Пэчворк - помогите написать аннотацию :-)

[Alena_Dozhdeva]

Вот кто мне расскажет в чем плюсы и минусы указанного здесь текста, чтобы я могла попробовать написать на него аннотацию.
http://zhurnal.lib.ru/editors/d/dozhdew ... work.shtml

[Лилитанна]

Вот кто мне расскажет в чем плюсы и минусы указанного здесь текста

Это в пробу пера.

чтобы я могла попробовать написать на него аннотацию.

Вам следовало бы самой отписаться для начала о том, как вы сами смотрите на этот текст: в чем, по вашему мнению, плюсы и минусы, на какой жанр вы ориентировались, что хотели показать-обличить-обрисовать в сем сочинении.

[Alena_Dozhdeva]

Художественная литература.
Роман о странной любви, рождающейся спонтанно и ломающей судьбы. О человеческой трагедии, с которой не хватает сил бороться в одиночестве. О таинстве, которое спешит нарушить общество, не принимающее инаковость даже собственных детей. Об отчаянном самоубийстве и сумасшествии, ломкости и хрупкости сознания, принятии общественных ценностей в ущерб своим, дабы остаться на плаву.
События разворачиваются сразу в нескольких временных плоскостях, раскрывая причинно-следственные связи поступков. Мы разматываем цепочку и приходим к пониманию трагедии созданной собственными руками, но не без помощи всех участников. Герои расходятся в разные стороны искать счастья, пытаясь забыть всё, что успели сделать.

[просто мария]

Alena_Dozhdeva, по Вашей просьбе тема перенесена в "Пробу пера".
Но прошу учесть, что здесь, на форуме не очень принято давать ссылки - обычно выкладывают сами тексты.
То есть ссылки давать тоже не запрещено - но просто отзывов будет меньше.

[Alena_Dozhdeva]

спасибо. но в тексте больше 50 000 знаков.
буду иметь на будущее.

[просто мария]

но в тексте больше 50 000 знаков

Ну и что? Можно выложить в два-три приема!

Или Вы имели в виду 500 000 знаков?
В таком случае есть еще способ: выложить здесь начало. И в конце отрывка дать ссылку на продолжение - тот, кто заинтересуется, по ней "пройдет".

[Alena_Dozhdeva]

Ой. Я имела ввиду 50 000 слов... около 350 000 знаков. ОК

[Alena_Dozhdeva]

Пролог.
Спиралью свернулась змейка лестницы, тянущаяся вверх по внутренней стене. Как и множество водонапорных башен в наше время эта была заброшена. Она стояла на территории местной больницы для душевно больных. Двери её обычно были закрыты на тяжелый замок, чтобы не возникало желания у прогуливающихся по двору пациентов войти внутрь и спрятаться или взобраться на её крышу и спрыгнуть.
Варвара Яковлевна никогда раньше не заходила в неё, потому, что не было нужды. А сегодня она стояла и смотрела с ужасом на маленькую точку, которая обозначалась лучом дневного света на самом верху. Это было окно, через которое можно выбраться на круглую, острую крышу башни.
Кирпичная кладка на века от недосмотра начинала разрушаться, а в некоторых местах, где особенно явственно лилась вода во время дождей, она осыпалась крошкой и пылью. Крепеж лестницы местами казался ненадежно вмонтированным.
Медсестра сумасшедшего дома с пятнадцатилетним стажем девяноста семи килограммов веса, опухшими ногами и одышкой, тяжело вздохнув, ступила на первую ступень длинной лестницы. Её служебный халат из перестиранного до дыр хлопка мешал шагать, распахивался, обнажая старую желтоватую футболку её покойного мужа. Варвара Яковлевна упорно поднималась вверх.
Она знала, что, скорее всего, не сможет спокойно пролезть в окно, что ей будет страшно прыгать, что её тело будет обузой всему коллективу клиники, или как её называли обыватели дурдома, но она шла.
Наверное, уже шестой месяц она размышляла о том, как она уничтожит свою истаскавшуюся душу и отвратительное тело. Она точно помнила, с чего все началось, с кого началось. И теперь каждую ночь Варвара просыпалась и понимала, что нет никакого смысла жить дальше, что после смерти мужа она потеряла потребность в существовании, а потом и последние свои шансы.
Она никогда не была красивой, и согласилась на брак по расчету: ему нужна была прописка, ей дети. Они жили в общежитии при больнице достаточно долго, но детей у них не было. Как показали анализы, она была не способна родить. Правда, несчастного мужика Варвара не выгнала, и он спокойно себе спивался на коммунальной кухне. Ей же оставалось любить сумасшедших, как детей, и вязать им носки длинными ночными дежурствами.
Когда он умер, разрушился обычный круг обязательств: некому было готовить ужин, некого будить утром на завод, некому стирать, и даже ворчать стало некому. Она жила пациентами своей клиники. На служебном диванчике, в комнате вахтеров она бывало спала в те ночи, когда не дежурила, днем работала, что добавляло ей еще полторы ставки. Уколы, рубашки, горшки, таблетки, кормления – знакомый, заведенный не ею порядок, стал для Варвары часами, по нему она определяла день недели и время суток.
Вот, например, когда приходят врачи – это будний день, а когда не приходят – выходной. Сергей Владимирович приходит только по средам и пятницам, Светлана Николаевна по вторникам и четвергам, в понедельник же общий обход, когда собирают даже медсестер, чтобы определить дозы лекарств и процедуры на всю неделю всем больным. Больше всего Варваре Яковлевне нравились понедельники. Можно было бесконечно долго ничего не делать, и ходить, ходить, ходить из палаты в палату, подкидывая новые темы для разговора двум врачам. Никаких процедур на понедельник не назначали, да и вообще процедуры в их отделении тихопомешанных назначали редко.
Восемь из десяти палат были заселены самыми обыкновенными маниакально-депрессивными хрониками. Две оставшиеся предназначались для тех, кто не проводил у дурдоме больше двух месяцев. Там все менялось и двигалось: выбивались стекла при побегах, кидались в стены железные табуреты и ломались кровати, а после пациенты успокаивались и их отпускали домой. Те же, кто оставался, переводился в одну из вышеозначенных восьми.
Из процедур назначали томограммы, узи головного мозга, массаж и электрофорез, чтобы взбодрить больные залёжанные мышцы. Со всем этим было просто – берешь пациента за ручку и ведешь в кабинет, а потом возвращаешь. Назначения такого рода были исключительно в периоды депрессивные, а потому сопротивления они не оказывали.
Вот и ходила она с ними по коридорам, ставила инъекции и мерила температуру, хотя последнее было явным излишеством. За все годы работы она не теряла уверенности в том, что всё это действительно полезные и нужные процедуры, что общение больных и врачей приносит первым пользу, а последним удовлетворение. Последнее же время ей на каждом шагу виделась бессмысленность собственных движений и действий.
Взобравшись на треть винтовой лестницы, Варвара Яковлевна посмотрела вниз и резко отшатнулась от края. «Как же высоко! Как страшно! То-то будет наверху», - подумала она. Немного отдышалась и пошла дальше. Она с детства боялась высоты, и решетки на окнах больницы считала самым правильным и нужным решением: и не выпадешь и не порежешься о стекло.
Руки начинали неметь от силы сжатия и уже запачкались о ржавые перила, что наспех были приварены еще в прошлом, двадцатом веке, она боялась их отпускать. Одна её рука медленно ползла по стене, собирая пыль, а вторая по железному пруту перил.
- Я справлюсь, я справлюсь, - приговаривала она, как молитву.
Вот и окно. Деревянная рама выбита, и створка болтается на одной петле. «За этим проемом сокрыто небытие», - высокопарно сложилось в голове пожилой медсестры, и она перекинула ногу через подоконник. С трудом подтянув вторую, Варвара уселась на хрупкую отсыревшую поверхность своими обвисшими ягодицами и уставилась на открывшийся вид.
Прямо за больницей начинался смешанный лес, а под холмом, на которой она стояла, был город. Сначала небольшой спальный район из панельных пятиэтажек разреженных старыми зеленеющими тополями, потом низкорослый городской центр, застроенный еще до второй мировой. Где-то там была и её общага малосемейка. Неспешные пешеходы и автомобили изображали жизнь на фоне сонного июньского зноя. Отсюда с вершины они казались мелкими и игрушечными, нереальными, как будто из мультфильма про насекомых.
Тянуть не имело смысла. Варваре Яковлевне было страшно прыгать, но спускаться вниз по металлической лестнице было еще страшнее. «А все-таки хорошо, что я решила отсюда прыгать», - подумала она: «Нет, возможности вернуться обратно».
Аккуратно приподняв себя, она перенесла тело за пределы оконного проема и начала медленно скользить, по листу жести к краю крыши. Не зацепившись за карниз, она с нарастающим криком стала падать к подножью башни. Пронзительный её «Аааа!» затих, и через сорок секунд остановилось сердце, не выдержав нервного потрясения.
Тело нашли наследующий день и только потому, что оно не выделялось белым пятном на мусорной куче, образовавшейся у самой башни. Уборщица Алевтина Витальевна чуть не засыпала его обрывками бинтов и тампонов. Вскрытие показало, что помимо разбитого черепа и сломанной шейки бедра ничего не было нарушено в организме самоубийцы.

