда, просительным тоном.
- Зачем, я же всё понимаю и молчать, если что, буду.
- Конечно, будешь, - согласился Артур. – Только с ребятками, оно надёжней. - Встретят, проводят, присмотрят за тобой. – Да ты не дрейфь, забьёшься в щель и будешь молчать – проживёшь долго и, возможно, счастливо. – А пасть раззявишь, они из тебя донского водолаза сделают, вот только у них с амуницией плохо и придётся тебе Батюшку Дон, обследовать только с камнем на шее. – Понятно?!
- Что ж тут непонятного? - Ясно было Косому, что не со своих слов «поёт» Артур. – С хозяйских – с Пашиных. - Пока одевался, трижды проклял тот день, когда последний раз замела его милиция на фарцовке.
- Хрень-то эту сними с головы, - окинув взглядом конвоируемого, сказал Артур, указывая на бинты. – Как светофор будешь отсвечивать за километр, - и, заметив, что Косой замешкался, засомневался, успокоил его.
- Сестричка сказала, что ничего серьёзного там нет, - и добавил, ухмыльнувшись.
- Так и быть, фуражечку мы тебе справим, думаю, не обеднеем.
- Вышли в коридор к посту дежурной. Девушка равнодушным взглядом посмотрела на недавнего пациента, видно, догадывалась, что всё так и произойдёт.
- Забирайте его и давайте к машине, а я догоню, - и, слегка подтолкнул Косого в спину Артур, а сам облокотился о стойку дежурной, слегка подался к ней.
- Дух у вас тут плохой – больничный, я даже в его палате окно открыл, но толку мало, не выветривается. – Не нравится нашему приятелю здесь, решил он дома долечиться. – Ты не возражаешь?
Что ей оставалось делать? Только пожала плечами.
- Вот и хорошо, что не против, а всё, что здесь было и кого видела – забудь, приснилось это тебе, - закончил Артур.
«Какие глаза недобрые, колючие, не те, что были вначале сна», - подумала медсестра, провожая взглядом удаляющуюся спину ночного посетителя.

- Утром, прочитав сводку происшествий за ночную смену, Сапог моментально вызвал к себе опера. - Проинструктировав, отправил его в больницу и стал ждать, весело насвистывая мерил шагами кабинет.
- Ждать пришлось долго, почти час прошёл. - Когда опер в конце-то концов появился в кабинете, Сапог нетерпеливо протянул руку.
- Давай, давай заяву!
- Так нет её, - стушевался перед начальником подчинённый.
- Как нет?! – удивился, медленно багровея лицом майор.
- Так удрал он ночью из больницы, в окно сиганул. – Я и на дом к нему успел смотаться, и там нет, только всякое барахло по комнате разбросано. – Хозяйка его, тоже ночью ничего не видела и не слышала. – Что дальше-то делать? - тихо спросил опер.
Скрипнув зубами, Сапог ткнул пальцем в сторону двери и прохрипел:
- Иди, … мать твою!

Улыбнувшись, Гиви добавил к этой части рассказа.
- Мне потом капитан рассказывал, что после того, как за опером закрылась дверь, грязный мат, изрыгаемый Сапогом, слышал не только весь райотдел, но и на улице люди оборачивались в сторону наших окон.
- Вот такое начало у этой истории, где поломанные судьбы есть, а победителей в итоге – не оказалось.

[Oleg]

И ещё свеженький кусок главы.


От рассказа Гиви вновь отвлекли посетители, и он долго гремел стеклотарой в палатке, переговаривался с женщинами-клиентками, а я сидел на своём месте, пытаясь усвоить, переварить всё услышанное от пожилого грузина.
Душила жгучая жалость к Светке и вместе с тем, я упивался своей обидой на неё: «Почему ничего не писала, не рассказала, почему я должен узнавать всё от совершенно постороннего человека?»
Пройдут годы, понадобится несколько «подножек» от жизни, прежде чем из головы выветрится юношеский максимализм и в большей степени - эгоизм. Наступит осознание, что в своём молчании, Светка была совершенно права, а слова Гиви о «умной девочке» точны.
Что я мог сделать в той ситуации, чем помочь ей?! Да ничего и ничем! Только измучил бы её лишними вопросами и расспросами. А толку от этого – пшик!

Вытирая пот со лба, Гиви появился в дверях палатки. Отдуваясь, задрал майку и, обмахиваясь, как веером, прошёл к своему шезлонгу.
- Фу, духота-то какая в палатке, взопрел весь!
Сел и долгим взглядом окинул меня, прежде чем продолжить рассказ.
- И ты думаешь, они оба успокоились на этом?! – Чёрта с два! – Сапог сам съездил в «Чёрный дрозд» и взял объяснительные от бармена и его жены. – Паша, за пару дней обработал фарцовщиков и выяснил, что за неделю до этого приключения в баре, Косого с приятелем в очередной раз замела милиция. – И Косого допрашивал в своём кабинете сам начальник райотдела. – Вот какая честь была оказана этому сморчку! – В тот же день их отпустили без каких-либо серьёзных последствий. – А ещё через несколько дней родилась эта сплетня о том, что якобы Косой переспал со Светкой и теперь именно он будет вместо Влада втюхивать её рисунки интуристам.
- Ты можешь в это поверить? - прищурившись, Гиви упёрся в меня взглядом.
Кроме мата у меня слов не нашлось.
- Вот и все так, кто её более-менее знал, а остальным, как говорится: «На роток, не накинешь платок», - подтвердил старик.
- С Косым, Паша переиграл Сапога. – Вовремя подсуетился и ни тебе заявы от пострадавшего, ни самого потерпевшего. - Всё вилами по воде писано, без фактов и доказухи. – Проинструктировал он и Светку, как да что говорить, если всё же вызовут. – И действительно, Сапог повесткой вызвал её к дознавателю, а потом уже, разговор у них с Сапогом шёл в его кабинете, с глазу на глаз. – О чём и как там шёл разговор, теперь знает только Светка.
Гиви откинулся на спинку шезлонга и замолчал. Долго молчал, прежде чем начал рассуждать, как бы только для себя, отключившись от моего присутствия, даже глаза прикрыл.
- Ни Паша, да и никто другой не могли понять, для чего понадобилась Сапогу эта провокация. – С чего вдруг? – Думаю, весь расклад Паша понял, а вернее, узнал уже значительно позже, когда исправить что-либо, было невозможно. – Мне кажется, зная кобелиную натуру Сапога, он всё к этому сводил.
– Через несколько дней, после похода Светки в милицию, Паша утром зашёл ко мне выпить кофейку, я не удержался и спросил его. – Он долго молчал, а потом сказал одну короткую, грязную фразу, но в его исполнении, она была не только грязной, но и страшной: « … ему!» - Встал из-за стола и ушёл, а мне стало ясно, что им стало тесно на этом белом свете. – Всё так и получилось.
Он открыл глаза и, как бы вновь обнаружив меня, продолжил.
- А потом одно наслоилось на другое, раскрутился маховик и понеслось. – В городе появилась кодла, катал из Грузии. – За несколько дней, нагло и грубо отбомбили несколько человек. – Не красиво и технично обули в карты, а именно – отбомбили, в наглую отнимая деньги во время игры. – Забрались на чужую территорию с такими замашками. – Паше пришлось реагировать, а как иначе? - Ведь, что для вора в законе самое страшное, - Гиви вопросительно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, сам подтвердил:
- Правильно, потеря общака и потеря авторитета.
- Катал вычислили быстро, а вот разбираясь с ними, Пашины ребятки немного перестарались. – Двое чужаков попали в травматологию дня на два-три. - А двум не повезло, задержались очень надолго. – Говорили люди знающие, что один так и останется пожизненным инвалидом. – А Сапогу это как раз в тему. – Прижал он, додавил «гостей из Грузии», они и раскололись – дали показания на Пашиных ребят.
– Начались задержания. - Взяли всех, кроме Артура.
– Тому повезло, жил он в большом собственном доме: старики-родители, старший брат с семьёй и он. – Когда под утро нагрянула милиция, брат учинил с ними заварушку, всех на уши поставил: женщины воют, дети ревут в голос, он кулаками машет. – Вот под этот шумок, Артур и оторвался. - Лоханулись милиционеры – брата за Артура приняли, а когда разобрались, того и след простыл. – Потом он уходил в Абхазию, уходил просто и нагло, такого никто не ожидал. – На обычной электричке Сочи – Сухуми. – Вагоны полные, битком, духота, сопровождающие из транспортной милиции несколько раз прошлись по вагонам, но опознать его не смогли в толпе. – Он решил, что всё - пронесло, и вышел в тамбур на перекур, а они опять пошли по вагонам. – Вот там-то, на свою голову, его и прихватили.
Заметив моё удивление, Гиви пояснил:
- Пушки они достать не успели, одному он челюсть сломал, а второму так настучал по голове, что его в реанимационное отделение в Гаграх поместили. – Выломал Артур двери и спрыгнул на ходу. – До сего дня числится во всесоюзном розыске, портрет его красуется на всех стендах - «Их разыскивает милиция».
- Тем же утром нагрянула милиция и в Пашин «Шанхай». – К тому времени уже многих расселили, оставался его домик и парочка соседних. - Понятыми при обыске Сапог привлёк пожилую пару Пашиных соседей: седого, как лунь, скорей всего ещё старорежимного старичка и его супругу. - Перерыли всё в доме и не нашли ничего интересного, сарайчик-гараж обшмонали с тем же результатом. - И вдруг, из-под сиденья старенького «Москвича», что стоял во дворе, извлекли «ТТ».
- Ты знаешь, я Пашу не защищаю и не выгораживаю, тем более, сейчас. – Да, он далеко не ангел, но и не дурак. – Ещё в пятидесятые годы, особенно после амнистии пятьдесят третьего года, когда напряжёнка в городе была сильная, я знал, что у паши есть пистолет, да он этого и не скрывал. – Но, это был наган, - Паша считал его самым надёжным оружием. – А тут нашли «ТТ», да ещё где, почти на виду. – Смешно. – Видно, понимая, что ребята не дадут на Пашу никаких показаний, Сапог пошёл на подлянку – подбросил пушку.
- Говорят, когда пистолет «нашли» при свидетелях, Паша повернулся к стоявшему поодаль Сапогу, и сказал:
- Краплёными играешь майор?! - В старину, за подобное, шандалом побивали.
Старичок-свидетель всплеснул руками.
- Господи, какое прекрасное старинное слово, я уж и забыл, когда его в последний раз слышал.
- И не услышишь больше, - Сапог отвернулся от свидетеля, и закончил фразу тихо и зло, - моль старая, сколько тебе жить-то осталось?
Как бы устав от рассказа, Гиви вновь закрыл глаза и пальцами начал массировать виски. Я уже хотел предложить ему прервать рассказ отдохнуть немного, но не успел. Открыв глаза, он резко, всем телом подался ко мне и зашептал громко, истово, вбивая в меня слова.
- Парень, учти, недаром в народе есть поговорка: «Не буди лихо, пока оно тихо», - ткнул пальцем вверх и продолжил. – Там, все наши дела, пожелания и поступки записаны, и всё зло возвращается бумерангом без предупреждения, не тебе, так к близким твоим вернётся. – Ведь никто не шепнул Сапогу оттуда: «Заткнись сволочь, а ещё лучше, извинись перед стариком, потому, как тебе, осталось жить намного меньше».
Высказавшись, он опять откинулся на спинку и продолжил рассказывать, только более тихим голосом.
- Вся эта бодяга со следствием и судом прошла удивительно быстро и сноровисто, видно, подгонял кто-то. – Впаяли ему за хранение огнестрельного оружия, хоть пистолет и был чистым. – Срок дали, вроде бы и небольшой, но много ли ему надо с его болячкой? – А если ещё постараться и сунуть в такую зону, где условия гнилые, то и года хватит, чтобы из неё он вышел только ногами вперёд. – Сапог знал, как это делается и действовал наверняка.
- Не знаю точно, и врать не буду, приложил ли руку Сапог к увольнению Светкиной матери из ведомственного санатория, но ей пришлось оттуда уйти. – Сейчас работает кастеляншей в курортной поликлинике за копейки. – А потом добрался и до Светы, отыгрался сволота, зачищал всех и всё, что было связано с Пашей, память о нём в городе уничтожал.
Я напрягся, чуть даже придвинулся ближе к старику, боясь упустить что-либо в его рассказе.
- Это мне уже потом рассказал капитан, что у Сапога в райотделе уголовкой заведовал. – Сейчас он уже майор и кабинет бывшего начальника занял. – А тогда рассказал, что пришло из министерства указание, чтобы перед новым курортным сезоном в городе была проведена соответствующая работа в отношении антисоциальных элементов. – Короче, была дана задача - зачистить город.
Заметив на моём лице недоумение, Гиви пояснил.
- Ну, это всё в отношении попрошаек всяких, бомжей, алкашей и контингента из женщин лёгкого поведения. – Проституции-то у нас официально нет в стране, понял теперь? - спросил меня.
- Да это мне понято, только, какое отношение к этому имеет Светка?! - Как её можно было к этому прицепить?! – возмутился я.
- А ты не торопи, слушай, можно оказывается. – И слово из тебя правильное вылетело – прицепить, - остудил мой пыл рассказчик.
- Для определённой категории людей в нашем городе, секретом не является, что в городе нашем, есть несколько борделей разного уровня, от самых дешёвых, до перворазрядных. – Вот Сапог и решил сдать, зачистить самый поганый. – Провёл облаву и всех замёл. – Вот под эту грязь, как ты правильно сказал, он и прицепил Свету.
Я дёрнулся, как от удара, хотел что-то возразить, он остановил меня жестом и словами:
- Не дёргайся, что уж теперь, слушай, - и продолжил.
- Я вот, сколько лет при советской власти прожил, а тоже не знал, что выработана и существует такая формулировка, нет, не статья в законе, а именно формулировка подлая, под которую, оказывается, можно любого подвести, загнать. – Суд над ними был скорым и закрытым, никого из обычной публики в зал не пустили.
Сделал паузу, как бы припоминая всё и вдруг спросил:
- А ты знаешь, как я все подробности разузнал?
Я промолчал.
- Буквально через несколько дней и совершенно случайно.

