Как стать БОМЖ-ем

[lunolikiy]

Поморщившись, Михаил потушил окурок подобранной папиросы. Обожженными пальцами потерся о свою одежду. Одежда на нем была не первой свежести, уже изрядно поношенная. Причем не только им самим, но и другими. К тому же многочисленные дыры и висящие лоскуты говорили о не очень завидном положении хозяина. В животе неприятно пробурчало. Миша икнул, и направился в свой дом – огромный ржавый железнодорожный контейнер. В углу дома стояла печка, сложенная из кирпича. А как можно еще выжить в такой холод! Он вывалил огромную кучу мусора в печь и поднес спичку. Мусор быстро загорелся, благо бумаги в нем было хоть отбавляй. Самую черную от копоти кастрюлю он поставил на решетку над пламенем, а из мятой и грязной бутылки из-под «кока-колы» налил в нее мутноватую жидкость. Бурчание повторилось. Это бурчание теперь стало его внутренней песнью, его гимном тому, как теперь он живет. Михаил уселся на перевернутое ведро и стал смотреть на огонь. По контейнеру начало распространяться омерзительное зловоние – мусор не самое лучшее топливо. Но все же лучше, чем ничего. Он достал из-за пазухи флягу с непрозрачной жидкостью и сделал изрядный глоток. Самогон, выгнанный из подножного корма свалки, без труда вошел в тренированное горло. По телу разлилась приятная истома. Потом, бережно убрав емкость с жидкостью, он развернул целлофановый пакетик с суперклеем.

Нет, он не хотел заклеить свои разноцветные разваливающиеся башмаки, не хотел выложить аппликацию с изображением солнечного неба. Он выдавил немного клея на бумажку, положил его в пакет и натянул его на голову. Так он начал комплекс дыхательных упражнений, который в медицине и в народе получил название «Полное Дыхание». Оздоровления организма особенно не происходило, но, благодаря сему, он попадал в другой мир, прошлый, где нет этого контейнера, где он спит под теплым одеялом, на белоснежном белье, рядом греет теплое женское тело. Или, где он лежит в горячей ванне, белоснежные шапки пены обволакивают его. В одной руке он держит сигарету, в другой бокал с холодным шампанским. Он делает глоток напитка, медленно затягивается сигаретой и, улыбаясь, отламывает кусочек шоколада и пережевывает его неспешно, со вкусом.

Видение исчезает, он вновь на своем прежнем месте. В углу похрапывает как будто женское тело. Телу лет пятьдесят, а может и тридцать. Зовет ее Миша «насосом», потому как тело может высосать любые спиртосодержащие жидкости в неограниченных количествах. Скрюченный, промокший бычок сигареты ждет своего часа. В животе плещется самогон, расплавляя стенки желудка. Михаил делает еще пару глотков из бутылки, потом капает еще клея на бумажку. Вода в кастрюле уже закипела. Он берет из другого, ведра чьи-то кости и бросает их в кастрюлю. «По инструкции»,- думает он и высыпает в кастрюлю немного вермишели, погрызенной когда-то, на каком-то складе крысами. «Соль вредна! Соль – это белая смерть!»- гипнотизирует себя он сам. Миша заботится о своем здоровье. Голову в пакет и – вперед! Вернее назад, в то время, когда он не был женат, был весел и бодр, к прошлому. И вот вскоре он опять уже где-то там, на берегу моря, кушает сочный арбуз, запивая его легким виноградным вином. Волны ласково шумят и он, улыбаясь, перебирает ногами прибрежный песок. Молодая жена несет фрукты. Солнце высоко- высоко. А эти блики на поверхности моря!

Еще несколько глубоких вдохов суперклеем и Миша уже не в контейнере, а у себя дома. Он так все отчетливо помнит. Вот у него была свадьба. Вот заботливая красивая жена Елена несет ему с утра холодное пиво. Просто наслаждение. И семейная жизнь кажется ему раем.

Картина исчезает. Он опять здесь, в этом контейнере. Какой-то беззубый мужик трясет его за плечо.
-Я поживу у тебя здесь, братан!

Мишке все равно. Но он мычит: «Нет!».
-Я уже два года по стране брожу: жена выгнала, все, что было, отобрала! Пусти!

Мишка думает, вздыхает, вспоминает, и легкая слеза бежит по его щеке. Он достает бутылку и передает ее беззубому. Улыбается, и его речь звучит четко, ясно:

-Садись, братан! Оставайся, живи. Выпей за нас, ведь мы с тобой одной крови, одной беды отрыжки… Я ведь тоже был семейный. Пока жена не выперла на улицу и все не отобрала. И беда твоя мне до боли знакома…