Глава 1
Дурные сны
Я проснулась от запаха керосина. Воздух в комнате был похож на кисель, если он, конечно, ещё в ней оставался. Ощущение его плотности приобрело какие-то не реальные мечты его укусить. Запах въедался в слизистые, и начинало подташнивать. Я задержала дыхание, но через полторы минуты снова вздохнула. «Я уже в аду?» – подумала я и потеряла сознание.
Наблюдая за собой сверху, обнаружила, что всё не так уж и плохо. Крепко меня обняв, спал рядом черноволосый парень, но имени его я уже не помнила. Покрутившись под потолком восьмиметровой комнаты, двинулась в окно.
«Куда бы теперь?» Снег падал сквозь меня, и было ощущение, что я ветер. Было совсем не холодно, пока не почувствовала боли где-то внизу, и меня не начало всасывать в черную воронку.
- Ну вот, она и пришла в себя, – констатировал медбрат, вытаскивая меня из ванной. Он был высоким короткостриженным брюнетом с серыми глазами и изъеденным оспинами лицом. На плечах явственно проглядывали бугры мышц из-под белого халата одетого поверх толстого свитера.
«Интересно где я была до этого?» - подумала я и снова закрыла глаза.
- Пиши: попытка самоубийства методом отравления скипидаром, - диктовал он второму, которого я не смогла рассмотреть за спиной монстра держащего меня в воде.
- Может быть «путём отравления»?
- Ну, пиши «путём».
Сквозь глаза, залитые водой, видимо долго меня купали, я пытаюсь определить своё местонахождение. Попытка была неудачна. Мне ни о чем не говорили эти белые, кафельные стены и нелепый проточный бойлер висящий над ванной.
- Хорошо, что попытка была неудачна, слишком малое количество было выпито, - закончил тот, что писал, и, как мне показалось, плотоядно улыбнулся, выглянув из-за плеча моего мучителя.
Второй в это время напевал себе под нос:
- От Ивана Скворцова до Пряжки лишь на первый взгляд далеко, я иду в длиннорукой рубашке по не вырытым туннелям метро, - и пытался не выпустить моих запястий, которые скользили от мыла и воды.
Я была голой, кроме нательного крестика на капроновой нитке на мне ничего не было.
Интересно. Как я понимаю, это он про меня сказал «попытка самоубийства». Никогда бы не подумала, что способна на такой дурнопахнущий поступок. Попробуем вернуться обратно…
Я лежу на мокрой простыне, постеленной прямо на сетчатую кровать, в холодной комнате. Кто я? И почему, собственно, я здесь лежу? О! Стук в дверь. Кажется ко мне посетитель. Он вошел высокий, но сгорбившийся с длинными руками и букетом из больших оранжевых ромашек. Сказал:
- Привет!
- Угу! – промычала я, не зная, как реагировать должно.
- Ты меня узнаёшь? – заглянул он с интересом мои глаза.
- Хм… А должна? – я откровенно уставилась на него пытаясь найти в чертах, что-то знакомое.
- Ну, мы, в общем-то, с тобой когда-то жили вместе, - сделал он попытку мне что-то напомнить.
- А-а-а… И что? – после этих слов меня уже мало затрагивало происходящее.
- Ну… Давай так! Меня зовут Сергей! А тебя?
- Хороший вопрос. А как меня зовут?
- А ты сама не знаешь? – он был явно ошарашен вопросом.
- Это же ты со мной жил! – выпалила я, но судорожно начала искать ответ в своей голове.
- Хорошо! А как бы ты хотела, чтобы тебя звали?
- Бабочка, - слово слилось с губ быстро и легко.
- Как?
- Бабочка! Красивое слово! – подумав, добавила я.
- Извини.
Лицо посетителя исказилось гримасой, непонятного мне внутреннего содержания. Он закрыл рот рукой, как будто на него напал приступ тошноты, и выбежал из комнаты.
Уф! Теперь можно сосредоточиться на том, кто я. Кажется, я кошка, а зовут меня бабочка. Кошка по имени Бабочка. У меня такие красивые крылья. Стоп! Какие такие крылья? Мда… Во-первых, у кошек нет крыльев, а во-вторых, мои руки не похожи на лапы с острыми когтями и мягкими подушечками.
О! Уже лучше. Я теперь знаю, что я не кошка. Моя мама мне говорила, что самые счастливые кошки те, что живут в коммуналках. Они вольны выбирать себе хозяев и еду: там перепадет кусок рыбы, тут кусок сыра. Кем же тогда была моя мама?
Вернемся к моему имени. Ведь если я не кошка, то вполне могу быть Бабочкой. Мда… А крылья откуда взять? Обидно. Значит я не Бабочка. А слово все равно красивое: с двумя хвостатыми «б» и замечательным «чка». Ласковое такое.
Посетитель сказал, что его зовут Сергей. Следовательно, имя не должно иметь отношение к вещам и животным. Как же меня зовут?..
Я только сейчас поняла, что мои руки привязаны к спинке кровати тонкими кожаными ремнями, а ноги подвернуты в неестественном положении. Мне захотелось высвободить свои руки, и я начала активно выкручивать себе запястья. Пряжки ремней впивались в кожу, и становилось еще больнее, не смотря на то, что руки затекли. Я подтянулась повыше, чтобы воспользоваться зубами, но ничего не вышло, потому что окрашенная спинка железной кровати не позволяла подняться и достать зубами язычков пряжек.
Сделав около десяти попыток, я начала кричать. Сначала не смело и робко о помощи, потом громко и матом о людях, что меня привязали. Минут через пятнадцать моего гомона, дверь снова открылась, в неё вошла полная тетка с оплывшим от сна лицом и железным подносом. На нем лежал шприц и кусок бинта, который был заляпан йодом.
- Чего ты кричишь? – запричитала она. – Все хорошо. Сейчас я разомну тебе ручки. Вот так. Все хорошо. Поставим укольчик, и поспишь немножко. Давай. Вот сюда вот. В венку. Не дергайся, а то я промахнусь.
Она говорила, говорила, а руки её бегали вдоль моих плеч, потом с йодовым бинтом по сгибу локтя, потом толстая игла стеклянно-металлического предмета вошла в мою вену, а следом за ней влилась какая-то мутная гадость, замораживающая кровь. Вновь растерев место укола бинтом, она бросила шприц на поднос, погладила меня по лбу и сказала:
- Спи!
Инстинктивно прикрыв глаза от прикосновения её руки, я их открыла, когда она уже вышла. По потолку шла трещина в штукатурке, но проследить, где она заканчивается, я уже не смогла, потому что глаза сами закрылись, и я уснула.