[Oleg]

Вот и окончание главы.

- Внучка у нас маленькая ещё, жалко в садик отдавать, да и нет хорошего поблизости. – Вот моя жена и нянчится с ней, выгуливает в ближайшем скверике. – Там и познакомилась однажды с такой же пенсионеркой. – Как обычно, разговорились о внуках, детях. – Новая знакомая и сказала моей, что её дочка работает секретарём в суде. – Я когда узнал об этом, поручил жене, чтобы она вытянула из новой знакомой всё, что только ей известно о процессе. – Не может же быть такого, чтобы молодая женщина, вернувшись с работы, ничего не рассказывала дома о ней? – Тем более, что дело недавнее и слухи по городу бродили всякие, а толком, никто, ничего не знал. – Чесали люди языками, кто во что горазд.
- И ты знаешь, - улыбнувшись, Гиви подмигнул мне, - всё получилось.
- Рассказала, что суд был не только закрытым, но и скоротечным. – Такого раньше никогда не было, менее чем в час уложились. – Обвинитель и судейские, явно спешили осудить, свернуть и забыть это дело. – Адвокат, что-то мямлил невразумительное и не был похож на адвоката. – Хозяйке притона, впаяли восемь лет, шалавам, что на неё работали, дали по четыре года спец поселений. – А вот одна девушка, как она выразилась, шла по делу, явным «прицепом». - Вопросов по блядской кучке даже не было, их, как говорится, взяли тёпленькими и голенькими, а всё, что связано с этой, как она сказала - было шито «белыми нитками». – Судейка наш, «пластилиновый», есть такой, - уточнил Гиви, - выполнял чей-то заказ. – Теперь-то мы с тобой знаем чей, да и тогда, кое-кто догадывался.
Я полез в карман за сигаретами и обнаружил, что выкурил все.
- Что, кончились, - спросил старик. – Подожди, найду сейчас, забыл тут один у меня начатую пачку, только они без фильтра, - перегнувшись, Гиви начал рыться в соседнем ящике.
В тот момент мне было совершенно без разницы, что курить – хоть мох, хоть махорку, был в таком состоянии, что не заметил бы, не поперхнулся дымом. Он достал и протянул мне открытую пачку «Примы». Прикурив, я с жадностью затянулся, а он продолжил.
- Знаешь, на чём строилось всё Светкино обвинение?!
Я промолчал.
- На голом абсурде и на нескольких мутных фотографиях, - губы старика брезгливо искривились и, он подтвердил. – Да, да парень, именно на этом!
- Суду было предъявлено несколько фотографий, похоже, сделанных издалека, а потом увеличенных. – Она сидит в кафе за чашкой кофе, напротив мужик, на следующей фотке, всё то же самое, только мужчина другой. – И, таких фоток штуки четыре. – Где-то она улыбается, где-то видно, что разговаривает. – Всё снято в одном месте – в моём кафе!
- С чего ты взял? – спросил я его.
- Нам в том году всю посуду заменили перед новым сезоном. – Кругом, на чашках, блюдцах, тарелках, стояла витиеватая надпись золотом – город Сочи гостиница «Приморская». – Секретарша суда, держала снимки в руках и запомнила. – Ты представь, какие сволочи! – На чём девчонку подловили?!
- Она действительно очень часто, перед тем, как ехать в институт, забегала ко мне, выпить чашку кофе, перехватить что-то перед занятиями, а поздно вечером – никогда. – Институт-то далеко от неё, на Виноградной находится. - Там что ли? – спросил меня Гиви.
- Да, там, на горке, подтвердил я старику.
- После занятий её обычно, Артур на машине, а когда и сам Паша, забирали. – Назад едут, посигналят мне, рукой махнут и к себе в «Шанхай».
- А тут всё белым днём было снято, да и не могло быть по-другому. – Ты же знаешь, всё лето у меня кафе забито интуристом. – Она прибежит, бывало, если есть местечко, присядет, если нет, я ей маленький приставной столик, ну тот, что вам всегда выставлял. – Сядет, пьёт кофе. - А кобели, что наши, что интуристовские … - Эти ещё хлестче, подваливают к ней, клеятся, наглеют. – Они же уверенны, что за их зелёные бумажки, за флакон духов, или пару колготок, наши девчонки на всё готовы. – Одному, помню, она по морде так смазала, что звон по всему кафе пошёл. - Народ на их столик обернулся, а Светка встала и пошла к выходу. - Так ей вослед, не только женщины, но и мужики аплодировали. - А этот урод, ухмыляясь, вернулся к своей компании – ему, как с гуся вода. – И такое, как-то было – припомнил Гиви. – Потом добавил:
- И ещё женщина рассказала, что когда Светке перед оглашением приговора дали слово, она только и сказала: «Мне не в чем оправдываться, я знаю, кому это всё понадобилось».
Старик замолчал на какое-то время, а мне вдруг нестерпимо захотелось выпить, ну просто невмоготу. Бывает такое, не часто, но бывает.
- Вот ты представь, - сказал Гиви, возвращаясь в реальность, - потаскухам, за реальную аморалку дали четыре года, и Светке, нормальной девчонке за какие-то фотки, которых можно нащёлкать с любыми персонажами где угодно, дают такой же срок! – Как и где, такое возможно?! – Да ещё со сволочной формулировкой, что-то вроде такой – «за систематическое приставание к иностранным туристам».
- Знаешь, я после этого искал, выпытывал у людей, всё про этого личного фотографа Сапога. – Никто, ничего не знает, но если найду, - старик с яростью сжал кулаки. – Удавлю скота, вот этими руками! – Я своё пожил, мне уже ничего не страшно.
Вот в это - я мог верить.
«Ты представь», - сказал он.
Да как я, в неполные двадцать два года, мог такое представить? В подобную дикость, мерзость, и верилось-то с трудом. Даже через десять лет, когда что-то подобное случилось уже в другом городе, с другим человеком на моих глазах, тоже почти не верилось. Если бы не факты.
Парня в одночасье выгнали из международного отдела перевозок аэропорта «Пулково», только за то, что на Невском проспекте он объяснял подвыпившему финскому туристу, как ему пройти куда-то и даже пошёл вместе с ним в нужном направлении. Начальник смены не бывший «великим другом» своему подчинённому, заложил его куда надо, и уже на следующий день, парень потерял хорошо оплачиваемую работу. Вылетел на улицу, примерно с такой формулировкой в трудовой книжке – «уволен по утрате доверия».
И, кому он теперь был нужен? Кто и куда его возьмёт на работу? А ещё через несколько дней, начальник привёл на его место своего родственничка.
Да, это теперь, когда я прожил большую часть жизни, меня невозможно чем-либо удивить, я уверен, что человеческая мерзость не знает границ и пределов, в какие бы одежды её люди не рядили. А тогда? Тогда просто в голове не укладывалось, что такое возможно.
Жизнь доказала – всё возможно.
- Гиви, а у тебя нет ничего покрепче, - кивнул я в сторону ящика, за которым стоял кувшинчик с остатками вина.
Старик нахмурился. Седые, лохматые брови, почти сошлись на переносице. Спросил, подавшись ко мне:
- Ты, кажется, пришёл, чтобы что-то узнать, услышать, а не пить. – Водка в этом деле не помощница. – Я понимаю, конечно, услышать такое … всё понимаю, но если бы даже и было - не дал. – Другое дело – хорошее вино, оно думать помогает, а тебе есть о чём подумать, на ус намотать, у тебя вся жизнь впереди, - и разлил остатки вина по стаканам
Промокнув тыльной стороной ладони губы, крякнув от удовольствия, сказал:
- А на посошок выпьем потом, - и спросил, - ты же зайдёшь ещё ко мне?
- Обязательно Гиви и не раз.
- Вот и отлично, а теперь слушай, как и чем всё закончилось, а то, заговорились мы с тобой, народ вон, уже с работы возвращается.
Действительно, на автобусной остановке из городского транспорта вышла толпа. Люди возвращались в спальный район города, куда уже не доносился запах моря.
Гиви подводил рассказ к финалу.
- Примерно через месяц, Сапога вызвали в городское Управление. – Чисто выбритый, источая лёгкий аромат «Шипра», наглаженный и надраенный он утром отбыл на встречу с генералом, или, как у нас ещё любили говорить - комиссаром милиции.
- В приёмной его встретила улыбающаяся секретарша шефа и без промедления предложила пройти в кабинет. начальника – На небольшом столике в углу приёмной, боковым зрением Сапог успел заметить поднос с тремя стаканами тонкого стекла и несколько блюдец с дольками лимона и твердокопчёной колбасы. - Всё было накрыто белоснежной салфеткой. – Шагнул через порог кабинета с радужной мыслью в голове: «Хороший знак, неужели всё начинает сбываться!»
- Несколько столов сдвинуты в форме буквы «Т». - Во главе стола генерал - начальник Управления. - Напротив, в основании ножки буквы, полковник -парторг Управления. - Жестом генерал прервал рапорт Сапога, собравшегося было, доложить о себе по всей форме.
- Садись, - и указал на стул напротив парторга.
Улыбаясь и скосив глаза на майора, генерал открыл кожаную папку, достал два листа бумаги, спросил:
- Догадываешься, для чего вызвал?
- Никак нет, товарищ генерал.
- Да ладно тебе, ломаешься тут мне, как мятный пряник.
- Полковник усмехнулся, внимательно всматриваясь в лицо офицера. - Листы легли на стол по левую и правую руку хозяина кабинета. - Чуть пригнувшись, он выдвинул нижний ящик стола, достал и положил на правый лист бумаги, новенькие с двумя звёздами погоны подполковника. – Сердце Сапога сладко заныло: «Свершилось, вот они долгожданные!»
- Положив ладонь на погоны, и барабаня по ним пальцами, генерал обратился к подчинённому:
- Здесь приказ о присвоении тебе очередного звания, а здесь, - и он положил ладонь левой руки на другую бумагу, - приказ о назначении на новую должность.
И добавил после небольшой паузы, не отрывая взгляда от лица майора, как бы изучая его реакцию.
- В один день обе бумаги пришли.
- Сапогов очень хотел выглядеть спокойным и уверенным. - Старался показать всем видом, что не удивлён. «Да, он доволен произошедшим, но так должно было быть, он это заслужил».
– Но, как он ни старался, плотно сжатые губы предательски кривились, выдавая радостную улыбку.
- Видя это и понимая, что сейчас творится в душе майора, сидевший напротив полковник, вновь ухмыльнулся. – Ехидно так ухмыльнулся. - А генерал в этот момент, уже держал в руке лист, лежавший от него слева, и начинал читать.
- Пока читалась первая часть приказа, так сказать преамбула, Сапог уже не скрывал улыбку. - А вот, наконец и то, чего он ждал более всего: « … назначить подполковника Сапогова, заместителем начальнику Управления МВД по городу, - начальник перевёл взгляд с бумаги на лицо подчинённого и закончил, - по городу Новороссийску».
- Какое-то мгновение улыбка ещё блуждала по лицу Сапога. - В глазах отразилось недоумение, ему показалось, что генерал ошибся, или он сам - ослышался. – Стул под ним скрипнул. - Опираясь руками о стол, он начал привставать с места и одновременно, вытянув шею в сторону начальственного стола, враз осипшим голосом спросил:
- Что?! Что это?
- Это приказ министерства, - жёстко ответил генерал и вдруг спросил, мягко так, вкрадчиво:
- Вы товарищ майор, не согласны с приказом свыше?
- И Сапог, как заворожённый, тупо уставился на начальственный перст, поднятый в направлении потолка.
- Он плюхнулся на стул. – В голове, как назойливая муха перед лицом, закрутилась мысль; « На столе погоны, два приказа, а он меня майором называет! Что это значит?!»
- В горле стало сухо и шершаво, язык, казалось, прилип к нёбу. - Заговорил быстро, сбивчиво и хрипло - не своим голосом, как молоденький лейтенант, впервые попавший в кабинет высокого начальства:
- Я же столько лет отработал в этом городе … навёл порядок … я зачистил его от всякого элемента …
- Жестом руки генерал оборвал его торопливую, речь.
- Всё правильно и мы это оценили, представив вас к очередному званию, а министерство, учитывая ваш опыт работы и способности, пошло ещё дальше – повышает вас в должности. – В чём противоречие, что вас не устраивает?! – недобро щуря глаза, генерал смотрел в лицо Сапогу. – Продолжил ещё более жёстко.
- Вы хотите майор, чтобы я извинился перед Москвой и объяснил им, что мы ошиблись в вас, а следом ошиблись и они? – Вы этого хотите?! – Так это легко делается, - генерал положил ладони на бумаги, и даже двинул ими по направлению к открытому ящику стола, - раз и всё, а затем, я снимаю трубку телефона. – Вы этого хотите майор?
- Он всё понял, хотел возразить, но не успел. – Заговорил, добивая его, полковник-парторг, сидевший напротив и молчавший до этого момента.
- Майор, вы забываете, что у вас на плечах погоны, но более того, вы забываете, что вы член партии, вы забываете о партийной дисциплине. – Надеюсь, мне не придётся вам напоминать, что бывает с теми, кто нарушает её? – Лишившись партийного билета, вы можете потерять не только погоны подполковника, но и лишитесь тех, что сейчас на ваших плечах. – Вы так уверены, что в городе у вас много друзей, которые захотят взять вас на приличную работу?
- За генеральским столом послышалось хмыканье, и донеслась тихая реплика:
- Хотел бы я посмотреть на того, кто решится.
- Глаза у парторга были бледно-бледно серыми, как парадная шинель у особиста, а на лице ни малейшего раздражения, и это, больше всего пугало. – Сапог начал торопливо оправдываться:
- Да нет, что вы, я всё понимаю! – Приказ, есть приказ …я готов …куда партия пошлёт
- Вот и отлично, бери, подписывайся, что ознакомлен, - генерал двинул бумагу по столу.
- Чтобы не заметили дрожи в пальцах, Сапог, подписывая бумагу, сжал ручку в пальцах так, что она громко хрустнула, норовя сломаться. Подписал и возвращая её начальнику, спросил, стараясь придать голосу, как можно больше уверенности:
- Разрешите идти, товарищ генерал.
- Иди подполковник, - и, протянув руку, прощаясь, добавил:
- Не расстраивайся, Новороссийск, это не Новосибирск, всего триста километров по морю, бывают и хуже назначения. – Отличишься теперь там, вот и направят тебя на курсы, а потом, чем чёрт не шутит, вернёшься в такой вот , - он кивнул в сторону вешалки где висела его огромная генеральская фуражка-аэродром.
- Сапог пошёл к выходу, зло думая: «Надолго же ты здесь решил окопаться – зараза!»
- Уже взялся за ручку двери, когда его окликнули:
- Сапогов, погоны-то забери. – Они мне не нужны, я когда-то такие до дыр износил, пока следующие получил.
- Когда принимал их из рук генерала, тот добавил, то ли улыбаясь, то ли ухмыляясь:
- А ты у нас шустрый, удачливый, у тебя быстрей получится.

