vlad-nikolaev Февраль 5th, 2013, 11:49 am
Собственно говоря, этот рассказ показывает то, какими я хочу видеть свои рассказы и более крупные вещи (дай Бог, получатся). Буду рад любому отзыву!
БАККАРА, ИЛИ ОРДУКАЛЕСИ.
Дуэль.
Будучи, как и все, молодым, и, как немногие, вспыльчивым, мне часто приходилось участвовать в дуэлях. Сражаться со шпагой в руках, стреляться на пистолетах, быть секундантом, распорядителем и даже врачом. В основном, дуэль кончалась с первой каплей крови, в редких случаях - доходила до смерти. Бывало, что вместо оружия брались за бокалы, полные вина, и тогда спор продолжался за столом, а первый, упавший без чувств, объявлялся проигравшим.
Я видел многое, но, напрягая дырявую старческую память, понимаю, что одна дуэль стоит среди всех особняком. Дуэль, которую я вспоминаю почти каждый день, и при этом слезы наворачиваются на глаза неизменно. Дуэль, удивительная не столько местом проведения, сколько ее участниками.
БАККАРА
- Эти чертовы французы - удивительные люди! - засмеялся Байковский, капитан Троицкого мушкетерского полка, и сгреб со стола десяток золотых монет. - Они совершенно не умеют играть в карты, но делают это и проигрывают несметные богатства! Какой дурак сказал, что баккара - французская игра?!
- Перестаньте, капитан! - махнул рукой явно недовольный проигрышем граф Ланжерон. - Я, например, не больше француз, чем вы.
- Однако я не вожу с собой на войну целое состояние, - возразил тот.
- Проверим ваши сапоги? Уверен, там найдется много чего интересного, - намекнул Ланжерон на то, что многие офицеры, не говоря о солдатах, хранили сбережения в обуви.
- Не советовал бы снимать с меня сапоги. Я не мылся два проклятых месяца! - захохотал Байковский. - А все, что там есть, все благодаря вам, Александр Федорович. Благодаря вам! - он залпом осушил бокал вина. Сощурившись, посмотрел сквозь стекло на пламя свечи. - Но, все же, дорогой посуды я в ранце не имею.
- Немного терпения, мой друг, и к утру у вас будет отменный набор, если нам так и не начнет идти карта, - кисло улыбнулся молодой граф и наполнил бокал.
Байковский вытер тыльной стороной ладони мокрый ус.
- Вино я могу и с бутылки выпить. А вот золотые часы, на которые вы постоянно посматриваете, вполне могут мне пригодиться. Говорят, в три ночи - штурм. Боюсь проспать.
Ланжерон сжал тонкие губы. И без того худое лицо графа еще больше заострилось.
Я, перетасовывая толстую колоду карт, с интересом наблюдал за разговором французского аристократа и моего друга, капитана Байковского.
Прошло больше двух лет с тех пор, как я в последний раз виделся с товарищем. Мы вместе начинали служить в Ингерманландском гренадерском, вместе получали новые чины, вместе воевали. Однако пуля досталась лишь мне. В славной битве при Рымнике, когда, казалось, враг повержен и бежит без оглядки, какой-то турок, видимо со страху, выстрелил в меня с расстояния меньше десяти шагов. Не знаю, убили ли негодяя гренадеры, но я остался жив только чудом. Однако провалялся в госпитале, а затем и в собственном имении, больше года.
Когда я окреп настолько, что мог опять приступить к службе в армии, выяснилось, что мой полк стал частью Фанагорийского гренадерского, а сам я в чине поручика вновь попал под начало великолепного Суворова. Что сказать? Целебный бальзам на мое израненное тело и не менее измученную душу!
Что до Байковского, то все, что удалось узнать, это то, что мой друг продолжает сражаться с турками, получив чин капитана в неизвестном мне полку. Попытки разыскать его оказались безуспешны, да и не настойчивы, если быть честным. Шла война, России нужны были храбрые люди, и я с головой ушел в службу, в поисках друга положившись на волю Господа.