Глава 2
Разбуди меня нежно
Я проснулась от запаха керосина и первое, что пришло мне в голову это спросить у нашей маразматичной соседки, куда ей влить остатки. Можно было не сомневаться в том, что этот запах её старческих рук дело. Если уж вчера ей хватило ума протереть веревки для сушки белья им, дабы их продезинфицировать, то страшно подумать, что она сегодня с утра уже успела промыть керосином. Она была очень бодрой, не смотря на внешнюю хрупкость, женщиной, и сутками напролет кипятила бельё в огромной алюминиевой кастрюле, которая занимала сразу все четыре конфорки плиты. Её уверенность в том, что мы принесли в дом заразу, от которой она вся чешется, породила её отказ прикасаться к дверным ручкам и к этому неуёмное перестированию белья.
Я взглянула на будильник и поняла, что спала я всего три часа. Была половина седьмого. В коридоре уже слышались маты и угрозы бабушке за помытую керосином ванну. Интересно, а там так же пахнет или ещё хуже. Кэра, заметила, что я проснулась, и начала ласкаться ко мне.
- Кисуля, как думаешь, стоит выйти и добавить свой голос в хор ругающих, или так переживем? – спросила я сонным и осипшим голосом.
Кэрыч повернулась ко мне хвостом, показывая свою индифферентность к вопросу. Я отыскала под скинутым на пол покрывалом махровый халат и потянулась к форточке. Подумав еще минуту, осознала, что лучше сразу открыть окно настежь, не смотря на почти середину января.
Да, уж воистину, хватит мне уже расстройства за последнюю неделю. Просыпаться одной не так уж и сложно, но вот засыпать. А сон, который мне приснился, тем более не вызывал радости. Мысли скопились, но обдумывать их не было сил. Хотелось воздуха без примеси инородных отравляющих смесей.
Вариант был только один – уйти из квартиры. В субботу в семь утра и без завтрака. Ужас! Я вышла на коммунальные просторы и увидела, что скандал уже исчерпан. Сосед украинец, мелкорослый и наглый тип с круглым лицом и прыгающей как у боксера походкой, злобно захлопнул свою дверь, сумасшедшая старушка, тряся головой, пряталась от меня в комнату.
На кухне, как всегда, стояло на плите бельё. Впрочем, электрический чайник в комнате имелся, и нужно было только найти в столе чистую кружку и новую упаковку зеленого чая. Я покрутила не распакованную пачку немного в руках, а потом сунула обратно. Лучше все же одеться и напроситься к друзьям на завтрак.
Вернулась в комнату, отыскала в шкафу футболку и джемпер, затасканные джинсы были погребены под распечатками для корректуры. Напевая про себя: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!», - я обдумывала к кому бы напроситься на кофе, но еще раз перебрав список знакомых, решила всё-таки добраться до любимой кофейни, благо та открывалась в семь, и до неё было всего двадцать минут на маршрутке.
Кошка терлась о ноги так, как будто упрашивала забрать её с собой, но пришлось просто насыпать ей корма, и отвлечь тем самым от уговоров. Мы помещались с ней в восьми квадратных метрах, которые удивительным образом образовывали букву Г в самом конце длинного коридора трех комнатной коммуналки. Шкаф, маленький раскладной диванчик, который почти никогда не собирался, и письменный стол, вечно заваленный рукописями, - вот и все, что требовалось для жизни двух существ: кошки и девушки.
На широком подоконнике вместо цветов стояли кошачьи миски, потому что на полу они уже не помещались. Вечный бардак, с которым не было времени на борьбу, заключался в разбросанных на полу книгах, журналах, одежде, изредка попадались грязные чашки из-под кофе и чая. Я собирала их, когда понимала, что чистых больше не осталось. Упаковки из-под печенья, сыра и пакеты от хлеба складывались в урну вместе с отработанными рукописями.
Бумагами были завалены все свободные пространства, постоянные халтуры из редактур и корректировок притягивали к себе килограммы распечаток. Проще всего было с расшифровками, когда в обнимку с ноутбуком до трех или четырех утра сидишь и печатаешь, переводя звук в текст. Денег никогда не хватало, а потому приходилось не спать ночами, а днем делать вид счастливого человека на рецепшене.
Прошлая ночь была посвящена какому-то малограмотному автору, мечтающему опубликовать свой трактат о выращивании рассады болгарского перца в условиях обычной квартиры. Постоянное отсутствие мягкого знака в глаголах, пропуски запятых и некорректная орфография заняла меня до четырех утра. Успешно исправив все и немного узнав о фантазии и возможностях овощеводов, я еще с полчаса пыталась уснуть.
Совсем недавно от меня съехал без двух недель муж, без особого скандала, но с очаровательнейшим цинизмом забрав обогреватель и кофеварку. Нельзя сказать, что я сильно расстроилась, но с ним было удобно и не приходилось искать секса на стороне. Засыпать без теплых объятий тоже было минусом.
Глупой была идея подать заявление в ЗАГС, прожив вместе полтора года, и разъехаться за две недели до свадьбы. Смешные мечты всегда имеют свойство рассыпаться, потому что даже сами мечтатели плохо себе представляют, зачем им их воплощение. Так и здесь, жили вдвоем, не мешали друг другу, а тут вдруг понадобилось решать проблемы о гостях, застольях, костюмах, платьях и прочей дребедени, чего не хотелось ни тому, ни другому. Во избежание дальнейших разговоров мы, молча, не сговариваясь, решили разойтись, и в субботу собрали ему вещи.
С тех самых пор, я решила, что готовить дома это не нужная блажь, без которой живется в два раза проще, а кошку перевела на дорогой сухой корм, от чего её шерсть стала намного лучше. Ночами же я грызу печенье и сыр, проглатывая какие-то неописуемые литры треклятого растворимого кофе. При отсутствии кофеварки жить становиться невкуснее, ведь варить кофе в турке и дольше, и сложнее в условиях коммунальной кухни.
Выгнав кошку из комнаты, я захлопнула автоматический замок, и обулась. Моим тяжелым трекинговым ботинкам требовалась вода и тряпка, но оставаться больше в квартире я не могла. Нужно срочно выпить чего-нибудь молочного, чтобы избавиться от этого противного привкуса на слизистой рта.
Однажды в детстве я серьезно отравилась масляной краской, и с тех пор, мне требуется большого мужества и физических усилий находится в помещении, окрашенном даже два дня назад. Каждый раз приходится пить молоко, чтобы нейтрализовать отвратительный эффект вкуса краски во рту. А ведь магазины еще закрыты. Круглосуточные есть только в центре, а туда еще добираться.
Свежий снег заскрипел под ботинками. Хорошо, что сейчас не лето, а то выдержать духоту после ароматизированной квартиры, было бы совсем не выносимо. Надежды на то, что маршрутка окажется проворной на утренних пустых улицах оправдалась, значит уже через пятнадцать минут, я протяну свои конечности у витражного окна кофейни. В голове уже не помещается ни одной мысли кроме американо с шоколадом и круасана.