- Не получилось у него, Гиви улыбнулся и, посмотрев на меня, спросил:
- Ты, наверное, хочешь спросить меня, откуда я такие подробности знаю?
Я только в ответ улыбнулся старику, а он ответил:
- Водка всё парень, она проклятая, она языки многим развязывает. – После того, как Сапог передал дела своему заместителю, они закрылись в кабинете, выжрали две бутылки и, попьяни Сапог всё сам в подробностях рассказал. – А уже потом, когда исполнилось девять дней Сапогу, под самое закрытие кафе, заявился ко мне его бывший зам, поддатый слегка, видно, помянул в тот день бывшего начальника. – Добавил у меня ещё, вот и потянуло его на откровения. - Долго сидел у меня, а под конец, всё печалился о том, что, мол, зря Сапог всю эту кашу заварил с Пашей. – Всё амбиции, за должностями гнался, а что получилось?!
- А что получилось? - переспросил я Гиви.
- А то и получилось, дров наломал, жизни людям искалечил и оба в ящик раньше времени сыграли. – Ради чего, кому от этого лучше стало?
- Сапог погиб страшно, ни приведи господи, такое. – Он уже месяца четыре тогда, как служил в Новороссийске, а семью из Сочи не срывал. – Пару раз в месяц сам приезжал на выходные, на служебной машине. – Вот на этом его и подловили. – Дороги-то знаешь, какие у нас: серпантин кругом, с одной стороны стена, а с другой обрыв. – Если что, деваться некуда.
– Рано утром это случилось, он в Сочи ехал, а под Туапсе есть место такое, там грунтовка от адыгейского хуторка к трассе примыкает. – Вот там его бортовой «ЗиЛ», выскочивший с грунтовки, в бок и протаранил. – Машина метров двадцать летела до скал, что на морском берегу. – Бензобак взорвался, а его заклинило в машине. - Говорили, что жив ещё какое-то время был, следующая машина минут через пять к этому месту подъехала, кричал страшно. – Сгорел Сапог заживо.
– Оказалось, что «ЗиЛ» угнал кто-то от хутора. - Шофёр ночью вернулся из дальнего рейса, машину поставил у дома, а сам отсыпался и не слышал, как её угнали. – Короче, так и осталось это «глухарём». Никто ничего не видел и не слышал, отпечатков, кроме хозяина машины, нет. – Кто, за что? – Одни люди понимали, другие догадываются, … а догадки к делу не подошьёшь.
– Говорили, что в наш морг, останки Сапога привезли в обычном бумажном мешке. – Хоронили в закрытом гробу, а что там хоронить-то было? – Одни головёшки. – На похоронах, кроме родных, был один майор из Новороссийска, а из наших – только бывший его заместитель. – Ни тебе траурных залпов, ни пламенных речей сослуживцев. – Всё быстренько и по-тихому, как и не было, такого – Сапогова.
Я прикурил очередную «Приму», спросил старика:
- А с дядей Пашей как?
- Так и с ним, всё тихо и спокойно. – Пережил он Сапога, где-то месяца на два. – Почта воровская работает быстро и лучше государственной, а значит, знал он, что рассчитался за всех. – Паша был в большом авторитете, его заказ с удовольствием мог выполнить любой урка, да и про Артура забывать нельзя.
- Говорил парень, что за последние месяцы жизни, Паша исхудал до невозможности, постоянно харкал кровью. – Умер он в лагерной больничке. - Когда врачиха утром подошла к нему, был ещё тёплым, кровь на кубах не успела засохнуть. – Глаза открыты, смотрит в потолок и улыбается. – Так и умер - тихо и с улыбкой. – Это мне рассказал посыльный Паши. - Освободился парень и приехал с ещё прижизненным поручением от Паши к Светкиной матери, передал им что-то, а потом нашёл и меня.
- Так и живём пока без смотрящего. – Кого назначат, непонятно. – Своих нет авторитетных на примете, кто бы мог. - Артур в бегах. – Хотя - это не великая проблема. – А без смотрящего нельзя, сам ведь слышал от мужиков – непонятки в городе начинаются. – Всякая шестёрка, норовит одеяло на себя тянуть.
И подвёл черту под рассказом.
- Вот парень и всё. - Что знал - рассказал тебе.
- Спасибо, дядя Гиви огромное, теперь многое понятно, но одного, я так и не знаю. – Где мне найти Светкину мать. - Адрес Светкин нужен.
Он тихо засмеялся, попытался в стать из шезлонга и протянул мне руку со словами:
- Помоги-ка, видно, ноги затекли.
Я помог ему встать, а он, взяв меня за плечи, развернул лицом к дому, что стоял на противоположной стороне улицы.
- А что её искать? - Вот их дом, крайний справа подъезд, второй этаж, вон видишь лоджию, где бельё висит?
- Ну, ты даёшь, дядя Гиви, целый день я сижу с тобой, а ты …
- Так если бы я сказал тебя сразу, разве ты усидел бы со мной? – Да и какой смысл? – Небыло её дома, только недавно с работы вернулась, ты спиной к дому сидел, а я всё видел.
– В последнее время, какой-то хлыщ к ней примазался, живёт у неё и, похоже, бухать она вместе с ним начала. – Как-то подошла она ко мне, бутылки из-под «Портвейна» хотела сдать, я и решил её спросить о Светке. – Так у неё глаза сразу на мокром месте оказались, психанула, заорала на меня: «Что вы все лезете ко мне с этим?! Что вы знаете?!». – Короче, обложила меня, бросила сетку с бутылками и ушла. – С тех пор – ни ногой сюда. – Этот, бухарик её, по нескольку раз в неделю бутылки таскает. – Плохо это - если женщина пить начинает, её уже ничем не остановить. – Так что, иди, потом заскочишь ко мне?
- Конечно, дядя Гиви.
Прыгая через ступеньку, взбежал на лестничную площадку второго этажа. Раз, ещё раз, вдавил кнопку звонка. Наконец дверь открылась.
Да, Светкина мать изменилась за эти годы сильно. Куда делась ухоженность, даже некий лоск, что был прежде. Потухли глаза. Я поздоровался, приглядевшись, она узнала меня.
- А, это ты, вернулся. – И, что надо?
Я начал сбивчиво говорить, объяснять, что Светка перестала писать мне, а теперь я всё знаю, и мне нужен её адрес. Её губы искривились, и она тихо с нескрываемой издёвкой, процедила:
- Знает он всё, - и, уже более громко.
- Что ты понимаешь? – Что ты можешь знать об этом? – Знаешь, как девке жизнь испоганил?!
В коридоре за её спиной, послышались шлепки босых ног и появился мужик в засаленной майке, спросил, подходя ближе:
- Кто это, кого принесло?
- Иди отсюда, не твоё это дело, тебя не касается, - раздражённо бросила она ему, и он, забормотав что-то, он зашлёпал назад.
- Если она не писала тебе, значит - так надо. – Она запретила мне давать свой адрес кому-либо, даже тебе.
Видно, она что-то уловила в выражении моего лица, продолжила более спокойно, даже с просительными нотками в голосе:
- Иди парень, не дам я тебе адреса, если она сама этого не хотела. – У тебя своя жизнь, вот когда вернётся, тогда и встретитесь … если захочешь, - и, начала закрывать дверь.
- Вы напишите ей, что я заходил, я искал и ещё заходить буду, - успел прокричать я, прежде, чем дверь захлопнулась перед моим носом.