Хвала Ему, Он не подвел! Суворов в срочном порядке был призван спасать честь армии. Непобедимому полководцу надлежало взять неприступный Измаил. Ордукалеси - как гордо называли крепость турки, - можно было захватить, только полагаясь на Бога! И именно под ее стенами я встретил старого друга.
Друга, с которым в этот вечер, накануне штурма, был приглашен к графу Ланжерону. Безобидная затея - выпить вина и поиграть в карты, - для французской аристократии обернулась кошмаром. Байковский выигрывал партию за партией легко и непринужденно, все больше погружая в уныние графа Ланжерона, герцога Фронсака, графа де Дама, австрийского полковника, и нескольких волонтеров.
Мы сидели в палатке, тускло освещенной несколькими свечами. Снаружи дул промозглый ветер, неся с собой капли дождя, и в углу на земле образовалась лужа, то и дело пополняемая из дыры в ткани. Но внутри было достаточно тепло, во многом благодаря изысканному вину - откуда оно только взялось?
- Часы, - повторил Байковский. - Ваши часы, Александр Федорович, против всего моего выигрыша. Рискнете?
Ланжерону явно не хотелось расставаться с часами. Еще меньше ему хотелось оставаться с пустым карманом. Нерешительно бросив взгляд на часы, граф глотнул вина. Алкоголь никогда еще не давал дельных советов. Не сделал этого он и сейчас - Ланжерон медленно потянул цепочку часов.
- Я бы добавил к ставке "Любви к Отечеству", но боюсь, они, черти, насквозь прогнили в моих портках, - подзуживал, смеясь, Байковский.
- Играем, - Ланжерон бережно опустил золотые часы на стол, кивнул мне. - Сдавайте, поручик.
- Тимирязев, счастливые ты мои руки! Не спугни удачу! - Байковский, довольный, что убедил графа, весело подмигнул.
Долгой игра не получилась. Мой друг, получив карты, засмеялся и тут же вскрылся. Король и девятка - беспроигрышный вариант!
- Проклятье! - Ланжерон запустил бокал в угол палатки. - Вам чертовски везет сегодня, капитан!
- Фортуна - моя любовница, Александр Федорович. Я должен был вас предупредить.
Граф оттянул красный воротник мундира, пытаясь глубже вздохнуть, встал и нервно заходил по палатке.
- Часы - это фамильная драгоценность, капитан, - заступился за него герцог Фронсак. - Будьте милосердны, верните их.
- Перестаньте! - гордо вскинул руку Ланжерон. - Мне не в чем упрекнуть капитана, все по чести.
- Я могу уступить вам их, граф, - откликнулся Байковский. - Еще одна партия. Последняя.
- Нет. Вы обобрали меня до нитки. Я - пас.
- Отдадите завтра вечером. После штурма деньги появятся в карманах у всех.
- Завтра вечером мы все, возможно, будем кормить червей, - грустно улыбнулся граф.
- Не сгущайте краски, Александр Федорович, не все так плохо!
- А вы, капитан, все видите в радужном цвете, - медленно проговорил де Линь, австрийский полковник. За этот вечер он сказал едва пару слов, поэтому после произнесенной фразы все удивленно замолчали. А де Линь, обведя присутствующих усталым взглядом, продолжил: - Крепость вряд ли удастся взять. Как инженер, могу вас уверить - она неприступна. Ее укрепляли французы, а это многое значит. Мы потеряем под стенами половину армии, но вряд ли возьмем хоть одни ворота.
Надо признаться, что по спине у меня пробежал холодок. Хмурый полковник нарисовал нам невеселую перспективу, а завывания ветра снаружи придавали его словам мрачности.
- Ваши расчеты, полковник, вызывают зевоту. Сколько угодно можете мерить толщину стен, но мы на них взберемся, - казалось, только на никогда не унывающего Байковского заверения де Линя не произвели впечатления. - Могу поспорить, что завтра мы с вами будем ужинать в Измаиле, причем из всей нашей компании не досчитаемся всего троих человек.
- С чего вы это взяли? - фыркнул герцог Фронсак.