[Alena_Dozhdeva]

Глава 3
Неожиданность
«Как же мне надоел этот сумасшедший мир!» - думал Серафим, разбавляя свой кофе холодным молоком из маленького молочника.
- Девушка, будьте добры пепельницу! – сказал он вдогонку официантке, что собирала чашки с соседнего столика.
«Меняют персонал быстрее, чем привыкаешь к нему. Уроды!» - продолжал думать он, доставая из куртки пачку сигарет. Полненькая брюнетка с короткими ногами и совершенно не проснувшимся карими глазами поставила перед ним пепельницу и тут же ушла, оставив после себя запах лимонного “Fairy”.
Настроение с утра было уже не к черту, потому что он забыл выключить будильник, который с пяти тридцати вопил голосами Битлов о помощи. Уснуть повторно не удалось. Серафим встал, погулял по просторам сети, а после пробуждения родителей, решительно собрался и уехал в кофейню.
Да, это была дурацкая привычка сбегать из дома, когда там находилось всё семейство, ему не хотелось совершенно выслушивать мамины монологи о том, что все его одноклассники уже давно получили дипломы и пристроены в жизни, а он всё учится, уже девятый год пошёл. Всё это было правдой, которую не хотелось ни слышать, ни понимать.
Отец был терпеливее и предпочитал молчать обо всём этом, но это не мешало ему загружать голову сына своими размышлениями о продвижении в таблице любимой футбольной команды. Говорить о футболе он мог сутками, и темы не исчерпывались, а так как поговорить, кроме как с сыном, было не с кем, он всегда был рад его видеть.
Сложно быть единственным ребёнком в семье, тем более поздним ребенком. Оба родителя Серафима уже были на пенсии, но продолжали работать. Тебя все любят и зачастую забывают воспитывать лет до 22, а после обрушивают на тебя, как на взрослого разгильдяя, всё своё недовольство. Удивляются, как это из милого мальчика вырос такой ленивый и не целеустремленный тугодум?
Он предпочитал просто исчезать из поля зрения родителей, чему они сопротивляться не могли: всё-таки возраст был уже уважительный.
Кофе остывал, сигарета заканчивалась. Нужно было как-то планировать остаток дня. Январь был самым не понятным месяцем в году. Праздники комкали его и растягивали одновременно: с одной стороны долгий отдых расслаблял, а с другой пролетал мгновенно и зачастую мимо, и втянуться всей стране в работу было тяжело. К двадцатым числам вроде бы все выравнивалось, но ты уже и сам не понимал, чего тебе хочется, то ли снова отдохнуть, то и поработать.
Серафим вообще не любил зимы. Ни тебе поездок загород, ни прогулок. Шатайся по кабакам да кофейням, изредка напрашиваясь в гости, ведь не набраться денег на все эти злачные места. И девушка его, милая его Настюха зимой и училась и работала, то есть была доступна исключительно ночью, которой спала. Шанс её увидеть в будний день, пусть даже отпросившись с работы пораньше, был не велик. И оставалось ждать вечера субботы, когда у неё закончатся курсы английского языка, и она сможет составить ему компанию.
Они ходили на концерты, квартирники, в кино или просто сидели по кафешкам. Все это жутко утомляло, но он не видел других вариантов. Да и, судя по всему, Настя тоже не собиралась форсировать события, ей хватало общения в вузе с друзьями, чтобы отягощать себя чем-то ещё.
Хотелось ей позвонить, но они договорились, что она сама это сделает, когда закончатся пары. Вот и оставалось сидеть и делать вид, что читаешь с наладонника. Великое дело общаться с женщиной, что младше тебя на семь лет. Ты считаешь, что управляешь ей, она считает наоборот, но самое худшее, что никто не прав. Что все происходит по каким-то не прописанным законам и правилам, которые никто не устанавливал.
Дверь в кофейню открылась, он, наверное, не отметил бы этого эпизода, если бы ему не показался знакомым промелькнувший силуэт в джинсах и спортивной пуховке. Она почти сразу скрылась за колонной, что отгораживала стойку от всего курящего зала, но он не с кем не мог спутать этой походки. Вот только волосы у девушки были почему-то рыжими и короткими.
Когда она появилась, неся в правой руке сумку, а в левой блюдце с круасаном, он уже не сомневался. Это была Вика. Сколько же прошло лет с тех пор, как они виделись в последний раз? А ведь всего-то полтора года. Каким это кажется огромным сроком. Когда они жили вместе, они не могли и трёх часов провести без общения: смски, звонки, интернет. Вика заполняла всё его пространство, и это было здорово.
Будет ли уместным подойти к ней сейчас? В любом случае, он может просто поздороваться с ней, за это голову не отрубают и по морде не бьют, а там уж будет видно. Он встал и пошел её догонять в соседний зал, может за эти полтора года она бросила вредную привычку курить? А ещё этот огненно-рыжий цвет и стрижка с загнутыми наверх кончиками, при нем она носила длинные волосы и собирала их в хвост, когда они ей мешали.
- Вика, - окликнул он её.
Девушка медленно обернулась и долго не верила тому, что видит:
- Серафим? Как?
- Ну, вот занесло, - скромно потупился он.
- Ой, я так рада,- торопливо забормотала она. У неё была дивная привычка убыстрять свою речь при волнении. Он хорошо помнил об этом, и помнил, как это его умиляло когда-то.
- Пошли, присядем, - предложил он, и показал рукой на столик, что стоял на границе двух залов. За ним еще можно было курить, он был как бы компромиссным при варианте, когда один из компании курил, а второй нет.
Вика поставила на стол блюдце, уперлась локтями и уставилась на Серафима так, как будто смотрела кино.
- Ты чего? – спросил тот.
- Любуюсь! Пытаюсь понять, что в тебе изменилось. Рассказывай, как дела?
- Ну, давай сначала ты.
- Бу! – она скривила губы, и вслед гримаске сразу же засмеялась. - Ты не исправим! Вечно уходишь от ответа.
Он тоже её изучал. Те же, карие глаза, те же жесты и ямочки на щеках, откуда-то появившиеся синяки от бессонниц, наманикюренные пальцы. Раньше он не замечал за ней такого, да и косметика появилась на лице. Её острый нос ещё сильнее колол воздух, она похудела килограмм на шесть, что не могло не отразиться на форме её скул. Она была красива, до сих пор была безупречно красива.
Серафим знал, что Настя похожа на Вику, именно на ту, которую он помнил, с которой познакомился. И это было естественным и понятным фактом для него. Он считал себя однолюбом, и вряд ли бы заметил Настю, если бы та, не напомнила ему Вику.