Я вернулся к палатке Гиви. Он уже заканчивал работу и собирался домой. Рассказал ему, как всё прошло. Выслушав меня, он мотнул головой, с досадой и удивлением в голосе, сказал:
- Это ж надо, какая! – Я же тебе говорил – кремень девчонка, гордая! – Ишь, какой экзамен тебе устроила?! – И, что тут сделаешь? – Ничего! – Только ждать остаётся.
– Ладно, езжай парень, я тоже домой собираться буду, но ты заходи ко мне, посидим, поговорим, винца хорошего выпьем, - и, подмигнул мне.
- Обязательно, дядя Гиви.
И уже шагнув к дверям палатки, он очень тихо добавил, но я всё же расслышал:
- Скучно мне тут, да и жить не интересно становится.

Примерно через месяц Гиви ушёл. Умер старик.
Так и не успел я выпить с ним на посошок.
Говорили, что осколок, который он носил под сердцем, шевельнулся вновь, а мне врезалась в память его последняя, тихо произнесённая фраза.
В тот день, когда узнал о его уходе, показалось, что в городе что-то неосязаемо, неуловимо изменилось. А может, изменилось во мне?
Последний, небольшой кусочек от пласта, под названием – детство и юность, оторвался и стремительно, безвозвратно, исчезал в голубом, бездонном сочинском небе.

Глава 16 Полёт «майского жука»

[Танюшка]

Здравствуйте! Мне очень понравилось ваше произведение. Написано с эмоциями и не шаблонно. Сюжет очень интересный выбран. Я ,вначале посмотрев на заголовок, подумала что рассказ будет от лица девушки. Даже в заголовок вы вложили душу.
Так держать, Олег!
С уважением, Татьяна.

[Oleg]

Сюжет очень интересный выбран.

Я его не выбирал. "Сюжет" выбрала жизнь, а она, зараза, иной раз и не такие коленца откалывает.
Рад, что понравилось. Заходите, читайте. Спасибо.
Успехов.

[Maxfactor]

- начальник перевёл взгляд с бумаги на лицо подчинённого и закончил, - по городу Новороссийску».
- Какое-то мгновение улыбка ещё блуждала по лицу Сапога. - В глазах отразилось недоумение, ему показалось, что генерал ошибся, или он сам - ослышался. – Стул под ним скрипнул. - Опираясь руками о стол, он начал привставать с места и одновременно, вытянув шею в сторону начальственного стола, враз осипшим голосом спросил:
- Что?! Что это?

Вот этого я, честно говоря, не понимаю. Разве Новороссийск такой плохой город? Другое дело, если бы Сапога в Новосибирск отправили, тады было бы за что кипяшиться.

[Oleg]

Если его сравнивать с Сочи, то, он уступает по всем показателям.
Новороссийск это достаточно большой нефтеперевалочный порт. что отражается на качестве морской воды и пляжей. Новороссийск, это одна из "столиц" производства цемента в России.
Как вы думаете, наличиее шахт в Макеевке и Горловке отражается на чистоте воздуха, и чистоте рубашек у горожан?
Когда зимой в Новороссийске задувает знаменитая "Бора" (ураганный ветер их Сальских степей устремляющийся в бутылочное горлышко между горными кряжами, напротив котрого и расположен город), то, не всякий ещё мужик может справиться с этим напором. В пансионатах и санаториях в это время вдоль тротуаров натягивают леера(канаты). Вот такие маленькие прелести этого города. Не говоря уже о знаменитых парках, скверах и прочих, что есть в Сочи, и чего нет в Новороссийске.
Оба города находятся на берегу одного и того же моря. Но, почему-то, уже более ста лет от царей и до наших дней, все правители России, месяцами обитают в Сочи, а не в Новороссийске. Вы думаете, они дурнее нас, и не могут сравнивать?
Да, по сравнению с тем же пресловутым Урюпинском, Новороссийск - это отличный город, но только не в сранении с Сочи. И это, только первое, что на ум пришло.
Надеюсь, доходчиво ответил?
Что касается этого романа, то вы упустили(если читали), одну важную вещь, которую я неоднократно подчёркивал - что вся сочинская власть, всегда, и до сих пор, находится на виду у Москвы и Кремля. А это всегда, для любого начальника очень важно(дороже денег).

[Maxfactor]

Что касается этого романа, то вы упустили(если читали), одну важную вещь, которую я неоднократно подчёркивал - что вся сочинская власть, всегда, и до сих пор, находится на виду у Москвы и Кремля. А это всегда, для любого начальника очень важно(дороже денег).

Упустил. Для меня подобные вещи не имеют значения, они несущественны. Вот ураганный ветер - это да, важно.

[Oleg]

Глава 16 Полёт «майского жука»

Конец июня. Душная ночь.
Чёрный прямоугольник ночного неба в распахнутом окне. Воздух недвижим. Мерцающий свет монитора. На письменном столе настольная лампа со стеклянным колпаком матового стекла. Тишина.
Чёрный бархат ночного неба то и дело вбрасывает в комнату дрожащие нити пунктиров. Ночная летучая мелочь устремляется к источнику света, сулящему тепло. Комарики, какие-то крылатые козявки, мелкие и не очень, ночные бабочки - все летят на световое пятно.
Ползают, трепеща крылышками по тёплому абажуру. Но, им этого мало, под матовым стеклом главный источник тепла и света и, они устремляются к нему.
Более крупные и сильные, обжигая усики, лапки и крылышки, находят силы, успевают выбраться из-под колпака, и в панике бросаются назад - к открытому окну. Значительная часть жаждавших большего тепла и света, осыпается на стол. И, дрогнув в последних конвульсиях, затихают.
Но вот раздаётся солидное жужжание, и в комнату уверенно влетает майский жук. Без тени сомнения, он мчится к источнику света и со всего маху врезается головой в колпак лампы. Отлетает и падает спиной на полированную поверхность стола. Мгновение он лежит оглушённый, ошарашенный случившемся, затем начинает сучить лапками, пытаясь встать на них.
Ничего не получается!
Жук разламывает два маленьких, жёстких крыла, из-под них, веером, раскрываются большие полупрозрачные. Он начинает отчаянно жужжать, пытаясь взлететь, но ничего, кроме быстрого вращения, как у маленького детского волчка на полировке стола, у него не получается.
Я протягиваю к нему руку и подставляю палец. Шершавыми, колючими лапками, он цепляется за него. Встаю и несу его к окну, пока он, сложив крылья, ползёт к ногтю. На кончике пальца, жук вновь расправляет веер крыльев, «заводит мотор» и, бросается в ночь.
«Лети дурашка, надеюсь, ты усвоил урок?!» – думаю, следя какое-то время за светлой точкой, растворяющейся в темноте.
А разве у нас – людей всё не так?
После череды серых будней, после чёрной полосы в жизни, мы тоже ждём, надеемся, ищем света и тепла в человеческих отношениях. Зачастую принимаем ложный искусственный свет за то, чего мы так жаждали – любви, тепла в отношениях и понимания. Летим на него, разбиваем лбы, опаляем крылья и души. Кому-то везёт, им протягивают руку, подставляют плечо, и они летят дальше по жизни. Но, всем ли выпадает такая удача?

Я восстановился в институте и устроился на работу в сочинском «Торгмортрансе». Морской порт - место детства и юности не отпускал нас с братом, а мы и не сопротивлялись. Он работал матросом на прогулочных катерах, я на складах базы. Брату было проще, он мог выбирать работу, а у меня, студента-вечерника, была обязаловка – работать по будущему профилю.
Перед тем, как приступить к работе, я забежал к Светкиной матери. Передал ей конверт с письмом для Светки, новый адрес и зачем-то, домашний телефон. Моё очередное появление она встретила спокойно, вернее – равнодушно. Взяла конверт, сунула его в карман халата, сказав только:
- Хорошо, перешлю, - и, поспешила захлопнуть дверь квартиры.
Потянулись дни и недели ожидания ответного письма.
Утром я вскакивал по звону будильника, умывался, надевал свежевыглаженную рубашку, быстро завтракал, спрашивал маму о почте. Первое время она отвечала, что почта была, а письма для меня нет. Потом, через какое-то время, просто молчала в ответ на мой вопрос.
Затем, если мне везло, я дремал в душном автобусе минут сорок, пока ехал от Адлера до центра города. Если не удавалось сесть, то вцепившись в поручень, дремал стоя, раскачиваясь из стороны в сторону на поворотах старого серпантина сочинской дороги.
Работа в портовых складах имела свою специфику. База «Торгмортранса» снабжала круизные суда продуктами. И можно сказать: «Тогда, в те годы – это вам не сейчас».
В советское время, в курортный сезон, морской порт был всегда забит круизниками. От двух до трёх судов стояли в порту ежедневно. Тут тебе и новейший «Иван Франко», старый и огромный «Адмирал Нахимов», не менее старая «Победа», «Россия» и прочие пассажирские суда. Частенько заходили и «иностранцы» из Греции, Италии. Все они пополняли запасы продуктов, выпивки и прочего. У нас – грузчиков базы, работы было очень много.
Заканчивали погрузку продуктов на одном судне и шеф-повар по не писанным, но неукоснительно исполняемым законам выставлял на стол бутылку, нарезал колбасу, открывал «Боржоми». Нас четверо, и только мне после работы, надо мчаться на другой конец города в институт. Просил плеснуть мне в стакан не более пятидесяти грамм.
Специфика? Да, она проклятая, да ещё замешанная на нашем российском менталитете, который гласит: «Открытая бутылка на столе – должна быть прикончена до последней капли!». Ни тогда, ни сейчас, я этого не понимаю. Точно так же, как и не понимали многие в этом вопросе меня.
Мы грузили следующий пароход, и опять всё повторялось. И так изо дня в день. Отказываясь выпить со всеми, или выпивая чуть-чуть, я постепенно становился «белой вороной» на работе, а в институте на меня косились. На занятиях я выдерживал первую пару, а ближе к концу второй, просто засыпал от усталости и выпитой граммульки.
Дома, наблюдая за мной утром, мама всё больше и больше каменела лицом. Отец пока молчал, но я понимал, что терпение родителей на исходе. И всё это на фоне общей серости и безысходности.
Солнечный, любимый город, работа, учёба, всё представало в моих глазах серым, невзрачным и не важным. Шли месяцы, а Светка молчала, ни весточки! Почему?! За что?! Душила обида и всё остальное отходило на второй план.
В тот день мы закончили работу на час раньше, и я решил до занятий вновь заехать к Светкиной матери.
Когда открылась дверь, я даже слегка опешил - так сильно изменилась женщина всего за несколько месяцев. Одутловатое, лицо, всклокоченные волосы, засаленный халат, а когда она начала кричать на меня, пахнуло застарелым перегаром, как от мужика забулдыги.
- Что тебе ещё надо?! – Что ты шастаешь сюда? Что тебе ещё не понятно? – кричала она на меня, обдавая удушающим амбре, не давая мне и рта открыть. Выплеснув всё, она с грохотом захлопнула дверь.
- А что я должен понять?! – Что? – глупо конечно, но помнится, я тоже кричал в закрытую дверь.
С большим трудом, но я сдал экзамены и зачёты за семестр в институте, а на следующий день на работе, положил на стол начальнику заявление об увольнении по собственному желанию. Отработал две недели и уже из института забрал документы.
- Зачем же мучились, сдавали экзамены, - удивлённо спросила меня женщина в учебной части, протягивая бумаги.
- Дурак потому что, - ответил я ей, направляясь к выходу.
Когда дома поставил родителей перед свершившимся фактом, мать даже просияла, всплеснула руками.
- Слава тебе Господи! – Я уж и не чаяла, как тебя оттянуть от этой работы, так и спиться можно. – Посмотри на себя, одна кожа да кости остались.
Отец был проще.
- Ни работы, ни учёбы толком. – Полгода псу под хвост. – Аэропорт рядом, большой коллектив, будешь среди людей, устраивайся и работай. - У них и институты свои есть. – Всё лучше, чем среди торгашей отираться.
Не знаю, вспоминал ли отец потом про свои слова о полугоде, но это был мизер по сравнению с тем сроком, что я пустил по тому же адресу чуть позже.
До освобождения Светки оставалось менее двух лет.
Аэропорт, большой коллектив, тяжёлая, но хорошо оплачиваемая робота, которая мне очень нравилась. Нравилась до такой степени, что я через несколько месяцев поступил на заочное отделение профильного института. Всё складывалось хорошо.
Обида на молчание Светки затухала – жизнь брала своё. Вот в этот момент мне и показалось, что в конце «тёмного тоннеля» забрезжил свет. И я, как тот майский жук, полетел на него.
Неожиданно для всех - я женился.
Так бывает. Разве я одинок в подобном полёте? Уверен, что нет. Подобных «жуков» и «бабочек» полно среди нас. Далеко ходить за примерами не надо.
Родители, как правило, не лезли с поучениями в мою взрослую личную жизнь, но слова матери, а вернее – вопрос, врезался мне в память на всю жизнь: «На тебя что, затмение нашло?»
Полёт к свету, теплу в отношениях и пониманию, был очень короток - менее года. До рождения дочери. А потом «майский жук» со всего маху врезался в «абажур» холодного расчёта, эгоизма и совершенного непонимания. Слишком разными людьми мы оказались. Невольно вспоминались слова матери про «затмение».
Но был ребёнок – дочка. И «майский жук» работал, учился, молотил и молотил лапками, пытаясь всё же создать семью, жить хотя бы ради дочери. Так прошло целых шесть лет. Всё тщетно.
Потом пелена, или затмение, спала. Я вспомнил и понял, что мне, как и всем - жизнь даётся один раз, а дочь вырастет, сама разберётся и поймёт, кто прав, а кто виноват.
«Майскому жуку» повезло, ему протянули руку, подставили плечо, даже предложили переводом равнозначную работу в аэропорту «Пулково» города Ленинграда.
Оставляя всё, в том числе и любимый с детства город, в котором меня уже ничего, кроме близких мне людей, ни держало, я сделал резкий поворот в своей жизни.
Я не искал оправдания себе ни тогда, не ищу и сейчас. Часто доводилось вспоминать наш разговор со стариком-грузином, и мысленно продолжая его, я говорил: «Да, Гиви, я не выдержал экзамена устроенного мне Светкой, но ни тебе старче, и даже мне, не могло прийти в голову, что в этом «экзамене» её доля участия, была так мала. И, от этого запоздалого знания, во сто крат становилось обидней. Обидно было от бессилия, что-либо исправить, изменить».
Ведь мы с ней встретились, пусть и не через два года, но встретились.