Мой друг пренебрежительно отмахнулся от него рукой.
- В крепости тридцать тысяч турок. У нас столько же, если считать гренадер Тимирязева, - кивнул он в мою сторону. - Один русский солдат стоит троих проклятых янычаров, прикрытых вдобавок стенами Измаила. Чертова крепость падет. Это так же верно, как то, что я выиграл золотые часы. А трое из нас не доживут до вечера.
- Весьма странные умозаключения, - Ланжерон, наконец, остановился.
- Не верите, граф? Поразительно, но я верю. Верю настолько, что готов поставить свою жизнь на кон.
- Вы не в своем уме! - Александр Федорович явно занервничал. Он вновь заходил по палатке, теребя при этом пальцами пуговицу мундира.
- Не волнуйтесь, граф, это всего лишь игра! Выиграю я, значит, вы завтра погибнете, а часы остаются при мне. Побеждаете вы, я иду на корм червям, трофей - ваш.
- Вы поистине безумны! - проговорил де Линь.
- Отнюдь, полковник, - повернулся к нему Байковский. - Среди нас находятся еще два мертвеца. Сыграете, узнаем вашу судьбу. Участвуете?
- Русский дурак сказал глупость, а мне играть? Извольте! - Де Линь поспешно встал из-за стола.
Байковский громко засмеялся:
- Хорошо, полковник, вы выживете. А русский дурак тем временем возьмет крепость!
- Вы играете с огнем, капитан! - Ланжерон сел напротив него.
- Я просто чертовски замерз в этой проклятой стране! Так что немного огоньку не помешает. - Мой друг глотнул вина. - Играем?
- Поручик, раздайте карты, - не сводя глаз с капитана, произнес граф.
Спорить с Байковским не было смысла. Он часто искушал судьбу, и делал это с улыбкой на губах. Смерти не боялся, хоть и не раз был на волосок от гибели. Переубедить его в чем-то не представлялось возможным. Поэтому мне оставалось только тщательнее перетасовать колоду.
Желающих сыграть с графом и капитаном не оказалось. Солдат суеверен по сути, и в преддверии сражения искушать судьбу никому не хотелось. Так что я раздал карты лишь двум умалишенным.
Все встали вокруг нас и с волнением наблюдали за игрой. Когда на кону стоит нечто большее, чем деньги, интерес к происходящему вырастает в разы.
Граф попросил еще карту. Мои руки дрожали больше, чем руки игроков, когда я выполнял просьбу.
Ланжерон взглянул на получившийся набор и впервые за вечер улыбнулся.
- Похоже, я завтра выживу, господа, - карты одна за другой легли на стол.
Туз, валет и девятка - двадцать девять очков! Перебить такое вряд ли удастся даже везунчику Байковскому.
- Тимирязев, кто тебя сглазил? - засмеялся мой друг. - Ты мне накидал одних крестов!
Он также вскрылся, и мы увидели шестерку, даму и туза. Все крестовой масти!
Мне стало не по себе. Не столько от проигрыша друга, сколько от вида крестов на лощеной бумаге. Учитывая то, что стояло на кону, выглядело это достаточно зловеще.
- Двадцать шесть очков, Александр Федорович, - констатировал Байковский. - Я проиграл. Так что завтра, после взятия крепости, вы получите свои часы.
- Если вы погибнете, - уточнил Ланжерон.
- Безусловно, если погибну. Как и еще двое из нас. Помните?
- Да, вы достаточно ясно изъяснялись, - нахмурился де Линь.
- Что ж, думаю, нам всем пора отдохнуть. - Байковский с неизменной улыбкой на губах встал и поднял бокал. - Пусть земля будет нам пухом!
* * *
- Ты не в своем уме!
Мы шли с Байковским по лагерю. Дождь перестал, утих и ветер. Свет частых костров хоть немного разгонял давящую на плечи темноту. В нескольких верстах чернел Измаил. Неприступная громада, которую надлежало взять, во что бы то ни стало! И под ее стенами должен был произойти последний акт разыгравшейся в палатке Ланжерона трагедии.