- Я сегодня очень странно проснулась, - начала свой рассказ она, но тут принесли кофе.
- О! Спасибо!
Серафим очнулся от своего наваждения и, поймав официантку, повторил свой заказ. Кажется, день приобретал совсем другу окраску, настроение улучшалось.
- Так от чего ты там сегодня проснулась? – уточнил он, чтобы вернуть её к теме разговора, и скорее даже просто занять пока он будет на неё смотреть, создать приятный для любования звуковой фон.
Глава 4
Проза жизни
Уже шёл второй час их разговора. Они перекидывались, как теннисным мячиком, короткими фразами. Серафим курил, Вика мяла салфетки. У каждого в голове крутилась мысль о том, что осталось нечто неуловимое от тех сильных эмоций, которыми они питали себя четыре года.
Они познакомились при смешных обстоятельствах. Вика заглянула к подруге, чтобы отдать книги, а они с ней вместе учились, вернее даже он уже давно вылетел, но помогал сделать курсовую работу по информатике, по старой памяти. И так как она принесла с собой коньяка и креветок, работа была прервана. Они все выпили, потом сходили ещё, потом пили кофе, и к утру он уже был готов никогда не расставаться с этой веселой и не в меру активной девчонкой.
Она не выглядела на свой возраст, и имела не одно, а как минимум три шила в положенном для этого месте. Ему нужно было срочно решать, что же делать, а она ничего не подозревая, уснула головой на его коленях прямо в середине разговора. Они сидели на диване и потихоньку соскальзывали в полудрему. В его голове не было и тени мысли о том, чтобы начать приставать к ней. Серафим хоть и вышел давно из возраста смущения перед женщинами, до сих пор ещё не владел тонкостью укладывания их в постель. Он даже не прикоснулся к её волосам, хотя ему этого очень хотелось. Как оловянный солдатик, он сидел и выдавливал из своего затуманенного технического мозга темы для разговора с гуманитарием, она же заваливала его кучей все возможных вопросов о нём, о его мыслях, предпочтениях литературных и музыкальных. На что он мог ответить, он отвечал, но большинство вопросов просто падали в безвременное пространство его забывчивости.
Утром он случайно подслушал на кухне такой разговор:
- Вика, и ты серьезно хочешь это сделать?
- Анютка, ну сама подумай, как мне после этого оставаться? Он будет гулять направо и налево и выгонять меня из дома, а я терпеть? Мне тут мама его звонила, говорит не пускай эту девицу на порог. А как я её не пущу, если он у меня ключи отобрал?
- Да. А жить ты, где собираешься?
- Не знаю, - грустно ответила Вика, и тут Серафиму пришлось обозначить своё присутствие.
Он вошел, попросил у Ани крепкого чаю, чтобы отбить похмельную жажду, и решился предложить Вике поездку загород.
Она не соглашалась, упирая на то, что у неё нет снаряжения: палатки, спальников и прочего, - но он смог её убедить, что все это поправимо. Белокурая и сухая Аня наблюдала за их перепалкой, молча, впервые видя, как скромный не в меру Серафим клеит девушку. У него на курсе была слава тихони и флегмы, а тут он находил много слов и говорил необычно длинными монологами, чтобы найти варианты.
Правда, в леса они в тот раз так и не уехали, потому что к вечер пошел дождь и поездку отложили на неделю, за которую Вика успела окончательно разругаться со своим первым мужем и переехать жить к Ане.
Они стали видеться урывками между её работой и учебой, гулять по осеннему городу, и просиживать в глупом кино, не обращая внимания на экран. Так прошло около месяца, и тут она исчезла: не отвечала на звонки, не появлялась на своём факультете. Через три дня он узнал, что она скоропостижно уехала из города, и что возможно больше никогда не вернётся. В тот же вечер, он пришел к Анюте и сказал, что надежда только на неё, что если она не поможет ему найти Вику, то он не представляет, что с собой сделает.
Аня ухмыльнулась, задумалась и напоила его до беспамятства. На утро он проснулся рядом с ней, раздетый.
- Что произошло? – смог сформулировать он, выталкивая звук из себя сухим языком.
- Ничего особенного, - фыркнула сокурсница, - ты был пьян и приставал ко мне. А я решила, что ничего не потеряю, если соглашусь.
Ему было стыдно смотреть ей в глаза. Он не представлял, как он теперь сможет всё объяснить Вике, которую он будет искать и обязательно найдет.
- Анюта… - жалобно начал он.
- Да? – она села, и одеяло скатилось с неё, обнажая голые плечи и грудь.
Он подхватил его и попытался накрыть её, но понял, что сам полностью нагой, а на двоих полуторного одеяла не хватит точно, ещё больше смутился и не стал продолжать. Ане стало жалко его, и уже не было так забавно, как сначала, когда она все это придумала. Она призналась, что на самом-то деле ничего не было и ей хотелось подшутить над ним, чтобы пустить сплетню, что она смогла совратить самого скромного человека с курса.
- Ты простишь меня? – спрашивала она раз за разом в процессе извинений и заглядывала ему глаза.
Серафиму хотелось её ударить и уйти, не попрощавшись, но он сдержался, в конце концов, она была единственной обладательницей телефона родителей Вики, за которым он вчера и пришел. Они условились, что это никогда и негде не всплывет, а Аня позвонит и узнает, когда же вернется Вика.
Он встречал её на вокзале с красивой розовой лилией, которую ему купила Аня, и хотел сразу во всем признаться, но промямлил что-то невнятное и поплелся вслед за ней с тяжелым рюкзаком. Всё о чем, они говорили в пути, не выходило за рамки погоды и общих вопросов. Он досадовал на себя, но смелость улетучилась совсем и в этот вечер больше не возвращалась.
Через день они оказались на чьем-то дне рождении. В знакомой им обоим компании, и известном кабачке, где он после двух кружек пива пригласил её покурить за отдельным столиком. В табачном дыму и шуме пьяных голосов он сказал:
- Выходи за меня замуж.
- Я не хочу больше замуж, - с вызовом ответила она, смотря ему прямо в глаза. Она была ниже его на целую голову, и целовать её стоя, было бы очень неудобно, промелькнуло в его мозгу. За какие-то считанные секунды его озарило, что либо сейчас, либо никогда, и он поцеловал её.
Вика не отвернулась и не вырвалась, она приоткрыла губы, как бы разрешая ему пробовать. Целоваться он, конечно же, не умел, и вскоре она заливалась искренним смехом, на его попытку. Немного отдышавшись, она спросила:
- Ты, правда, не умеешь целоваться?
- Да. Но я обязательно научусь, - заверил Серафим, и повел Вику прочь из бара.