[Oleg]

Начало следующей главы.

Глава 17 «Мы повзрослели»
Прошло более года, как я уже работал в Адлера.
Рейсовый автобус остановился на конечной остановке. Шумная компания таких же, как и я работников различных служб аэропорта высыпала на площадь перед павильонами. Синяя аэрофлотовская форма, замелькала среди толпы таксистов на стоянке перед павильоном прилёта пассажиров. Лавируя между машинами, люди спешили к месту работы. Прикрывая головы раскрытыми зонтиками, женщины торопились скрыться от порывов ветра под крышей здания.
На парковку зарулил «Икарус» из Сочи. Водитель сочинского «экспресса» открыл багажники. Люди выходили из тёплого салона автобуса, торопливо надевали тёплые куртки и пальто, разбирали свой багаж. Поднимали воротники, пряча лица от порывов промозглого холодного зимнего ветра, гнавшего по мокрому асфальту привокзальной площади жухлую листву.
А где-то там, куда они скоро улетят, уже лежали снежные сугробы.
В конце ноября начиналась сочинская зима. С беспрерывными недельными дождями, со штормами на море, с всеобщей промозглостью и сыростью под ногами. Пусть всего и на два-три месяца, но она наступала.
Он вышел из «Икаруса» одним из последних. За те годы, что я не видел его, как мне показалось, он внешне совершенно не изменился. Может быть, только загар исчез с лица. Хотя, а как могло быть иначе? Конец ноября, а я раньше видел Влада только в летние месяцы. Да, за эти годы он вытянулся, раздался в плечах, заматерел, как говорят обычно в таких случаях, но - это был наш Влад.
Застегнув молнию на куртке, он подхватил спортивную сумку на длинном ремне, забросил её себе за спину и, шагнул было в сторону павильона. В этот момент я его громко и окликнул:
- Влад!
Он повернул голову, мгновение вглядывался и, улыбаясь, шагнул мне навстречу.
- Привет! – Слышал, что ты теперь здесь живёшь и работаешь, но даже и не надеялся встретиться, я ведь всего на пару дней прилетал домой – сказал Влад, протягивая мне руку.
- А сейчас куда собрался? – спросил я.
Продолжая улыбаться, он дурашливо начал пританцовывать на месте, повторив дважды:
- Во солдаты! - Во солдаты меня загребли дружище!
Уловив на моём лице некое недоумение, пояснил уже серьёзно, как бы копируя армейский уклад.
- Следую к месту прохождения службы - в город Москву, столицу нашей Родины.
- Как же так, ты только закончил и, тебя сходу забрили?!
- Чего ты удивляешься? - У них это быстро. – У меня ведь только отделение французского языка, со вторым португальским были.
- Ни хрена себе, какую коллекцию ты собрал! - искренне восхитился я Владом.
- Военной кафедры у нас не было, вот мне популярно и объяснили военные, что я задолжал отечеству годик жизни, - продолжил он.
- Не могу представить тебя в кирзовых сапогах.
- Да лучше бы в кирзовых, - задумчиво ответил Влад и пояснил.
- В тех коридорах, по которым мне предстоит ходить, насколько я знаю, в сапогах не ходят.
- При штабе будешь служить?
- Что-то типа того. – Выбор мне не предоставили, а отказываться от такого предложения - себе дороже. - Вот так то.
Бросив взгляд на часы, он перевёл разговор в другое направление.
- Ты то как?! – Слышал, что женился, ребёнок уже есть. – Что институт наш бросил и поступил на заочное аэрофлотовское отделение.
- От кого слышал, от Женьки что ли?
- Нет, с братом твоим увидеться не успел, мать рассказала. – Она как-то встретила вашу тётку, Нинушку кажется, вот она ей и рассказала.
Так разговаривая, мы медленно шли к павильону аэровокзала, протискиваясь между плотно стоящими напротив него такси, и остановились перед входом.
- А про Светку знаешь? – спросил я его.
Он поднял голову, ответил:
- Знаю, но не всё, уверен, ты знаешь больше, надеюсь, что …
- Да, знаю больше, но не верю и никогда не поверю никому. – Только ей, - не дал я Владу закончить фразу.
- Вот и правильно, мы с тобой знаем её лучше. – Вернётся она, всё прояснится и наладится у вас. – Я очень этого хочу. – Она отличная девчонка. – А зло, оно как бумеранг, всегда возвращается.
- Он уже прилетел, - ответил я Владу.
- Слышал, - он оттянул манжет куртки и бросил взгляд на часы.
В этот момент по трансляции донеслось объявление диктора о посадке на московский рейс.
- Извини, это мой рейс, а я ещё до стойки регистрации не добрался. - Надо бежать, нельзя службу начинать с опоздания.
Серьёзность последних мгновений исчезла с его лица, он вновь улыбался.
Мы обнялись и похлопывая меня по спине, он тихо сказал:
- Увидимся ещё, очень хочу вас вместе увидеть. – Очень! – и протискиваясь сквозь толпу пассажиров, скрылся в зале регистрации.
Всего пятиминутная встреча на ходу и вновь мы расстались на многие годы. Через несколько лет я узнал, что Влад остался служить, но где и как, можно было только догадываться, после опять-таки случайной встречи с его родителями в том же аэропорту.
Высокий мужчина с поредевшей за прошедшие годы, шевелюрой светлых волос, чуть приподнимая левой рукой очки над глазами, широко шагая, шёл по залу регистрации пассажиров. Щуря глаза, он вглядывался в табло над стойками регистрации. Даже через много лет я узнал его – это был отец Влада. За ним, еле поспевая, шла миниатюрная женщина, прижимая к груди сумку-ридикюль. В широко распахнутых глазах пожилой гречанки плескалась тревога и отчаянье, она ежесекундно, что-то быстро говорила в спину мужа. Её причёска на скорую руку, начала рассыпаться. Несколько прядей с проседью, ниспадали ей на уши и шею, она этого не замечала или ни придавала значения этим мелочам.
Я понял, что случилось что-то серьёзное и, скорей всего с Владом. Поспешил к ним. Остановился перед мужчиной и, обратившись к нему по имени отчеству, спросил, могу ли я чем-то помочь. С высоты своего роста он удивлённо воззрился на меня, не узнавая. Из-за его спины вынырнула жена и, узнав меня, быстро, почему-то шёпотом, сбивчиво начала объяснять:
- Мы опаздываем, наверное опоздали … нам в Москву! – Нас вызывают! – Вадик в центральном военном госпитале. – Будет сложная операция мы должны быть там.
- Билеты, паспорта, быстро! – я протянул руку.
Пока отец Влада извлекал из внутреннего кармана пиджака паспорта с вложенными билетами, она продолжала быстро рассказывать.
- Купили билет на ближайший рейс … неужели опоздали?! – Вадик был в командировке … и вот такое горе …
Протягивая мне документы, муж оборвал её.
- Зачем это?!
Жена осеклась на полуслове, прижала к губам кулак с зажатым носовым платком. Казалось, что она держится из последних сил, чтобы не разрыдаться. Муж приобнял её привлёк к себе и, поглаживая по плечу, сказал, наклонившись к ней:
- Тихо, тихо родная, всё будет хорошо, мы успеем.
Я быстро глянул в билет. Времени оставалось в обрез, на этот рейс уже дважды объявляли посадку.
- Быстро идите туда, - я указал им направление к выходу на посадку, а сам побежал к стойке регистрации.
Успел вовремя, дежурные уже собирались брать на свободные места пассажиров с вечернего рейса, желающих улететь раньше. Потом, опять бегом я бросился к посадочному терминалу.
Пожилые родители Влада быстро шли к уже полному автобусу, который должен везти их к самолёту. Мать Влада всё оборачивалась и оборачивалась, благодарила меня, а я крикнул им вослед:
- Всё будет хорошо! – У него всё, должно быть хорошо!
Было начало лета семьдесят седьмого года. Можно только догадываться после какой командировки, офицер, военный переводчик и наш друг детства Влад, попал в центральный военный госпиталь страны. В его личном багаже имелась целая куча иностранных языков, среди которых был и португальский – основной язык государства Ангола. Отголоски о событиях в этой стране могли долетать до нас только через шорохи и треск глушилок в радиоэфире, когда вещал вражий голос – «Голос Америки». Можно только догадываться и предполагать, но не знать.
Между этими встречами в аэропорту и произошло возвращение Светки в родной город.

[Oleg]

Ещё свеженький кусочек.