- Почему? - Байковский старался говорить весело, однако в его голосе мне послышалась грусть.
- Ты устроил дуэль с самой смертью!
- Дуэль со смертью? Тимирязев, чертов ты поэт! - хохотнул мой друг. - Только ты мог такое сказать! Хорошо, пусть будет дуэль со смертью. Я все равно выйду победителем в этом поединке. А костлявая стерва пусть меня сторонится.
- Откуда такая уверенность?
Байковский остановился, посмотрел на редкие огни, освещавшие крепость.
- Помнишь цыганку, к которой мы бегали на учебе в Москве? - спросил он.
- Кривоногая шлюха? - я мысленно поблагодарил ночную тьму, скрывшую румянец на моих щеках.
- Она самая, Флорика. Как есть кривоногая шлюха, дай ей Бог здоровья! Чертовка умела многое, да и цену не ломила, - Байковский довольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям о днях молодости. - Но я к ней бегал не только, чтобы юбку задрать. Флорика гадала мне. И сказала, как я умру.
- О, Господи! - вскинул я руки. - Ты в это веришь?
- Конечно. Однажды она обмолвилась, что меня вызовут на дуэль, за неделю до того, как это произошло.
- Весомый аргумент! Да ты дрался на дуэлях чуть не каждый день. Сложно было промахнуться! И что же она тебе предсказала?
- Что я погибну в бою. От руки русского солдата.
- Это невозможно! - недоверчиво покосился я в сторону костров, за которыми, тихо переговариваясь и смеясь, сидели казаки, гренадеры, мушкетеры.
- Ты прав, мой друг! Это невозможно, пока мы сражаемся с турками. Поэтому я и поставил на кон жизнь. И поэтому именно я выиграю дуэль со смертью!
- Ты неисправим, - поневоле улыбка тронула мои губы.
Байковский достал выигранные в этот вечер часы.
- Совершенно верно! И не вижу причин, чтобы меняться. Кстати, у нас есть немного времени, чтобы вздремнуть. Советую это сделать. День будет длинным.
Я кивнул и еще раз посмотрел на стены крепости. Крепости, которую Суворов поклялся взять, хоть это было и невозможно. Крепости, одним своим видом внушавшей трепет и заставлявшей сомневаться в собственных силах. Крепости, под завязку забитой турками. "Армейской крепости". Ордукалеси.
ОРДУКАЛЕСИ
- А ну тише, окаянные. Или так пройдусь по спинам, что сам черт милей меня покажется, - разнесся грозный окрик над колоннами.
- Да после тебя черт уже нам родней матери, - донеслось из стройных рядов.
Солдаты зашлись в тихом смехе. Сержант окинул их убийственным взглядом, но не проронил ни слова. Хорошее настроение перед штурмом - залог успеха!
Только что в темноту взмыла сигнальная ракета, и армия, стараясь не производить шума, двинулась к крепости. Апшеронские стрелки шли в голове колонны. Управляемая генерал-майором Львовым, она должна была захватить Бросские ворота. Выполнить эту задачу выпало Троицкому мушкетерскому полку Байковского и моему Фанагорийскому гренадерскому. Целью апшеронцев было прикрытие наших голов при штурме.
Густой туман опустился на землю, и солдаты, согнувшись под тяжестью фашин и лестниц, в полной тишине, словно призраки, исчезли в нем.
Идти пришлось довольно долго. Грязь комьями налипала на обувь, отчего марш превратился в сплошное мучение. То и дело кто-то оступался, припадал на колени. Ругань, произнесенная вполголоса, слышалась отовсюду. Я и сам не раз не слишком вежливо отозвался о местном ландшафте. Но брошенная по рядам фраза "Валы впереди" разом заставила забыть о тяжелом переходе. Мы достигли глубокого рва, враг не заметил опасности, и штурм вот-вот должен был начаться.
- Вперед! - услышал я, и полторы сотни стрелков побежали к стенам крепости.