[Alena_Dozhdeva]

Глава 47
Одиночество
«Не было ещё такого, и не будет никогда. Несчастен не тот, кто пережил расставанье навсегда, а тот, кто не познал, что такое любить. Как похоронила её. И проще бы, если похоронила, прости меня Господи за такие мысли. Пусть живет девочка моя, всё равно она моя, и останется в памяти моей, такой же беспомощной и тщедушной, какой она была на своей койке.
Варенька! Меня только мама так звала, да и как давно это было. Варенька! Как же теперь дальше-то? Что же теперь?
Сашеньку забрали, Вика в поезде. Куда я теперь от всего этого? Со всем этим?
Ещё и Валерия залетела от кого-то из своих. Иннокентий вот уже третий день с работы не возвращается. Чувствую, что останусь я одна в этой квартире.
Нельзя мне теперь одной, нужно как-то поближе к людям становиться. Выходить в свет так сказать. Может в кино сходить. Вика так любит кино. Я смогу себе представить, что где-то там она тоже сидит в зале, а если не смотреть по сторонам, то можно подумать, что она рядом со мной сидит.
Она странное кино любила, и мне его объяснить пыталась. Она такая смешная, когда руками себе помогает объяснять.
Завтра, наверное, уже матраса не будет. Сдаст его сегодня Татьяна. Ни одной приметы не останется. А может и к лучшему это, что меня нет сегодня в клинике. Не смогла бы я на вокзал поехать.
Папа у неё добрый и такой отзывчивый человек. С ним она не пропадет в дороге. Хорошо, что он не заметил ничего. Не надо этого. Права она была, что не подпускала к себе. Не надо этого. Сложнее было бы мне.
Умная она девочка, Вика. Красивая! Всё у неё получится, и память вернется полностью. Не бывает так, чтобы всегда была беда. И солнышко иногда выходит.
А я как-нибудь. Потихонечку. Лето скоро. В отпуск не пойду. Пусть Анжелка идёт поступать. Дай Бог, поступит, врачом станет. Может тогда, будет замена нашему Сергею или помощь. Анжелка правда, не самый радостный вариант, ну и что, всё роднее, чем со стороны то.
Можно ремонтом к осени заняться. Давно уже пора, потолок сыплется, окна покрасить, да помыть. Помыть и на неделе можно, чтобы весна чувствовалась. Мама мне всегда говорила, мой окна Варенька, они глаза дома, через них божий свет падает.
Эх, мама! Знала бы ты до чего твоя дочка-то дошла.
Снится мне Вика, снится. И сны то такие волшебные. Иногда правда, и стыдно бывает за сон такой. Просыпаешься и краснеешь, хоть вроде и нет никого рядом-то, чтобы краснеть. Девочка моя, сладкая, что же ты со мной сделала?!»
Варвара Яковлевна шла пешком по текущим всеми накопленными за зиму снегами улицам. Она решила, что это позволит ей немного успокоиться, уравновеситься. Глупость конечно, но что-то было нужно сделать.
Ближе к лету пришло письмо из Бордо, адресованное ей и Вике. Сашенька писала не без помощи своей любимой сестры Ники, что теперь у неё все хорошо, что она учится у маленькой племянницы французскому языку и часто думает о них. Она жила в отдельной комнате в большом доме, меньше, конечно, чем клиника. Сердце радовалось у Варвары от этого письма, но думалось и том, что Вика не пишет, и, наверное, никогда уже не напишет ей.
Светлана Николаевна посоветовала не говорить о письме Сергею Владимировичу, чтобы он не забрал его в свою коллекцию трофеев.
Сил не было на то, чтобы убить надежду. Не было сил, и сопротивляться мыслям. Валерия съехала с комнаты, когда поняла, что Иннокентий не вернется. И Варвара Яковлевна осталась одна в своей квартире.
Приходили люди из ЖЭКа хотели вселить кого-то, она подписывала бумаги, не глядя. Ей было всё равно, кто будет жить рядом. Ей на удивление многое теперь было безразлично.
Она много раз садилась за тетрадным листком и писала, но потом комкала лист и выкидывала его. Сотни писем она, не заканчивая, выбрасывала, и в каждом из них была частичка её. Она исписала себя всю, истратила на слова.
Она почти не с кем не разговаривала, только если на работе, да по делу.
Столкнулась однажды с Иннокентием во дворе клиники.
- Здравствуй, Варвара.
- Здравствуй.
- Я тебя спросить хотел, может знаешь, у кого ключи от башни этой? – он мотнул головой на водонапорное бездействующее чудо.
- Откуда же мне знать, - повела плечами она.
Заметила, что смущен, что спросить хочет про свою ненаглядную. Сжалилась она над ним, не стала мучить, понимая, более чем самой бы хотелось, тоску его.
- Не видела я её. Она съехала. Не сказала куда.
Иннокентий что-то хмыкнул в кулак, замялся и в полуоборота к ней добавил:
- Ну, я пойду, у кого ещё спрошу… про замок-то…
Он удалялся, а она думала, что ей-то даже спросить не у кого про «замок».
Эпилог
Серафим курил одну за одной, ожидая Настю за столиком. У него немного дрожали руки, то ли от возбуждения, то ли от недосыпа и усталости. Она позвонила ему вчера и назначила встречу, говорила, что хочет попрощаться перед отъездом. А теперь вот опаздывала на двадцать минут.
Он всё боялся, что она так и не приедет, но она пришла. Села напротив, сложила руки замком, и поставила локти перед собой на столик. Затушив сигарету, он обнял её руки. Она продолжала молчать.
Слов ему не понадобилось, он чувствовал, что впервые делает всё безупречно правильно. Теперь безысходно загнанный в угол, он не мог ошибаться.
- Пошли, - почти беззвучно промолвил он и потащил её за руку за собой.
Полы длинного Настиного плаща развивались в разные стороны. Серафим поймал машину и, впихнув её на заднее сиденье, плюхнулся туда и сам.
- На Лесной 23, - бросил он водителю.
Серафим поймал её взгляд и поцеловал в губы. Машина неслась, а шофёр не спрашивал дороги и не оборачивался. Они не могли оторваться друг от друга. Они понимали, что это самый что ни на есть последний их шанс быть ближе друг к другу.
Черный фольксваген заплутал во дворах и ткнулся носом в единственный подъезд дома номер 23 по Лесному проспекту. Свернув свои двести рублей в карман, мужичонка посмотрел, как любовники скрылись за дверью, вздохнул и стал выбираться из дворов.
Из лифта он вынес её на руках. Блузка была расстегнута, и она сдерживала руками края плаща, чтобы скрыть это. Запутавшись в ключах, он всё-таки нашел нужный, и открыл, шагнул в темноту квартиры. Настя следом за ним, прикрывая за собой дверь.
Не включая света, он нащупал её ноги, снял туфли, а потом и плащ, одновременно со своими ботинками. Не ориентируясь в этом помещении, она просто закрыла глаза и отдалась его власти. Серафим подхватил её на руки и понес к своей кровати.
Больше уже можно было никуда не торопиться. Он расстегнул две оставшиеся пуговицы на блузке, и аккуратно снял её. Медленно стянул джинсы, посыпая живот и бедра поцелуями.
Серафим упивался её, как будто это был первый раз, она не понимала, в каком она находится пространстве и времени. Они сменяли страстность спокойствием, безумство и активность нежностью.
Раздвинув её ноги, он прижал её собой к плоскости кровати и, раскачиваясь, стал прислушиваться к сбивающемуся дыханию, любимой, самой драгоценной женщины. С каждым прорывающимся стоном он увеличивал темп своих движений. Плохо себя контролируя, он больше не остановился ни на мгновение до самой беспощадной победы над собственным вожделением.
Уткнувшись в её грудь, он высохшими губами прикасался к соску. Она гладила его по спине, до сих пор, не открывая глаз.
- Пить хочешь? – спросил её Серафим.
Она тихонечко засмеялась.
- Не уходи сейчас.
Не зажигая света, он сел подле неё. Возвращалось сознание, и он испуганно спросил:
- А ты предохраняешься?
Даже в темноте он видел на её лице ухмылку, она сочилась из её голоса:
- Ты не исправим. Да, конечно. Ты можешь ни о чем не беспокоиться. А ещё я завтра улетаю в Англию к мужу.
- И не вернешься?
- К тебе – нет, а в страну… Кто знает? Жизнь штука интересная.
- Шутка?
- Штука, - снова усмехнулась она.
Рассказывать, спрашивать, уточнять ничего не хотелось. Каждый думал о своём, не находя темы для абстрактной беседы. Не хотелось заполнять пространство тишины словами.
Настя встала.
- Проводишь меня до порога.
- А дальше?
- Стоит ли?
Ему нечего было ответить. Уже нечего, да и была ли у него когда-нибудь смелость отвечать на её вовремя заданные каверзные вопросы. Ведь могла же она вместо этого оставить их при себе, чтобы не порождать в нем ещё большей неуверенности? Могла же она, молча, его любить и стараться быть рядом, но почему вот сейчас она уходит за порог его дома, а не остается здесь?
Не задавая этих вопросов, так тиранящих его, он просто уточнил:
- Такси вызвать?
- Я сама. Мне совсем не нужно, чтобы об этом кто-то знал, - сказала она, и, заметив его удивление, добавила. – Его друг диспетчер.
Он смотрел, как она одевается, как снимает с дверцы шкафа свой плащ. Настя обернулась и спросила:
- А ты знаешь про Вику?
- Что? Я её уже больше чем полгода не видел.
- Она в клинике, с потерей памяти и ещё чем-то. Меня туда вызывали однажды.
Он не ответил.
- Поцелуй меня что ли? – сказала она.
Он повиновался, и открыл ей дверь.
- Привет мужу!
- Не дождешься, - кинула она через плечо и посеменила по ступенькам вниз.
Она закрыл за ней дверь и отправился в душ, чтобы смыть с себя запах её духов, которые въелись в кожу пальцев.
Серафим долго не мог заснуть, а на утро, позвонив на работу, сказал, что будет позже. Нашел в справочнике адрес единственной в городе психологической клиники и поехал туда.
На территории стояла машина милиции, прогуливающие пациенты и медсестры, их сопровождающие, столпились около водонапорной башни и о чем-то шептались. Следователь задумчиво разглядывал что-то скрытое спинами. Щелкал фотограф, чья-то черная голова махала рукой, выглядывая из окошка к крыше. Доносились голоса.
- Да, с чего бы она так?
- А ты помнишь, как она вчера пришла к нам утром?
- Эх, Варвара, Варвара.
Серафим подумал, что они не уследили за каким-то психом с суицидальными наклонностями, и тот спрыгнул с башни. Поднялся на низкое каменное крылечко и пошел искать Вику.
Сергей Владимирович, которого вызвали к нему из приемного покоя, отвечал кратко и без подробностей. Он был взбудоражен и чем-то серьезно расстроен. «Видимо случившемся во дворе», - подумалось Серафиму.
- Да, она была у нас. Попала в конце декабря, а в марте её забрали родственники.
- Она выздоровела?
- Это сложный вопрос, но ей было лучше на момент выписки.
- Вы знаете адрес её родственников?
- Даже если бы я его знал, я не имел бы права вам его сказать, вы же понимаете? – врач сладенько улыбнулся ему и развел руки в стороны.
- Понятно, - опустил голову Серафим.
- А вы простите, кем ей приходитесь? – поинтересовался Сергей Владимирович.
- Даже если бы я знал, то, какое право, вы бы имели спрашивать? - отрезал он и пошел на выход.
Мягкий от жары асфальт продавливался под его ногами, голова гудела. Наверное, к вечеру пойдет дождь. Поезд на Москву отправится через двадцать минут, он уже никак не успеет к отправлению, да и черт с ним, с ней, с ними со всеми.
Серафим запрокинул голову, чтобы не намочить щеки, но, тут же, споткнулся и по-детски растянулся, ладонями проехавшись до конца пешеходной дорожки.
- Чёрт!
- Вам помочь, молодой человек? – спросил у него проходящий мимо мужчина средних лет чуть не запнувшись и сам об него. У него было вытянутое старческое лицо, заостренное козлиной бородкой.
- Бесполезно, - парировал Серафим, и начал вставать сам.
Светло-серые брюки были испорчены, ладони саднило, а комок из горла так и не ушел. Он стоял у светофора, ожидая зеленого сигнала, подняв ноющие руки вверх, как будто собирался пойти и сдаться на милость невидимого, но безусловного, непримиримого к ошибкам и человеческим глупостям победителя.