И опять злой рок, или чья-то зловредная режиссура, развела нас, не позволила в тот раз встретиться.
В последний год я неоднократно просчитывал время, когда она может вернуться. Пытался предугадать, понимая, что могу ошибиться, но был уверен, что если и ошибусь, то не намного.
Затем пришло время зимней сессии, и я на месяц улетел из города в полной уверенности, что по возвращении домой, точно встречусь с ней.
Зачёты, экзамены, всё в тот раз шло комом и со скрипом. Присутствовал вроде бы в аудитории, а голова и мысли были заняты другим. Душа была не на месте – кажется, так говорят?! Оставив в институте длинный «хвост» по одному из предметов на последнем экзамене, и мысленно плюнув на него, я помчался в аэропорт. Успел на последний рейс.
Самолёт прилетел с большой задержкой. Зимой расписание полётов в Сочи резко сокращается, и в ночное время жизнь в аэропорту затихает. Намного раньше засыпают и рейсовые городские автобусы в автопарках. Домой пришлось добираться на такси.
Как я ни старался не шуметь, мама услышала моё появление и, на ходу завязывая пояс халата, вышла в коридор встречать меня. Обняла, поцеловала и тихо спросила:
- Как у тебя, всё нормально, сдал?
- Да мам, всё хорошо.
- Есть хочешь?
- Ни то слово, с самого утра во рту ни крошки.
- Иди, мойся, я сейчас соберу, - и начала открывать холодильник.
Поплескавшись под душем, я вышел на кухню и сел за стол. Прислонившись к притолоке двери, мама наблюдала, как я ем. Собралась вроде вернуться в спальню, но не удержалась и, обернувшись, явно сомневаясь, что правильно делает, тихо сказала:
- Женька тебе несколько раз звонил, последний раз сегодня утром.
Я мгновенно всё понял – «Светка вернулась! Но почему звонит он?! Ведь у неё должен быть наш телефон?!»
Только теперь мелькнула ужасная догадка, о чём я за эти годы даже и подумать не мог. Такое просто не укладывалось в голове. «Неужели она не переслала ей моё письмо, … и все эти годы!». Я вскочил из-за стола.
- Не дури, первый час ночи уже, тётю Тамару разбудишь – и, мама выставила руку шлагбаумом, пытаясь перекрыть мне дорогу к телефону.
- Он у него стоит на лоджии, рядом с кроватью, а тётя Тамара спит в другой комнате. - Ничего, перебьётся, можно подумать, что ему каждую ночь звонят – я аккуратно отвёл мамину руку в сторону.
Пользуясь длиной провода, перенёс аппарат на кухню и набрал номер брата. Плотно прикрыв за собой кухонную дверь, мама вышла.
После череды длинных гудков, он наконец-то снял трубку, а когда узнал меня по голосу, уже мне, пришлось слегка отстранить свою от уха. Полилась такая тирада с переливами, которую облачить в письменную форму невозможно. Более-менее приличной она стала только на излёте.
- … совсем охренел, что ли?! – Мне вставать в шесть утра. – Задолбали вы меня со своей любовью-морковью!
Не дав мне и слова вставить, продолжил:
- Приезжай завтра в порт! – Тьфу, мать твою, уже сегодня!»
Это он видно глянул на часы.
- У меня послание тебе, от Светки.
Начало очередной порции мата прервалось гудками на новом взлёте его матросской фантазии. Похоже, брат смачно шарахнул трубкой по рычагам телефона.
Когда и как я уснул в ту ночь, предвкушая долгожданную встречу со Светкой, я сейчас не помню, но можно догадаться по тому, что я проспал и не слышал, как уходили на работу родители.
Уже в автобусе, когда с серпантина дороги стало хорошо просматриваться море, вглядывался, определяя, штормит сегодня или нет. От этого зависело, застану ли я брата в порту, или прогулочный теплоход может уйти в море. Волна вроде бы небольшая, если будут туристы, могут и уйти. Когда въезжали в центр города я попросил водителя экспресса притормозить на секундочку и выпрыгнул на тротуар.
Быстро пересёк хорошо знакомый с детства скверик. По бывшей нашей улице прошёл мимо пустыря засаженного хилыми пальмами и кустами, здесь совсем недавно стоял дом нашего деда, а за ним бурлила жизнь в обширном «Шанхае». Всё плоско, голо и уныло, как и не было ничего. А вот и мелководная часть порта, где у причалов стоят прогулочные катера и покачиваются на мелкой водной ряби несколько плоскодонных глиссеров. И никого. Тишина и запустенье мёртвого сезона.
Справа у дальнего причала, как обычно, катер пограничников и рядом с ним красавица, «белокрылая чайка», со стремительными обводами корпуса – правительственная прогулочная яхта. Дальше, на берегу, ремонтные стапеля с катером на них, но это была не Женькина «Пальма». Значит, ушли в море. «Опоздал, чёрт бы тебя побрал, проспал зараза!», - обругал я себя, направляясь к кассам и диспетчерской порта.
Две кассы закрыты, только в одной сидела женщина и, что-то стремительно вязала. Спицы в её руках мелькали ни хуже велосипедных в колесе на приличной скорости.
Пожилой мужчина-диспетчер, прикрыв глаза, клевал носом в соседней клетушке. Его голова неумолимо клонилась вниз к микрофону, стоявшему на изогнутом штативе напротив. Лихо примятая, видавшая виды, с потемневшим от времени, шитым «крабом» на тулье «капитанки», наоборот, смотрелась на седой голове очень даже ничего. Морское членистоногое и треснувший лаковый козырёк, смотрели прямо в глаза всяк подошедшему, как бы вопрошая: «И какого чёрта тебя принесло? Не видишь, человек отдыхает?!» Продуманно всё было чётко, как только ткнётся лбом ветеран в железку микрофона, так и просыпается, а потом всё можно и по-новому.
Зима в Сочи, это вам не летний дурдом! Все и всё впадает в спячку, почти в анабиоз.
Приложиться в очередной раз я ветерану порта не позволил. Тихо постучал ногтём в стекло. Он встрепенулся, дёрнул головой и выпрямился. Часто моргая, уставился на меня осоловевшими глазами. Улыбнувшись ему, я пригнулся к вырезу в окне, служившим переговорным устройством и спросил:
- Извините, а не подскажите, куда «Пальма» ушла и когда вернётся?
Окинув меня быстро яснеющим взглядом и восстанавливая чуть было не утраченную бдительность, он ответил, близоруко щурясь.
- А тебе-то почто?! – Ушла и ушла себе.
- С братом надо свидеться, звонил он мне.
- А кто у тебя братец-то? – продолжился допрос ветеран-диспетчер.
- Женька, матросом на ней ходит.
Он пошарил рукой по столу, нашёл и водрузил на переносицу очки. Подался слегка вперёд, вглядываясь в меня. Чтобы как-то успокоить его бдительность, или удовлетворить любопытство, пришлось назвать фамилию брата.
- Что-то не похожи вы друг на дружку-то? – спросил, успокаиваясь и одновременно освобождая нос от тяжести массивной оправы очков.
- Так мы ж двоюродные.
- А, тогда ясно. - Я Женьку-то знаю, а вот про брата, он никогда не говорил – и наконец, перешёл к моему вопросу.
- Взяли они небольшую группу туристов, и ушли в Дагомыс, сейчас уже возвращаются. – Минут десять, как капитан отметился, что прошли Лоо, так что, скоро будут.
- Спасибо батя! – и, доставая сигарету, я отошёл к лавочке, что стояла рядом с диспетчерской.
Минут через десять, скрипнув дверью, и оставив её открытой, он вышел на улицу. Осторожно разминая пальцами папиросу, направился в мою сторону. Протянув ему зажигалку, я подвинулся, уступая место с краю, ближе к открытой двери в диспетчерскую. Старик молча курил, зажав фигурно смятый мундштук папиросы между заскорузлыми пальцами, делал глубокие затяжки, мощно выпускал струи дыма носом, и косился на меня. Раз, второй, третий. Мне надоело это молчаливое разглядывание, и я спросил престарелого моремана:
- Батя, что не так, или на мне что-то написано?
Он бросил окурок папиросы в урну, тягуче сплюнул туда же и, поднимаясь, хрипло ответил:
- Не только на тебе, на многих из вас – молодых, написано. – У меня дома, свой экземпляр есть. - И откуда вы только берётесь такие?!
- Какие, такие? – невольно возмутился я агрессивной неприветливости мужчины. - С чего ты вдруг взвился?
Он уже шагнул к двери, но обернулся.
- Какие, спрашиваешь?
Чуть пригнулся, как бы подался корпусом вперёд и, багровея лицом, хрипло рявкнул:
- Да недоделанные вы!
Вновь шагнул к диспетчерской, махнул в мою сторону и, то ли с обидой, то ли с горечью в голосе, не оборачиваясь, добавил тише:
- Мне бы твои годы! - Как же можно отпустить от себя такую девушку?! – Да ни за что, ни на шаг от себя не отпустил бы!
- Батя, ты о чём? – я вскочил со скамьи.
А он уже указывал рукой вперёд и немного левее.
- Вон твоя «Пальма» входит. – Иди, встречай.
И прежде чем раздражённо громыхнуть дверью, закрывая её, пробурчал, успокаиваясь.
- О чём я? - Да о том. - Вот поживёшь, может быть, и поймёшь тогда.
В створе портовых ворот показался нос катера.
Недоумевая, чем был вызван такой всплеск красноречия пожилого моряка, я тихо потопал к причалу, куда должна пришвартоваться «Пальма». За моей спиной раздалось тихое, покашливание из динамика над диспетчерской. Откашливаясь, старик, видно, прикрывал микрофон ладонью. А потом над пустым мелководным портом и причалами, разнеслось казённо-металлическое.
- Теплоход «Пальма», рейсом из Дагомыса, будет швартоваться у третьего причала.
Я оглянулся, а он, демонстративно отвернулся от меня. Под ложечкой противно засосало.

[Oleg]

Окончание главы.

Женька стоял на носу катера, держа в руках швартовы. Поднял левую руку в приветствии. Крикнул, раскачивая канат правой, - принимай, - и бросил мне петлю под ноги. Подхватив канат с асфальта, я накинул швартовы на массивный причальный кнехт. Второй матрос, с кормы катера, пользуясь малым расстоянием и низким бортом, проделал подобную операцию самостоятельно. Через пару минут они подтянули судно к причалу, и закрепили канаты на палубе.
И вот, уже открыв бортовую калитку, Женька стоит на причале и подаёт женщинам руку, страхует, помогает ступить им на твердь земную. Улыбается, интересуется, как прошла прогулка, расплывается в благодарственной улыбке, чувствуя, как из женской ладошки, монетка перекочёвывает в его ладонь. Когда женский ручеёк иссяк, и пошли в основном мужчины, он повернулся ко мне, запуская руку во внутренний карман куртки
- А ведь я Светку так и не увидел. – Мы в тот день в Пицунду ходили с группой туристов, вернулись уже затемно, а она ждать не могла. – Написала записку и передала мне через диспетчера.
Он извлёк из кармана кучу бумажек и пока выуживал из неё нужную, я успел подумать. « Не подводит меня предчувствие, ничего хорошего в письме для меня нет. Теперь понятно, почему старик так на меня так взъелся». Как ни странно, но на любителя чужих писем, я злости не ощутил.
- Держи, - Женька протянул мне сложенный вчетверо листок. – Пошли к нам, здесь, что ли будешь читать?! - и пояснил:
- Мать случайно встретила Светку в автобусе за день до этого, когда ехала на работу, только и успела сказать ей, где меня искать.
Прошли в пассажирский салон катера. Разворачивая лист, я сел на диван. Высыпав из карманов мелочь на соседний диван, Женька с напарником начали подсчитывать халтуру за рейс.
Слегка округлый с небольшим наклоном хорошо знакомый мне Светкин почерк. Писала торопливо, понимая, что, скорее всего, письмо прочтут посторонние люди. Отсюда и рваный ритм, сквозящая из каждого предложения недосказанность.
«Привет!
В самый последний момент нашла твоего брата. Встретиться не получится – вечером у меня самолёт. Улетаю, пока в Москву.
Дома с матерью, да и в городе, всё плохо. Оставаться здесь не хочу и не могу. Прости и не обижайся, что перестала писать тебе в Севастополь. Думала, что ты поймёшь, и так будет лучше. Теперь понимаю - сглупила, но кто же знал, что вот так запросто, можно потеряться?!
О тебе всё знаю. Много думала и поверь – не обижаюсь. Просто мы стали взрослыми. А это – другая жизнь. Нам остаётся только память, её не обмануть и не вычеркнуть.
Целую, твоя Светка».
Размашистый росчерк и всё.