В тот же момент десятки вспышек озарили укрытый туманом Измаил. Следом нашего слуха достиг невообразимый грохот. Нападение, увы, не стало неожиданностью! Пушки, не прерываясь ни на секунду, осыпали ров снарядами, а несчастные стрелки, вопреки всему, расположились вдоль него и открыли ответный огонь. Более скрываться и молчать не было смысла. Батальоны мушкетеров и гренадер, надрывая глотки, бросились в наступление.
Фашины уже не казались такими тяжелыми, а грязь и вовсе перестала липнуть к подошве. Проклиная турецкого солдата, турецкого пашу, турецкую погоду и турецкую мать, солдаты подбегали ко рву, кидали вязанки по две в ряд, и так же быстро пересекали его. Дождь, не прекращавшийся несколько дней до этого, не шел ни в какое сравнение с ливнем, устроенным крепостной артиллерией. Казалось, выжить во рву невозможно! Два или три снаряда угодили в одну фашину. Грязь, вода, прутья, кровь полетели во все стороны. На моих глазах троих мушкетеров разорвало в клочья. Страх проник в сердце, но крепкий мат не дал ему превратиться в панику. Впереди я заметил спину капитана Байковского. Он уже перебрался через ров и, стоя у каменного палисада, связывал две лестницы в одну. На первом этапе смерть отступила от него. Возможно, потому, что целей в это мгновение было предостаточно. Стать одной из них желания у меня не возникало, а для этого требовалось как можно быстрее пересечь ров, полный воды, грязи и ужаса.
- Быстрее, ребята! Шевелите задницами! - громкий голос капрала с легкостью перекрывал грохот пушек. Командой это сложно было назвать, но другого в тот момент и не требовалось.
Я подбежал к четверым фанагорийцам, несущим фашину, и мы кинулись ко рву мимо орущего капрала. Он подбадривал и материл солдат до тех пор, пока в нескольких шагах от него не разорвался снаряд, отбросив несчастного, как тряпичную куклу, на спину и оторвав ему ногу. Вместо громкого крика капрал издал тонкий визг и схватился за кровавый обрубок.
- Твари! - выпалил я, фашина упала в ров, и, не поднимая головы, мы понеслись сквозь огненный дождь, устроенный турками.
Дым от орудий смешался с туманом, прикрыв низину непроницаемой для глаз завесой. Однако это мало помогало! Так же бесполезны были и ружья стрелков, направленные на осажденных вслепую.
Я бежал по вязанке и ругался так, как не ругался никогда. Возможно, это и спасло мне жизнь в тот момент, а смерть решила выбрать более покладистую жертву. Двух гренадер передо мной просто снесло с вязанок ядром, обрызгав меня кровью и внутренностями.
- Твою мать!
Чьи-то руки подтолкнули к палисаду. За каменной стеной пушечный ураган не так страшен. Я перевел дух, крепче сжал саблю и, стараясь не обращать внимания на десятки трупов у подножия палисада, перебрался через него.
Чтобы увидеть еще один ров. Поменьше первого, но от этого не ставший более безопасным. Находясь у самых Бросских ворот, он, заливаемый картечным огнем, превратился в ад. Спасения, казалось, не было. Солдаты падали один за другим, живые прятались за мертвыми, но пересекали его. И несколько десятков гренадер и мушкетеров уже бежали к крепости. Среди них я с радостью узнал Байковского. Вот уж кому сам черт не страшен! Он размахивал саблей и что-то дико орал. А навстречу ему из распахнутых ворот летело несколько сот турок. Отчаянный шаг! Видимо, паша испугался напора русских солдат и решил вылазкой отбросить их подальше.
Картечный огонь утих, и я, как и многие другие, вскинул оружие и помчался на приступ.
Рукопашная схватка - стихия гренадеров! Туркам пора бы уже привыкнуть к этому за время компании. Но они, как безумные, раз за разом в каждой баталии пытаются опрокинуть русских богатырей. И, как всегда, у них ничего не получается! Битва у Бросских ворот не стала исключением.
Гренадеры, число которых стремительно пополнялось - через палисад перебиралось все больше солдат, - не дрогнули под турецким натиском, удержали занятую позицию и, шаг за шагом, стали теснить врага к воротам.