[просто мария]

Alena_Dozhdeva, Вы хорошо пишете.
А зачем Вам аннотация?
Спрашиваю из любопытства: просто не могу понять, зачем нужна аннотация для такого короткого произведения.

[Лилитанна]

Скинула текст на флэшку. прочитаю - обязательно отпишусь.

[Alena_Dozhdeva]

просто мария
текст больше чем 50 000 слов!!! 7-8 авторских
здесь только конец и начало этого текста...
аннотация для издательства

[Alena_Dozhdeva]

Лилитанна? спасибо за внимание. Буду очень ждать.

[просто мария]

Alena_Dozhdeva, Вы знаете, а большинство издательств аннотаций не требует... (по своему опыту общения с издательствами, и, поверьте, немалому, говорю - синопсис - да, нужно, текст - тоже, а вот аннотацию никто не просил).
Или Вы с каким-то конкретным издательством уже установили контакт - и точно знаете, что аннотация нужна?

А вот объем - 7-8 а.л. - это для большинства издательств считается маловато. Или Вы, опять же, уже вы контакте с издательством и знаете, что у их есть подходящая серия?

[Larisa]

Я просмотрела по ссылке. Много надо чистить. Насчет аннотаций и тому подобное - не компетентна, никогда не публиковалась. По сюжету - мне понравилось, интересно. Сперва читала подробно, потом просмотрела до конца. У меня сил не хватает дочитывать длинное - даже интересное. Потому и не буду никогда опубликована - сил написать такое длинное нет, а короткое не пристроить наверное.

[Alena_Dozhdeva]

Larisa, что в вашем понимании чистить? Можно немного подробнее?

[Alena_Dozhdeva]

просто мария, нет про серию к сожалению не знаю. Это просто не фентази, а худ проза, там в основном от 8 листов берут.
И ещё мне сложно писать синопсис, потому как повествование не линейное. Потому и настаиваю на аннотации.

[просто мария]

Чистить - думаю, Лариса имела в виду в первую очередь местоимения, кое-где они действительно, имхо, лишние (притом, что я не сторонница Никитина и его апологетов, которые требуют избавляться от большинства притяжательных местоимений).
Вот пример:

Её служебный халат из перестиранного до дыр хлопка мешал шагать, распахивался, обнажая старую желтоватую футболку её покойного мужа.

Наверное, уже шестой месяц она размышляла о том, как она уничтожит свою истаскавшуюся душу и отвратительное тело.

Если выделенные местоимения убрать - Вы не считаете, что фразы будут читаться легче и плавнее?
Кстати, практический совет: прочитайте вслух, на слух такие вещи лучше "вылавливаются". В идеале - прочитайте на магнитофон и прослушайте.

И тем не менее (несмотря на местоимения эти) повторяю: словом Вы владеете, и написано хорошо. Потому что при первом прочтении я их просто не заметила - настолько "затянула" сама вещь.

[Larisa]

Я ещё вроде описки видела (или ошибки? Ну начисто все вылетает, памяти никакой), и - совершенно точно надо знаки препинания пересматривать.
Про лишние слова я не заметила, а вот знаки мне в глаза врезаются всегда.
А вообще - интересно и читается легко.

[Alena_Dozhdeva]

Larisa, да с грамматикой там и правда, не всё хорошо. :/ Я думаю, я это поправлю вскоре.

просто мария, меня они саму немного смущали. Попробую. Вслух я читала, и даже перечитывала текст полностью, когда исправляла фактологические ошибки, но стилистических заметила мало. Или к счастью или к сожалению... это уж я не знаю.

Спасибо, за комментарии.