Как сквозь вату в ушах, долетел голос брата:
- Поднимись к капитану, скажи, что имеем на бутылку водки с закуской. – Или на два «Агдамчика» с конфеткой. – Пусть скажет, что брать?
Женькин напарник начал подниматься по трапу в рубку, а брат повернулся ко мне, спросил:
- Прочитал? - И, что думаешь делать?
- А что здесь можно сделать?
- Так может быть у матери уже есть её адрес.
- Нет, сейчас не буду спрашивать, могу сорваться, она всё же Светке мать. – Потом зайду, а сейчас домой.
- Подожди, вместе в город пойдём. – Мать говоришь ей, так за что же она вам так нагадила в душу?
Я промолчал. Знал бы - за что?
В этот момент из рубки вернулся матрос.
- Ну, и что берём?! – спросил его Женька.
- Мастер сказал, чтобы брали два «Агдама», - изрёк вердикт капитана напарник.
- Добавляй на третью и присоединяйся к нам. – Тебе сейчас совсем не помешает, - щуря привычно один глаз, брат вопросительно посмотрел на меня.
- Нет Жень, под такое настроение, этим не обойдёмся, а мне с утра на работу выходить.
- Тоже правильно, ладно, пошли, провожу тебя.
Мы вышли на причал, и он направился было по кратчайшему пути, мимо диспетчерской, где на лавочке, попыхивая папиросой, вновь восседал ветеран порта. Я придержал брата за рукав куртки.
- Пошли через вокзал, не хочу мимо этого хмыря топать. – Он может вновь рот открыть, а я не удержусь и обложу его трёхэтажным.
- Да брось ты, он что, родной отец тебе?!
- Мне-то плевать, а вот тебе работать здесь, - ответил я Женьке.
Ответить-то ответил, хотя и понимал, что причина не в этом. Просто чувствовал - была в словах старика некая истина, прав он был в чём-то. В тот момент я посчитал, что мне вполне достаточно и этой правды.
Прошли через центральный зал Морского вокзала, где под лазурным куполом высокого потолка, на тончайших нитях парила ослепительно белая чайка и вышли на площадь.
Дошли до гастронома и здесь разошлись с братом, он в магазин, а я на автовокзал.
Набежавшая на город с моря низкая дымка перенасытила влажность воздуха, и холодная влага буквально окутывала. Приходилось то и дело отирать мокрое лицо, стряхивая капли. Уже в салоне «Икаруса» я снял куртку и повесил её на спинку впереди стоявшего кресла. Через пару минут, под ней появилась лужица.
Автобус тронулся, и поток воздуха начал сгонять мельчайшие капли влаги на стекле в более крупные. Они сливались, набухали, срывались косо вниз, расчерчивая оконное стекло. Буд-то плакали.
«Вам хорошо, вы умеете это делать, а я уже разучился, а так хочется иной раз! Не только заплакать, а завыть по-волчьи».
Приходило осознание, что я теряю Светку. И, если бы не автобус и люди вокруг.
Подтверждение тому, что всё так и есть, пришло через пару месяцев. Кто-то донёс до ушей одной из моих тёток, а она далее по цепочке, Женьке и мне, что Светкина мать хвасталась в магазинных очередях, будто дочка её, в Москве вышла замуж за француза и уехала с ним.
Большинство, не верили ей, но они ведь не читали Светкиного письма ко мне. А я помнил строчку – «Улетаю, пока в Москву». Где «пока», было главным и за ним что-то стояло. Они не верили, а я поверил.
Следующий раз Светка появилась в городе, только через четыре года.

[Oleg]

Начало новой главы.

Глава 18 Встречи
Одна операция, вторая, реабилитация, санаторий – восемь месяцев Влад кочевал по казённым койкам, прежде чем появился в городе ранней, ветреной весной, когда ветер, разметав тучи, гонит их клочья над морем и бухает волнами в портовую стенку так, что канонада слышна в центре города. Позвонив мне, Женька кричал в трубку:
- Представляешь, Влад вернулся! – Хочет собрать всех, ты как в эти выходные?
- Не работаю, а кого всех-то? – ответил я вопросом на вопрос.
На противоположном конце линии повисла пауза.
- Кого-кого, - передразнил меня брат - Ты да я, да мы с тобой, кого ещё он может собрать теперь?!
Договорились, что встречаемся в субботу на старом месте - под магнолиями, что росли возле нашего дома. Дом снеси, а деревья оставили, как бы нам на память о месте, где прошли детство и юность.
Светофор горел красным и с разрешения водителя автобуса, я быстро выскочил на тротуар. Успел перебежать по «зебре» на противоположную сторону проспекта и оказался в нашем скверике.
Фонтанчик ещё не работал, любимая лавочка деда и отца под мушмулой, мокрая и замусорена мелкими сухими веточками с дерева. Всю ночь шёл дождь с порывами шквального ветра. Прислонившись спиной к стволу магнолии, брат стоял на другой стороне нашей улицы и курил. Меня пока не замечал.
Я невольно остановился, вокруг всё своё, знакомое с детства, а там, за магнолиями, была пустота. Нахлынула ватная, слегка звенящая тишина и сквозь неё, вначале еле различимо, всё ближе и явственнее, послышался цокот копыт по асфальту, шуршание резиновых шин и: «Тпру, милая! Стой, приехали».
«Сейчас хлопнет дверь на лестничной площадке, топот ног Коляна по лестнице, затем он выскочит на улицу и … » В глазах и носу предательски защекотало, колючий комок подкатил к горлу. «Этого никогда больше не будет!»
- Глаза бы мои на это уродство не смотрели, - хрипло произнёс Влад за моей спиной, положив руку мне на плечо.
- Привет!
- Привет! - мы обнялись.
- Я стою тут, жду их, а они обниматься затеяли, - донеслась возмущённая реплика Женьки.
- Только сейчас, забравшись в отдельные бетонные соты, начинаешь понимать, как дружно мы здесь жили. – Тесно, без удобств и горячей воды в кране, но дружно. – Ладно, наш «Шанхай», а ваш-то дом, чем помешал? – Простоял бы ещё лет сто, - рассуждал Влад, пока мы переходили улицу.
- Кому-то из начальства, чтоб ему ни дна, ни покрышки, дом мешал перспективу видеть! – Так сказать, от шпиля одного вокзала, до шпиля другого, - ответил Владу Женька, расслышав последнюю фразу. - А пока имеем хилую перспективу и слегка облагороженный пустырь. – Куда пойдём? – спросил, поднимая воротник куртки и отворачиваясь от очередного порыва холодного ветра.
- Кабак в порту уже должен работать, - бросив взгляд на часы, предположил Влад. – Пошли?
Ресторанный зал постройки времён сталинской эпохи. Большой, величавый и совершенно пустой в это время года, подавлял размерами и помпезностью. Высокие потолки с затейливой лепниной, бронзовые, наверняка трофейные люстры, картины с морскими пейзажами, ряд массивных колонн. Пустота и некая напыщенность не очень располагали к выпивке с задушевной беседой, но топать в другое место по промозглой погоде не хотелось. Решили остаться.
Первая рюмка прошла, как и положено – за встречу. Вторую, наполненную до краёв, выпили за тех, кого знали и помнили, кого уже не было с нами. За дядю Борю, затосковавшего без привычного общения в коммуналке и окончательно спившегося в отдельной однокомнатной, за нашего Коляна, так и не повзрослевшего, за его мать, не успевшую состариться. Выпили за наших с Женькой старичков, за дядю Гиви, выпили за Пашу. Вот сколько их набралось всего за шесть последних лет! Выпили, закусили и, закурив, долго молчали, вспоминая каждый своё.
За эти годы многое изменилось и в первую очередь - мы сами. Тем интересней было больше узнать о Владе. Внешне он изменился мало: слегка раздался в плечах, исчезла юношеская мягкость в чертах лица, мелькнуло несколько серебряных нитей в волосах, он стал короче стричь виски, пытаясь спрятать седину и там. Это не удивляло, ко многим мужчинам-южанам, седина наведывается, и остаются с ними, намного раньше обычного в этих случаях возраста. А вот взгляд изменился. Если раньше это были глаза лёгкого в общении, ироничного парня, то теперь, в них было больше спокойствия, и как бы повёрнутости в себя. Некий взгляд человека, заглянувшего однажды туда, куда нет доступа многим. И, если подумать, это тоже объяснимо. Столько времени балансировать между жизнью и смертью, тут не только взгляд может измениться!
- Ну, Влад-пропащая душа, рассказывай, как ты, где ты?! - прервал вопросом мои размышления Женька.
- А что рассказывать? – Резали, штопали, вновь резали, латали, подлечили, поставили на ноги, прогнали через медицинскую комиссию и … отбросили в сторону, как ботинок с лопнувшей подошвой. – Списали меня по здоровью. – Как и где я себе эти проблемы нажил, спрашивать не имеет смысла. – Один чёрт, даже по пьяни, не скажу. – Подписку я серьёзную давал парни, хватит с меня всяких приключений.
Влад улыбнулся, обвёл нас взглядом и затушил сигарету в массивной пепельнице.
- Никто тебя и не собирается пытать расспросами, только полный идиот может не понять, где с такой специальностью, как у тебя, сейчас можно поиметь кучу неприятностей на задницу. – Ты сказал, что тебя «отбросили, как ботинок с лопнувшей подошвой», отбросили, но не выбросили, а это разные вещи, - щуря один глаз и ухмыляясь, брат вопросительно смотрел на Влада.
- Разница только в одном, уволили из конторы, но помогли с трудоустройством на гражданке в Сочи. – И на том спасибо.
- Что, даже в Москве пристроить тебя не могли? – спросил я Влада.
- Были варианты, могли, но я сам не захотел. – Наелся я столицей ребята, домой хотелось ужасно. – Море наше и город по ночам снились. – Паспорт. прописка и прочая бумажная канитель, в городе огляделся, вас нашёл, отдохнул немного дома, а уже в понедельник выхожу на работу.
- И куда тебя «коллеги» трудоустроили? – спросил, ехидно улыбаясь, Женька.
- Старшим администратором в новую гостиницу.
- Не слабо так! – в два голоса протянули мы с братом.
- Короче, под бочок к западникам подсунули тебя. – А как с отчётами в контору, еженедельно, или помесячно отчитываться будешь? – продолжал язвить Женька.
- Да пошёл ты, - огрызнулся Влад.
- Молчу, молчу, всё понятно, не ты первый, но и не последний.
Построенная в самом центре города, гостиница открыла двери совсем недавно, не прошло и двух лет.
Снесли популярный у отдыхающих ресторан «Рыбная кулинария», вырубили зелёный скверик, точную копию нашего, напротив, через проспект. Закатали в асфальт фонтанчик, где многие годы плескалась живая рыба для посетителей ресторана.
Поймать ночью на закидушку огромного карпа или крупного судака, для нас – мальчишек, было делом не трудным. А вот вытащить сопротивляющуюся рыбу и удрать с ней под заливистые трели милицейского свистка, удалось лишь однажды. «Героем» стал Колян – лучший среди нас рыбак и обладатель самых длинных ног.
И вот теперь, всё это осталось только в нашей памяти, а перед глазами маячил огромный железобетонно-стеклянный монстр на несколько сотен койко-мест. «Коллеги» Влада, помогая с трудоустройством, даже и не предполагали, какой подарок преподносят нашему другу. Никому неведомо было, что где-то там, в космосе, уже разложен «пасьянс». И выражаясь языком дяди Гиви – «карты сданы и легли так», что именно под этой крышей Влад встретит свою любовь на всю оставшуюся жизнь. Да какую любовь! « Везувий!».
Нам ещё только предстояло наблюдать за вулканом страстей, переживать за Влада, когда начинали сгущаться тучи и летели искры над головам влюблённых. Наблюдали не только мы, наблюдали и не единожды раздували костёр страстей, бывшие «коллеги» Влада. И длиться всё будет ни год и не два. До этих событий оставалось ещё несколько месяцев, а в тот ветреный весенний день, разлив последнее из бутылки по рюмкам, мы вышли на набережную, пряча лица в поднятые воротники курток.
Волны с пенными шапками набекрень, рушились на пляжную гальку, тянулись к стене набережной и, не добравшись, обессилев, отступали с недовольным шипением, унося в полон мелкие камешки и песок с пляжа.
«Вот и исполнен обязательный ритуал под названием – встреча друзей детства. Адресами и телефонами обменялись. Теперь пойдут редкие встречи по особо значимым событиям и обязательные звонки-поздравления с новогодними праздниками. Всё, как у всех», - такие мысли непроизвольно роились в голове, пока мы шли, переговариваясь «ни о чём» к остановке, где, пусть и в одном городе, но наши маршруты разойдутся в разных направлениях.
Значимое событие произошло месяца через четыре. Позвонил Влад.
- Привет! – Надо обязательно встретиться, хочу познакомить вас с моей невестой. – Я много рассказывал ей о нас, и она очень хочет познакомиться. – У меня приготовлен сюрприз!
- Мне кажется, ты его уже сделал! – Или будет ещё один?
Он засмеялся.