Я, заговоривший с началом штурма, словно старый конюх в родном имении, совсем забыл об остатках благородства. Плевок в лицо противнику и удар коленом в пах оказались действенным средством в той толчее, в какой мы очутились во втором рву. Два великана гренадера прикрывали меня с боков, я же ловко орудовал саблей.
Взмахнул рукой, и бородатый турок с рассеченным лицом упал под ноги. Переступил через мертвое тело, отвел удар очередного басурманина, которого тут же пронзил гренадерский штык. Оттолкнул убитого ногой, вскинул руку навстречу кривому клинку, увернулся от кинжала, а нападавший рухнул на колени с перебитым прикладом носом. Смерть тут же настигла раненого турка, а мы еще на шаг приблизились к воротам.
Фанагорийцы были неудержимы, и враг побежал!
- Тимирязев, друг мой! Турок прогибается! - Услышал я совсем рядом и с радостью узнал голос Байковского. Мой товарищ с ног до головы был перепачкан грязью и кровью. Но лицо его сияло от удовлетворения. Он обернулся и закричал, указывая рукой на ворота. - Как я и говорил! Вечером, сегодня вечером ужинаем в крепости! А смерть со своей дуэлью пусть идет ко всем чертям! Она проиграла, костлявая стерва!
Только я собрался подтвердить его слова, как в нескольких шагах от нас упала граната. Взрыв - и грязь с осколками камня полетела во все стороны. Байковский упал, я присел на колени. Мимо пробежали несколько гренадер.
- Ты жив? - поднимая голову, окликнул я друга.
- Да, черт возьми!
Байковский лежал на спине, держась за бок. Лицо его исказила гримаса боли.
- Гранаты! Сволочи! - простонал он. - Не могут драться, решили забросать гранатами?
Я подбежал к другу, впопыхах стал расстегивать на нем грязный мундир с рубашкой, чтобы осмотреть рану. Руки не слушались, дрожали, а в голову упорно лезла глупая мысль: "Неужели простая игра в карты и необдуманный разговор могут стоить жизни?!"
- Тимирязев, все в порядке, друг! - Байковский пересилил себя и улыбнулся. Бодрости духа ему не занимать! - Царапина, не больше!
Мне, наконец, удалось распахнуть мундир. На боку друга красовался огромный кровоподтек. Не царапина, но жить будет!
- Ты родился в рубашке, - с облегчением вздохнул я.
- Не в ней дело, Тимирязев, - Байковский попытался приподняться. - Цыганка, помнишь? Меня убьет русский человек, не какой-то проклятый турок. Так что смерть сегодня проиграет! Ей меня не одолеть.
Неожиданно рядом остановился великан гренадер. Он взглянул на нас и, не успел я сказать и слова, с силой вонзил в грудь Байковскому штык.
- Сапоги, Ваше благородие! - заорал он мне в ухо, перекрикивая взрывы гранат. - Они, нехристи, все прячут в сапогах! Там и ищите!
Вырвал оружие и побежал к воротам, оставив меня рядом с умирающим "нехристем". Разорвавшаяся недалеко граната вывела из оцепенения. Я кинулся осматривать рану.
На этот раз все было намного серьезней. Кровь лилась из пробитой груди Байковского, пузырилась, а воздух со свистом вылетал из раны при каждом тяжелом вздохе друга.
- Ах, стервец! Он спутал меня с турком! - попытался засмеяться Байковский. - Ну надо же!
- Рана неглубока, выживешь! - уверенности в моем голосе не было и в помине. И мой товарищ услышал это.
- Перестань, - охрипшим голосом произнес он. - Я не первый год на войне.
- Я вернулся с того света. И ты вернешься.
- Настырный ты, Тимирязев, - улыбнулся Байковский, отчего из уголка рта потекла кровь. - Я рискнул нынче вечером, и проиграл. Теперь умру, а ты, мой секундант, верни часы графу.