[Лилитанна]

Ознакомилась с вашим произведением. Написано хорошо, увлекательно, авторский стиль заставляет переживать за судьбу персонажей, хочется дочитать до конца, чтобы узнать – чем же всЁ это кончится? По обыкновению, конечно, есть и минусы:
• Запятые! Кое-где расставленные неправильно – они искажают смысл предложений или вообще лишают его смысла. Если ворд советует поставить на всякий случай запятую – то её не обязательно надо ставить, программа может ошибаться. Также мягкие знаки в глаголах! Например, процитирую себя: «Чтобы узнать – чем же всё это кончится?» Проверяем правильность - что написанная вами история сделаЕТ? Ответ – кончиТСЯ. Самый простой способ узнать, должен ли стоять мягкий знак в конце глагола – это задать вот такой вопрос (согласуясь с прошедшим/настоящим/ будущим временем); если вопрос не предусматривает мягкого знака, значит и в глаголе его не должно быть. Вот пример: «Они должны были увидеться». Проверяем – что они должны были сделаТЬ? Ответ – увидеТЬСЯ – мягкий знак предусмотрен, значит - смело его пишем. У вас же по тексту встречаются слова, которые требуют, согласно всем законам русского языка, мягкого знака или же, наоборот, его в слове быть не должно, а он у вас там проставлен.
• На счет отравления скипидаром… или керосином? У вас упоминается и то и другое, определитесь, пожалуйста, потому что они – не одно и то же. *Если о скипидаре: я так поняла, под ванной стояла банка сульфатного, а не древесного скипидара. Сульфатный скипидар используют как растворитель красок и лаков, а древесный – в целебных целях и ваннах Залманова (поправьте меня, если ошибаюсь). В малых дозах раствор древесного скипидара, принятый внутрь, вызывает рвоту и/или отхаркивающий эффект, доза в 4 гр. считается максимальной. Скипидар вызывает химический ожог в случае, если его проглотить так, как сделала Вика. Даже если ей вызвали рвоту или это случилось произвольно – желудок мог получить травму уже за первые 3-5 секунды. *Керосин - получается путём перегонки или ректификации нефти. Не думаю, что бабка поставила под ванну авиационный или ракетный керосин, скорее там была банка с техническим или осветительным керосином – который так же мог нанести ощутимый вред слизистой желудка, потребовав медикаментозного вмешательства. То есть, первоначально Вика должна была полежать в больнице со специальной трубкой в пищеводе и питаться внутривенно. Потом с ней беседовали бы сотрудники больницы, определяя её психическое состояние – этого требуют нынешние законы. Только в случае, если человек полностью выздоровел, но представляет опасность для себя или окружающих, или вследствие травм, не поддающихся медикаментозному лечению (амнезия, фобии, нервные приступы), не в состоянии заботиться о себе и нуждается в помощи – его помещают в психиатрическую лечебницу. То есть Вика никак не могла прийти в себя в дурдоме – это должно было произойти в больнице и только потом её могли отправить в «желтый дом». *О «смирительных ремнях». Впервые слышу, чтобы больных в психиатрических лечебницах обездвиживали таким методом, цитирую: «…Я только сейчас поняла, что мои руки привязаны к спинке кровати тонкими кожаными ремнями, а ноги подвернуты в неестественном положении…» Это же приведет к нарушению кровообращения и мышечной дисфункции! Вообще, обычно нестабильный больной «упаковывается» в позе «солдатика» - то есть в струнку, ноги прямые, руки по швам; ремни держат лодыжки, запястья, полностью охватывают торс человека – не причиняя ощутимых неудобств пациенту и лишая проблем медперсонал.
• По смысловой нагрузке. Лично мне кажется, что вступление, описывающие самоубийство Варвары, несколько портит впечатление. По моему скромному мнению, эта сцена «не смотрится» в начале произведения, она должна стоять там, где продолжает сюжетную линию. Но это только мое ИМХО .


Я написала:

Вам следовало бы самой отписаться для начала о том, как вы сами смотрите на этот текст: в чем, по вашему мнению, плюсы и минусы, на какой жанр вы ориентировались, что хотели показать-обличить-обрисовать в сем сочинении.

Alena_Dozhdeva написал(а):

Художественная литература.

Это не жанр. Если вы хотите представить произведение издательству, вам нужно достаточно четко указать жанр ну или связать текст с какой-либо существующей книжной серией, что определяет в свою очередь отделение редакции в издательстве, куда направится рукопись: любовный роман-драма, социальная проза, женские истории... что там еще? Прежде чем писать аннотацию, определитесь с этим.

Роман о странной любви, рождающейся спонтанно и ломающей судьбы. О человеческой трагедии, с которой не хватает сил бороться в одиночестве. О таинстве, которое спешит нарушить общество, не принимающее инаковость даже собственных детей. Об отчаянном самоубийстве и сумасшествии, ломкости и хрупкости сознания, принятии общественных ценностей в ущерб своим, дабы остаться на плаву.
События разворачиваются сразу в нескольких временных плоскостях, раскрывая причинно-следственные связи поступков. Мы разматываем цепочку и приходим к пониманию трагедии созданной собственными руками, но не без помощи всех участников. Герои расходятся в разные стороны искать счастья, пытаясь забыть всё, что успели сделать.

О как! Немножко пафосно, но в общем - красиво Только прошу вас - не пишите всё это в синопсисе и аннотации, когда будете отсылать рукопись в издательство! Большинство редакторов читают именно синопсисы и знакомятся, бывают, с аннотациями (экономят время и нервы ) - поэтому, скорее всего, редактор, наткнувшись на такие абзацы, просто скажет: не подходит! Слишком сложно, заумно, "воды не по делу" много, депрессивность по школе Кена Кизи зашкаливает - кто будет читать? Вот так они и рассуждают.
Аннотация должна показывать "товар лицом", даже чуть-чуть привирать. Например, так:
"Перед читателями разворачивается захватывающая и трагическая картина любовного треугольника, где в клубке отчаянной страсти, ревности и боли сплетаются судьбы трех: Серафима, Виктории и Анастасии. У каждого из них - своя история, своя боль и свои мечты о будущем; они не связаны ничем, но разлука для них еще мучительней, чем раздираемый противоречиями греховный союз, осуждаемый родителями, друзьями и просто соседями. Секс втроем, полулегальные вечеринки хиппи, "система в системе" со свободной любовью и наркотической нирваной, "прелести" жизни в коммуналке и обыкновенная человеческая доброта, повстречавшаяся в палате для суицидников в психиатрической лечебнице - все это вы прочитаете в современном и дерзком романе Алены Дождевой..." как там роман называется?
Заметили разницу? Я чуток приврала в этой аннотации, даже не приврала. а преувеличила кое-что - то есть, всё, что я упомянула - есть, но не в таких раздутых размерах. Но именно на такие наживки редакторы клюют, а потом клюют и читатели

[Татьяна Ка.]

Вторую неделю мучаюсь с синопсисом и аннотацией. И так плохо, и этак не подходит. Мыслей много, но связать их и сжать не получается.

[Лилитанна]

Татьяна Ка. ю нид хелп?

[Alena_Dozhdeva]

Лилитанна, спасибо за пристальное внимание.
Конечно, же керосин, и как описано, а она не хотела его глотать, а хотела поджечь себя на самом деле. И проглотила случайно.
Правда, если писать такую аннотацию, я бы не стала читать если честно , но такие в основном на обложках и есть.
Зато я теперь определилась кажется с жанром.
Спасибо.