[Oleg]

Скорей всего, глава получится большой, а посему, буду выккладывать частями.
А разбивать её на две не хочется.

Влад выбрал очень странное место – крайнюю аллею нашего скверика. Рядом с шумным проспектом, светофором и «зеброй» на перекрёстке. С другой стороны располагался центральный гастроном города. Круглосуточная суета и людской гвалт вперемешку с рёвом машин срывающихся с места при зелёном свете светофора – совсем не лучшее место для встречи.
Пусть и с разных направлений, но мы с братом приехали почти одновременно. Присесть на лавочку, которую оккупировали несколько женщин, не предоставлялось возможности. Громко обсуждая покупки, шурша пакетами, они активно распихивали свёртки по огромному количеству сумок. Мы отошли к урне и закурили, поджидая Влада.
Не прошло и пяти минут, как он появился и был один. За несколько месяцев проведённых дома, он восстановился и хорошо загорел, приобрёл вид прежнего, только повзрослевшего, но так хорошо знакомого нам по юности Влада.
Одет был, как всегда стильно и в то же время, как бы с лёгкой небрежностью. На нас с братом джинсы, футболки и кроссовки, а на Владе: бледно-голубые, хорошо отглаженные летние брюки и светлые туфли. Белая рубашка-марлёвка с короткими рукавами, расстёгнутая на две верхние пуговицы, контрастировала с шоколадным загаром груди и рук. И последний штрих – фирменные, солнцезащитные очки в тонкой оправе.
- Ну, ты и нашёл место для встречи, у меня уже голова раскалывается от этого гвалта и в глазах рябит от розовых тушек, - встретил недовольным брюзжанием, указывая рукой на толпы отдыхающих, Женька.
- Хорош бухтеть, как старпёр, потерпи немного, полечим твою головку! – ответил ему Влад, протягивая мне руку.
- А чего один-то, где «сюрприз» потерял? – спросил я его.
- Сейчас подойдёт. – Я вас пораньше специально высвистал, чтобы немного ввести в курс дела.
- Чёрт бы тебя побрал, ещё и её будем ждать! – тихо взвыл брат.
В этот момент, наконец-то упаковав сумки, подхватив их, и возбуждённо галдя, женщины снялись с лавки.
- Давайте, быстро! – и, опережая нас, Женька плюхнулся на освободившееся место.
Раскинул руки на спинке, прикрыв глаза, с нотками отчаянья и одновременно блаженства в голосе, произнёс:
- О господи, неужели летним днём, в своём городе, я не имею права посидеть в тенёчке?! – Как же они мне осточертели!
- Что это с ним? – Ещё только начало июля, а он уже озверел – улыбаясь, повернулся ко мне Влад.
- Похоже на обострение, отягощённое вчерашним, чрезмерным возлиянием.
- Да, надо лечить, - констатировал Влад.
- Не надо, а обязан, коли выдернул меня в муравейник, да ещё в такую жару, - пробормотал Женька, закрывая глаза. – И хорош, трепаться, излагай, вводи в курс дела о своём «сюрпризе», иначе, потом одним пивом не отделаешься, – издав мученический стон, он откинул голову на спинку скамьи.
- Ей двадцать четыре года, она уже вторую неделю живёт в гостинице, - начал рассказывать Влад, подбородком указав на недавно возведённого железобетонного монстра, половина этажей которого, хорошо просматривалась с нашей лавочки.
Сделал короткую паузу, как бы стараясь понять нашу реакцию на услышанное, и закончил предложение:
- Она итальянка.
Проделав определённое усилие, брат принял на скамейке нормальное положение, и мы уставились на Влада. Если бы в этот момент можно было сделать стоп-кадр, то титры под ним были бы совершенно уместны: «Встреча двух дебилов с городским блаженным». Один – с улыбкой во всю физиономию, и двое - с отвисшими челюстями, воззрившиеся на него.
- Идиот! – тихо, но с уверенностью в голосе, прокомментировал Женька «сюрприз» от Влада, и вновь принял изначальное положение.
- Тебе что, спокойная и сытая жизнь надоела? - Ты же говорил, что не нуждаешься в приключениях. – Понятно, что ты коллекционируешь иностранные языки, но мы не помним, чтобы ты коллекционировал юбки. - Да, есть такое мнение, что изучение языков в кровати, происходит намного успешнее, но не до такой же степени наглеть! – Ты кувыркаешься с «преподавателем» в своей же интуристовской гостинице. – Неужели не понимаешь, что твои бывшие коллеги, размажут тебя по стенке, за подобные «уроки»? – это уже я, разразился длинной тирадой, слегка оправившись от новости.
- А ты уверен, что его коллеги такие уж бывшие?! - В чём, лично я, теперь очень сомневаюсь. - И, есть парочка вопросов. – Что это за туристка такая? – Обычно они прилетают только на неделю, а эта, уже вторую живёт здесь? – И ещё, с чего ты взял, что она твоя невеста? – Таких «невест», прилетает каждый день, хрен знает сколько! – На всех, даже у тебя, здоровья не хватит, - послышалось от Женьки.
- Вот навалились! – Даже слово не даёте вставить, объяснить, - возмутился шутливо Влад.
- Валяй, озвучивай свою версию сказки, - благосклонно позволил ему Женька.
- Во-первых – невеста. - Это не мои слова, а её. – Она так решила и уверена, что так и есть.
Женька выпрямился и, опираясь локтями о колени, подался в сторону Влада, привычно жмуря один глаз, ехидно спросил:
- Это после первых кувырков, что ли? – Сходу, так!
И повернувшись затем ко мне, продолжил.
- Представь! – Ей двадцать четыре, а этому хмырю, почти тридцатник. – Тоже мне, парочка девственников собралась! – и захохотал.
Всё было сказано так громко, что стайка девушек, проходивших как раз в этот момент мимо нашей лавочки, повернули головы в нашу сторону и, прыснув смешком, ускорили шаг, а отойдя на несколько метров, разразились заливистым смехом.
- Заткнись, иначе, за «хмыря» - останешься без пива!
- Не знал, что ты ещё и садист. – Замолкаю, вещай далее, сказитель! – и сложив руки на груди, брат действительно замолчал на какое-то время.
- Она прилетела сюда вместе с отцом из Москвы, потом он улетел в Куйбышев, а она осталась, - продолжил рассказ Влад.
- Понятное дело, нахрен ей сдался тот пыльный Куйбышев и мутная Волга, когда здесь море, солнце, хороший номер в гостинице, а главное – мужик под боком, - не удержался от комментария брат.
Мне пришлось пихнуть его локтём в бок.
- Общаемся мы на английском, она недавно окончила университет в Милане и эта поездка, как бы подарок от отца. – Что касается моих бывших «коллег», то разговор с ними уже был, но какой-то очень странный. – Не давили они на меня, всё как-то спокойно и, можно сказать, чинно всё происходило, - продолжил Влад, стараясь не реагировать на Женьку
- А чего им давить на тебя?! – Они своё дело туго знают. – Дождутся, когда они свалят отсюда и, так же спокойно, чинно, пинками, выгонят тебя с работы. – И, я сомневаюсь, что даже самая задрипанная школа города, не возьмёт тебя преподавателем английского языка. – Сочинская-товарная - она возьмёт, там грузчики всегда требуются.
- Да поймите, мужики! – Влад вскочил с лавки. – Влюбился я, втрескался! – Никогда и ни с кем такого у меня не было, голову, совсем потерял!
- Надо быть полным кретином, чтобы этого не заметить, - тихо пробурчал Женька.
А он, не обращая внимания на реплику, продолжил выворачивать себя наизнанку.
- Поймите, я сейчас живу и хочу жить так, как мне хочется, а не, как мне кто-то предписывает! – Не могу я от неё отказаться, поймите вы это, … а там – будь, что будет! – Если она от меня откажется … тогда другое дело. – Не хочу ничего загадывать и думать. – Просто, хочу жить сейчас!
В этот момент я посмотрел на брата, вернее, на выражение его лица. Наверное, точно так же смотрят врачи-онкологи на своих неизлечимых пациентов. Думаю, что и моя физиономия, в момент монолога Влада, вряд ли выглядела иначе. Только наши жалость и сострадание были замешаны не на страшном диагнозе, а на совершенном непонимании «больного».
А он, повернувшись в сторону перекрёстка, вдруг поднял руку.
- А вот и она! – Я же говорил, что долго ждать не придётся!
И куда, что делось?! Напряжение, надрыв - всё пропало. Это был совсем другой Влад: глаза горят, по губам бродит шальная улыбка, подался вперёд, и казалось, что сейчас сорвётся с места и бросится ей навстречу.
Мы с братом встали и проследили за взглядом Влада.
Она стояла в первом ряду пешеходов перед «зеброй». Бледно-бирюзовое лёгкое платье чуть выше колена, такого же цвета босоножки, рука поднята в приветствии. В нетерпении, она посматривала на светофор, переступая с ноги на ногу.
- Как зовут-то её, ты же так и не сказал нам? - спросил Женька.
- Лола! – бросил нам Влад, не оборачиваясь.
- В Грузии, очень распространённое женское имя.
- Может быть. - Это сокращённое, её так все домашние зовут. – Тебе что, полное надо?
- Да нет, перебьюсь.
Наконец загорелся зелёный и она шагнула на асфальт проспекта. Влад медленно двинулся ей навстречу. Мы остались стоять на месте – наблюдая.
- А ведь действительно, хороша …зараза! – тихо, чтобы не услышал Влад, сказал брат, вглядываясь в приближающуюся девушку.
Я не буду её описывать. Я не художник, а потому, не стоит корявыми мазками портить великолепный холст. Но подскажу.
Надо просто вспомнить, или пересмотреть фильмы конца пятидесятых, середины шестидесятых годов, где играет Софи Лорен. Именно эти, а не более поздние, где Софи уже взрослая, светская львица. Сходство между той итальянкой и этой, что была перед нами, было очень большим.
Нет, при встрече она не повисла на Владе, она просто прильнула к нему, как бы обволакивая его, растворяясь в нём. Чуть привстав на носочках, поцеловала в щеку и только затем, они шагнули к нам.
«О, Господи! Какие глазищи! Не мудрено, что Влад, потерял голову, и утонул в этом омуте. Всё, пропал Влад!», - успел я подумать, прежде чем она, улыбаясь, протянула мне узкую ладонь, здороваясь.
Пройдёт много лет.
Неоднократно бывая в южных городах Италии – самой любимой мной страны в Европе. Будь то в Генуе, или в Венеции, я порой вглядывался в лица встречных девушек, искал и зачастую находил эти глаза. Даже оборачивался им вослед, вспоминая, сравнивая, то ли с Лолой, то ли с Софи. Жена даже обижалась иногда, говорила мне:
- Ты совсем обнаглел, даже при мне, заглядываешься на девчонок.
Я смеялся, успокаивал её, не объяснял и не рассказывал ничего. Возможно, интуитивно предчувствовал, что когда-то придёт время этого рассказа. И, оно пришло.

[Роксана Била]

Изучение языков в кровати, происходит намного быстрее - тут разве должна быть запятая?

В начале у вас очень длинное предложение, читается сложно.

Наконец загорелся зелёный и она шагнула на асфальт проспекта - а тут , видимо, запятая должна быть.

[Oleg]

Изучение языков в кровати, происходит намного быстрее - тут разве должна быть запятая?

В начале у вас очень длинное предложение, читается сложно.
Текст "тёпленький", правиться будет ещё неоднократно.

Наконец загорелся зелёный и она шагнула на асфальт проспекта - а тут , видимо, запятая должна быть.

Пунктуация - это моя "любовь", но не взаимная(ветераны форума не дадут соврать). Кто-то тут правильно сказал: "похоже, вы ставите запятые интуитивно". Именно так. Исправлять данный пробел (школьной программы) уже поздно. Поправят - исправлю, скажу спасибо. Главное, чтобы текст был понятен читателю.