Он сунул мне в ладонь золотые часы. Желание тут же избавиться от них было огромным, но в этот момент недалеко упала еще одна граната. Я бросился на грудь друга, прикрывая его от осколков. А когда поднялся, понял, что все кончено. Недвижимый, стеклянный взгляд Байковского был устремлен в светлеющее небо.
Цыганка не обманула. А мой друг, не раз участвуя в дуэли, впервые оказался повержен.
* * *
- Александр Федорович, - окликнул я графа.
Ланжерон стоял у стены и, не отрываясь, смотрел на бледное солнце. Оно медленно клонилось к закату, и лучи его отражались от темного Дуная. День выдался чертовски длинным, турки отчаянно сопротивлялись, но устоять не смогли. Ордукалеси - Армейская крепость, - пала. Но победа далась России дорогой ценой. Количество убитых, явно, перевалило за несколько сотен, а, возможно, и тысяч. Выжившие, в свою очередь, выглядели немногим лучше мертвецов.
- А, поручик, - устало произнес граф. Кровь коркой застыла на лице молодого француза - след от встречи с осколком гранаты. - Рад видеть. Как капитан Байковский?
- Просил откланяться. И передал вам это, - я протянул ему часы, золотая оправа которых была испачкана кровью моего друга.
Ланжерон безразлично взглянул на них и с горечью произнес:
- Мне очень жаль, поручик.
Но часы не взял.
- Капитан вернул бы вам их в любом случае. - Мне хотелось побыстрее закончить неприятный разговор.
- Я знаю, - граф с тоской вновь посмотрел на солнце, вздохнул. - Возьмите часы себе, поручик. Это вещь Байковского. А вы его лучший друг. Мне они больше не принадлежат. Извините.
Поклонился и, развернувшись, быстро пошел прочь.
Этот случай с дуэлью у Бросских ворот навсегда изменил мое отношение к картам, вину и цыганкам. За всю долгую жизнь я ни разу не играл. И тем более не пытался узнать, что ждет меня в будущем. Зато очень часто смотрел на золотые часы, испачканные кровью моего друга. Друга, уступившего в неравной схватке с самой смертью. Под Ордукалеси.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Все лица, упомянутые в рассказе, не вымышлены. Совпадения не случайны.
Капитан армии Байковский погиб в битве под Измаилом, о чем указано в "Списке Генералитету, Штаб и Обер-Офицерам, убитым и раненым на штурме Измаильском". Там же упоминается отличившийся при штурме и раненый поручик армии Тимирязев.
Французские аристократы граф Ланжерон, герцог Фронсак, так же, как и австрийский принц, полковник Карл де Линь, участвовали в битве.
Вечер перед штурмом подробно описан в записках графа Ланжерона. Там же и рассказывается о глупой затее бросить жребий, чтобы выяснить, кто из собравшихся погибнет во время атаки. Правды ради, надо заметить, что никто из "смертников" (тех, кому выпал жребий) не пострадал. "Любовь к Отечеству", о которой упоминает капитан во время игры, всего лишь ассигнационный рубль, бывший в ходу в XVIII веке и имевший такую надпись.
О самом штурме можно найти очень много документов. Я опирался на один из них, составленный Генерального штаба полковником Н. Орловым и изданный в 1890 году. Взятие Бросских ворот происходило именно так, как я пытался показать. Единственную вольность я допустил в том, что вместо батальона Белорусских егерей вместе с Фанагорийским гренадерским полком в атаку у меня пошли Троицкие мушкетеры, которые на самом деле находились в другой колонне и атаковали в другом месте.
Случай же с русским солдатом, атакующим русского же офицера, так же упоминается в записках Ланжерона. В темноте солдат принял раненого за турка, которого хотят ограбить, и решил добить "нехристя", так как тот шевелился. Если верить Ланжерону, офицер выжил после этой атаки, и даже не был ранен. Более того, им оказался сам генерал-майор Львов.
Единственным вымышленным героем в рассказе является цыганка, предсказавшая смерть Байковскому. Да и выдуманы у меня, по сути, только она, золотые часы да партия баккара. Но что поделать, жизнь - лучший автор и сценарист из всех имеющихся.